Дедлайн был 8 апреля – Поиск, 1995, 14.15). Спортивные комментаторы не могут обойтись без прессинга и форсинга, без аутсайдеров и рефери, без спурта и смэша… Воистину стали реальностью классические фразы из фельетонов десятилетней давности: Дайте мне вайтовые трузера на зиппере. Я буду в них кайф ловить! Мне ринганули, что ты новый диск купил. У нас сегодня сейшн – приходи, пошейкуем.
В последние годы появился термин – интержаргон, которым обозначают живущий в молодежных кругах сленг, вызванный увеличением информации, получаемой на английском языке, общей модой на него и на все американское, подражанием американскому образу жизни. Жаргон этот, связанный с приспособлением английских выражений, почерпнутых главным образом из фильмов и песен, торговых проспектов и броских упаковок, к родной фонетике и грамматике, существует во многих языках и в известной мере обеспечивает даже взаимопонимание его носителей, разумеется, в кругу общих интересов. Во всяком случае, он духовно объединяет молодежь одного настроения, служит средством самоутверждения.
Молодые люди возвышают себя в собственных глазах, когда щеголяют словечками гирла «девушка», кейс «портфель», трузера «брюки», лейбл «фирменная этикетка» – утверждал журналист несколько лет тому назад (ЛГ, 1986, 32). С самого начала интержаргон тесно связан с рок-музыкой и с тем андерграундом, о котором уже шла речь. Употребляя слова суперхит, смикшированные композиции, макси-сингл, диск-гигант, хэппенинг и десятки подобных, особенно же всеизвестные имена певцов и музыкантов, названия рок-групп и отдельных хитов, носители интержаргона сразу же устанавливают личностный контакт с собеседником, даже если он и иностранец того же умонастроения. Интержаргон все больше становился попыткой молодежи создать свой собственный мир, уйти на дистанцию от взрослых, долго ограждавших ее от остального мира и не обеспечивших ей американского уровня жизни. Это драматично показано в повести В. Кунина «Интердевочка» («Аврора», 1988, № 2) и в снятом по ней фильме, где, кстати, богато представлен и интержаргон.
Переплетая интержаргон со словоупотреблением (и только ли со словоупотреблением?) наркоманов, его носители в условиях свободного рынка стали богатеть и открыто бороться за свое место под небом. Это уже не наивная толпа всяких панков и хиппарей, а иерархически организованная тусовка, состоящая, по свидетельству знатока, из таких лиц, как вандерлоги (средней стоимости джинсы «Мальвина», свитер «Бойз», туфли-мокасины), бандиты (дорогой черно-малиново-зеленый спортивный костюм «Адидас», туфли «Инспектор» или высокие кроссовки, кожаная куртка; это «грозного вида ребята, что охраняют либо, наоборот, грабят кооператоров»), утюги, то бишь фарцовщики (очень дорогие джинсы, кроссовки и бейсболка американского производства; «утюжить – это не профессия, это образ жизни») и, наконец, живущие еще круче мажоры – металлисты, рокабилли, пижоны (одежда, купленная на доллары, например косуха – кожаная куртка с косой молнией, брюки от «Вандербильта», настоящий клубный пиджак) (АиФ, 1991, 42).
Появившиеся в новых газетах описания светских событий, игр в казино, ресторанных приемов и развлечений «ночной жизни» придают жаргону некую авторитетность и пропагандируют его. Как правило, это увязывается со звездами эстрады и модными танцами: Москва танцует рэгги… Случилось то, о чем Лада Дэнс в своей песне «Жить нужно в кайф» и не мечтала… В дискотеке клуба «Не бей копытом!.. доморощенные поп-вариации… «рэгги в ночи»… Выступавшая на открытии первой московской рэгги-дискотеки группа «Джи-дивижн» – проект довольно известного в городе растамана… (Экстра-М, 1995, 14).
Не случайно критик С. Золотусский жалуется на попсу, на «наступление пошлости, преобладание “социально близкого” языка, а значит и “мышления” (с ударением на ы)» и исчезновение рубрик серьезной поэзии и литературы в газетах и на ТВ, где крутят одни и те же клипы. «Жить нужно в кайф», – поет «бэби ту найт» с русско-нерусским именем Лада Дэнс. «Делай как я, думай как я», – делает удивительно одухотворенное лицо Богдан Титомир. Исполнение таких песен еще можно объяснить как сознательную гиперболу тусовочного языка трудных подростков, но когда исполнители начинают говорить «прозой» – исчезают сомнения (РВ, 7.12.93).
Они, эти подростки, хоть и уединяются, обособляются, объединяясь интержаргоном, уже претендуют на известность и общественное признание: Вы почему-то совсем не пишете о хайлафистах. Через пятнадцать минут за мной и моим парнем заедет его отец, и мы поедем в манеж (бассейн, бадминтон, библиотеку, дрессировать собак, заниматься музыкой…), а, представляете, мы не хотим никуда ехать – мы хотим выйти на улицу и сходить в дискотеку – просто побеситься. А нельзя – мамы скажут: «Не надо, лучше скажи, может, тебе еще чего-нибудь купить?» (КП, 28.1.92).
Этим, конечно, изничтожается сила интержаргона, прилипчивая заманчивость его средств с их зашифрованным смыслом, как, впрочем, и любого жаргона, сохраняющегося вопреки общественному осуждению и гонениям. Жаргоны всегда зарождались в сословных или профессиональных кругах, объединяя лиц одного занятия и общих потребностей, особенно когда нужно скрыть их от людей других групп, от «не наших». В то же время внутри себя они нуждаются в ярких и звонких, новых и острых средствах выражения, соответствующих корпоративному вкусу и противопоставленных общей норме. В силу этих особенностей они обычно неустойчивы, преходящи, но интержаргон заслуживает внимания именно потому, что, соответствуя нынешней общей ориентации русской публики, отнюдь не предстает быстротекущей модой и грозит засорением общего языка, длительной «стейтсовой» или «джапанской» болезнью.
Культура литературной речи, связанная с явно меняющимися сейчас эстетикой, этикой, психологией, вообще притуплена вульгарной привлекательностью жаргона, отчего и интержаргон может и не подвергнуться переоценке с возрастом, а из юношеского развлечения превратиться в постоянное увлечение. Излишняя до устрашения масса вполне и более или менее оправданных заимствований создает фон, на котором даже интержаргон может казаться согласным вкусу дня и оказывать деформирующее воздействие на литературный стандарт. Это одна из причин, почему трудно, говоря об иностранных словах в русском языке, обойтись без культурно-речевой оценки.
Но переходя к анализу противоречивых мнений о наблюдающемся иноязычном потопе, очень важно не сволакивать в одну кучу разные пласты заимствованных слов. Ведь принципиально различить те, что пришли в устном общении, и те, что появились в письме. Далеко не ко всем применим самый распространенный контраргумент: иностранное слово, де, малопонятно: «малопонятность», отстраненность от ассоциаций общего и бытового языка является важной и желательной чертой терминов, вообще научного языка, рубрикаторов бизнеса.
Не вдаваясь в эту интересную проблематику, укажем лишь на многозначительный для наших наблюдений факт: сегодня американизмы ведут наступление по всему фронту, ибо отвечают ценностным ориентациям и влиятельных в сегодняшнем обществе кругов, и простых людей, от высших руководителей до мелких бизнесменов, от интеллигенции до молодежных группировок, одинаково уставших от идеологического разнобоя после обвала державного здания у себя дома и ищущих спасения в заокеанских идеалах. Среди них и жаргонизмы, и научные термины, бытовые реалии и политические абстракции, охватывающие все сферы. Они ярко иллюстрируют совмещение сегодняшним вкусом разговорности и книжности.
3.5. По сложившейся традиции оценка заимствований у нас по большей части отрицательная, даже раздраженно-язвительная применительно и к отдельным словам, и к процессу как таковому: «На каком языке мы стремимся разговаривать? Вызывает недоумение стремление политиков, комментаторов, руководителей маленьких и солидных контор к месту и не к месту применить как можно больше иностранных слов. А в результате вся наша речь становится все темней и невнятней. Вот разговор почтенных дачников, услышанный в электричке: «Вчера ночью у меня приватизировали куст красной смородины». Стоящая вблизи симпатичная старушка одернула разговаривающих, что грех, мол, на людях так выражаться (КП, 18.7.92).
Приведя образец бытовой речи молокан в Америке – «Иван, закрой уиндоу, а то чилдренята простудятся», уже цитировавшийся журналист вопрошает: «Не кажется ли вам, дорогие читатели, что язык современной московской публики все больше начинает походить не на русскую речь, а на американо-молоканскую? Недавно московский «Коммерсантъ» начал издаваться под кентаврообразным названием «Коммерсантъ-daily». Конечно же, оригинальнее и живописнее было бы название «Коммерсантъ-симбун», особенно если бы слово симбун печаталось японскими иероглифами. Но ведь daily – это тоже шикарно!.. Называть ликвидаторов терминаторами (имеется в виду фильм, который, по справедливому мнению автора статьи, надо было назвать «Ликвидатор», а не «Терминатор», ибо терминатор по-русски это «граница между дневной и ночной зоной на поверхности планеты», а отнюдь не сыгранный Арнольдом Шварценеггером герой-уничтожитель. – В. К.) так же нелепо, как называть журнал магазином, банковский процент – интересом, диссертацию – тезисами, а самогонку – ликером. Английские слова magazine, interest, theses вместе с русскими словами магазин, интерес, тезисы составляют компанию так называемых «ложных друзей переводчика» (Радикал. Еженедельное приложение к газете «Деловой мир», 1992, 39).
Вот набор типичных высказываний, в которых, кроме доказательств нецелесообразности заимствований без особой надобности, обращают на себя внимание указания на неточности употребления заимствуемых слов:
Неужто вместо масс-медиа нельзя сказать средства массовой информации? Спонсор, макияж, мейкап, хиллер (исцелитель, по-английски пишется с одним л), коп (полицейский)… Ангажировать, ангажированность: писатель всегда ангажирован собственным талантом. Неангажированность – равнодушие к судьбам человечества… Фрустрационная толерантность в экстремальных условиях – устойчивость к предельным нагрузкам… Страшные вещи творятся! Художники коммерциализуются, политики коррумпируются, поэты ангажируются! Остается добавить, что, увидев такое, читатель фраппируется, а русский язык при этом компрометируется