Находясь в нетрезвом состоянии, три гражданина в штатском обыскали задержанного, вывернули ему карманы… В ходе проведения этих мероприятий довольно быстро выяснилось, что никаких наркотиков у прохожего нет (Изв., 22.10.92). Был предъявлен ордер на обыск его квартиры… «Добро» на это мероприятие дал МБР Генеральный прокурор… Обыск был абсолютно бессмысленным мероприятием, поскольку МБР обнаружило только огромное количество папок с научными работами (Изв., 23.10.92). Проводилось мероприятие под кодовым названием «Гастролеры». Говоря по-простому, в Москве была облава на иногородних преступников (Изв., 27.1.93).
Бывший вице-премьер, отстаивая опущение слова народного в названии Министерство образования, заметил: «Разве бывает антинародное образование?» В этом, несомненно, отразилось общее настроение, но отнюдь не вдумчивый анализ, который подсказал бы более уместный антоним ненародный, и уберег бы министра от вряд ли им осознанного, но по небрежности формулировки ощутимого призыва к замене образования эгалитарного, всеобщего элитарным, избранным. Вызывают сомнение и возражения против словосочетания ответственный работник на том основании, что нет, де, безответственных, но это антоним для значения „имеющий развитое чувство долга“, здесь же в виду имеется значение „принимающий по должности решения“ (антонимы технический, не-ответственный). Самое сочетание отвращает, потому что много бед принесли эти номенклатурные ответработники, но это уже не лингвистическая проблема.
Уходя от двоемыслия и деформации общечеловеческих понятий идеологическими шорами, только естественно стремиться к новым нескомпрометированным словам или к «очищению» старых слов. Наиболее серьезны процессы своеобразного восстановления первоначального смысла во многих словах, деформированных в смысловом отношении внесением идеологического ограничителя. Так, понятия справедливости и правосудия сужались определениями советская справедливость, пролетарское правосудие, а самые слова как бы теряли полный диапазон своей семантики; ср.: выдающийся виртуоз, монументальный памятник, реальная действительность, а теперь и альтернативные выборы.
Философ М. Капустин в статье «Однополушарное мышление» указал на ненаучность и нелогичность соединения гетерогенных понятий, находящихся в разных плоскостях, например в распространенных определениях меньшевиствующий идеализм, социалистический реализм и под. (ЛГ, 1989, 24). Обеднение содержания понятий определениями типа социалистический реализм, социалистический гуманизм, социалистический интернационализм, социалистическая демократия поясняется так:
«Социалистический реализм – это не какой-то более богатый и глубокий реализм, чем все его прежние разновидности, не тот реализм, который в максимальной степени отражает всю правду жизни, а тот, который отражает требования из 5–7 пунктов, сформулированных разными Ждановыми и Ермиловыми… Социалистический гуманизм – это не какое-то там “абстрактное” (“трухлявое” или как там еще?) человеколюбие, ставящее превыше всего жизнь и счастье человечества и отдельного человека, но “гуманизм”, на знамени которого написано “Кто не с нами, тот против нас”… Социалистическая демократия часто означала не ту, которая выше, шире, глубже не-социалистической и до-социалистической (“буржуазной”, “рабовладельческой” и т. п.), а ту, которая у́же, которая “не для всех” и которая приводила в итоге к ситуации “человека-винтика”, которая прекрасно уживалась с уничтожением крестьянства, травлей интеллигенции, обожествлением Вождя» (Г. Водолазов. Ленин и Сталин. «Октябрь», 1989, б, с. 4).
К сожалению, пример заразителен, и мода давать подобные определения не изжита; социализм продолжают называть бюрократическим, государственным, авторитарным, деформированным… «Возникают в итоге определения, разрушающие сами себя. Бюрократический (т. е. не демократический) социализм – это же не социализм, это все равно, что «горячий лед» или «холодный огонь» (там же, с. 28).
Снятие прежней идеолого-политической печати со словосочетаний такого типа увязывается как с признанием приоритета общечеловеческих ценностей (их называли классово-враждебными или абстрактно-гуманными), так и с тяжелыми воспоминаниями действительности, маскировавшимися этими формулами (ср.: Бурные дебаты идут у нас вокруг места общественных наук… начать переход высших учебных заведений на новую систему преподавания гуманитарных и социально-политических наук, как их теперь называют – Изв., 25.10.90).
Выражение культ личности появилось как обозначение величайшего достижения гуманистической культуры при смене классицизма – возвышения человека, личности как высшей ценности; советская эпоха вложила в него прямо противоположный смысл (народная мудрость среагировала на эту подмену известным анекдотом брежневских времен: был в Москве, рукоплескал лозунгу «все для блага человека» и даже видел… самого человека).
Соответственно семантические процессы приобретают болезненную остроту и протекают чрезвычайно бурно, с перехлестами. Так, стремление уйти от политико-управленческого значения слова советский приводит вообще к отказу от этого прилагательного, к образованию нового производного от слова совет, когда это необходимо по стечению обстоятельств: Безнаказанное распространение околосоветовской группировкой огульных обвинений… стало чуть ли не нормой (о процессах, инспирированных Верховным Советом РФ. РВ, 18.8.93). Один из лидеров верховносоветовской группы (РВ, 21.8.93).
Беда еще и в том, что отмежевание новых словоупотреблений, их идеологическая стерилизация сопровождается сплошь и рядом их новой идеолого-политической односторонностью. Об этом хорошо сказано в статье «Оборотни в мире слов»: Люди, которым слова – профессиональный инструмент, в кошмаре: слова, на вид надежные, пахнут ложью… Омонимы: наш спикер ничего общего со speaker’ом не имеет… Назвав государственный бандитизм «административно-командной системой», его укрепили… Мэр, президент, субпрефект – маскировка, ибо на деле у нас это не полнокровные слова. Консерватизм в мире слов отражает отсутствие динамики в мире реальности. Нынешняя политика увлечена экспортом слов, потому что иного экспорта нет, – реформа, приватизация, ваучер. «Ваучер» не является ваучером, «приватизация» – приватизацией, «парламент» – парламентом. Каждый удав именует себя брандспойтом (МН, 1992, 51–52).
Слова, получившие новое значение, употребляются и в прежнем, но со временем второе может стать нежелательным и устаревшим, даже забытым. Время может превратить устойчивые лексико-семантические варианты слова в разные слова-омонимы.
По аналогии с термином «советизмы», т. е. слова, отразившие события и преобразования жизни после 1917 года, анализируемые нами актуализирующиеся значения, переосмысления, возвращенные в живой обиход забытые слова и т. д. могут рассматриваться как «постсоветизмы» или даже «антисоветизмы», ибо их семантика содержит долю «несоветское» вместо «советское». Они отрицают то, что называлось «советским образом жизни» с его собственно идейно-социалистическими и иными характеристиками; «не наше» изображается в них как «наше» и наоборот. Скажем, дефиниция слова биржа сейчас нейтрализована, тогда как в словарях советской эпохи была идеологизирована (вводилась пометой «В буржуазных странах:…»). И, напротив, слова, обозначавшие советские реалии, теперь «напрашиваются» на ограничительную помету (пионер – член детской организации, существовавшей…).
4.4. На общей волне наблюдается семантическое развитие и слов, непосредственно не отягченных очевидными идеологическими или социально-политическими коннотациями. Показательны такие употребления: К итогам референдума надо подходить взвешенно, очень взвешенно… Итоги референдума отнюдь не однозначны… Прилагательные взвешенный и неоднозначный явно приобретают новое для себя значение „осторожный, продуманный, некатегоричный“, но лишенное их определенности.
Можно напомнить уже рассмотренное драматически (принципиально лучший), асимметричный (совершенно неожиданный), качественно (в принципе – иначе: Ей надо было придумать, как теперь говорят, что-то качественно новое (Форум, 1993, 4, с. 54). Привычные огласить, про(за!)читать решительно заменились стилистически нейтрализованным озвучить: Президент же свою новость – а он подчеркнул, что озвучивает ее впервые, – подал не в условном, а в изъявительном наклонении… В сущности, ничего специфического в этом вечном процессе обновления приевшихся средств выражения (о вечном поиске «свежих слов» писал Л. А. Булаховский в «Курсе русского литературного языка», М., 1937, сс. 60–61) нет, кроме необычно высоких темпов его нынешнего развертывания.
Волна обновления захватила как бы заодно с идеологически окрашенными и совершенно немаркированные, вполне нейтральные средства выражения. Появляется, например, техническое значение „присоединяемая аппаратура различного назначения“ у слова периферия: Компьютеры, принтеры, периферия по самым низким ценам (Изв., 14.10.92). Во многих подобных случаях (ср. ставшее важным не только для перелетов в самолете, но и для тривиальной поездки в автомашине приказание Застегните ремни, которое привело бы в недоумение русского человека еще десятилетие тому назад) достаточно трудно с определенностью говорить о сдвигах в семантической структуре слова (например, слова ремень), хотя налицо чувствительные стилистико-оценочные и смысловые изменения.
Любопытно употребление слова оригинальный в значении „фирменный“ (иноязычное влияние?): Постоянно в продаже оригинальные запасные части для автомобилей «Шкода» (Экстра-М, 1998, 24; там же: