(Изв., 9.6.93).
Синонимично пространству выступает поле, причем его конкретно-вещественное и отвлеченно-метафорическое значения создают условия для юмористического обыгрывания: Большая игра в коридорах власти на «конституционном поле»… IX съезд народных депутатов окончательно расколол пресловутое «конституционное пространство»… Мы существуем в безбрежном «конституционном пространстве» (недаром этот термин появился в речах депутатов!), но отнюдь не в строгих правовых рамках Основного закона государства (Изв., 7.4.93). Депутаты собрались и сели в конституционном поле… Установив практику перманентной перекройки основных законов, законодательный корпус de facto исходил из того, что искомое «конституционное поле» находится там, где в данный момент времени присели депутаты. А если «конституционное поле» находится как бы везде, где того хочет съезд, то практически оно вообще перестает существовать (Коммерсант, 1993, 12). В. Зорькин призывает не творить Конституцию на «неконституционном поле» (Сегодня, 18.5.93). Президент России и главы республик ищут согласия на новом конституционном поле (Изв., 27.5.93). Во имя личных интересов они загоняют нас в ловушку, которую называют «конституционным полем» (Сегодня, 17.6.93). Олег Лобов за единое антимонопольное поле СНГ (Сегодня, 12.5.93). Они ничего не боятся… Идут на обман, подлог, подтасовки, на наглый прессинг по всему административному полю (МП, 27.5.93). Две основные противодействующие силы, обозначившие себя ранее по вопросам проведения реформ и референдума, теперь противостоят друг другу в «конституционном поле»… Бойтесь беспредела конституционного пространства, в котором растворится любая власть (Изв., 5.6.93). В. Баранников не только сам остался в конституционном поле, но и призывает к этому других (Пр., 30.7.93).
Важно констатировать, что идет массовое напряженное фразеотворчество, дополняющее уже рассмотренную всеохватывающую (прибегая к модному слову – обвальную) проверку на точность и прочность, на пригодность для новых условий, всех привычных терминов, ходячих формул. Очень многие известные фразы удаляются в запасники и забываются, очень многие из сохраняющихся, как мы видели, вызывают сомнения, уточняются, меняются, переосмысляются семантически, оценочно, стилистически. На глазах складывается новая фразеология, новая идиоматика.
Эти процессы, как и формирование нового политического словаря под влиянием каждого «текущего момента», не заслужили, к сожалению, достаточного внимания со стороны лингвистов, не стали до сих пор объектом исследовательской русистики. Причиной тому и то, что филология традиционно признает достойным предметом анализа преимущественно лишь художественные тексты, и то, что коммуникация в политике, отражаемая масс-медиа, была у нас омертвелой, строжайше регламентируемой сверху.
В условиях сегодняшнего динамичного естественного развития эти причины отсутствия интереса обернулись, по совершенно справедливому мнению авторитетной исследовательницы, факторами повышенного внимания к тому, что она называет КСТМ – ключевыми словами текущего момента (Т. В. Шмелева. Ключевые слова текущего момента. Collegium /Киев/, 1993, 1, cc. 33–41).
Т. В. Шмелева обсуждает перспективы изучения лингвистических примет таких слов и состав их словаря. Среди первых перечисляются практически все стороны жизни слова – от его грамматики до места в композиции текста: высокая частотность, текстовое пространство (употребительность в заголовках), грамматический потенциал, сочетаемость, парадигматика (синонимические и антонимические отношения), онимическое употребление (в качестве названий), употребление в дефинициях, языковая рефлексия (сопровождение оценкой), использование в языковой игре. Для словаря ключевых слов характерной признается подвижность, быстрая сменяемость его состава; предварительные исследования показали, что в нем около сотни слов, распадающихся на пять семантических групп – время, социум, субъекты (эти три, видимо, константы словаря ключевых слов), право, рынок.
6. Активные процессы в словообразовании
6.1. Меняется продуктивность ряда словообразовательных моделей: некоторые ее увеличивают, другие сокращают. Исследователи отмечают повышенную интенсивность русского словообразования в целом, особенно в сегодняшней газетно-журнальной публицистике, пишут даже о «номинативном взрыве» как примете «языка перестройки» (ср. В. И. Максимов и др. Словарь перестройки. СПб., Златоуст, 1993).
Большинство авторов (например: Е. В. Говердовская. Новые существительные в лексике современного русского литературного языка. РЯШ, 1992, 3–4, с. 48) при этом полагают, что новации обновили словарный состав, «однако ни в коей мере не затронули ни сути лексической системы, ни системы словопроизводства современного русского литературного языка. Все новые слова образованы при помощи тех способов словообразования, по тем словообразовательным моделям, которые были продуктивны и раньше. Процессы заимствования и актуализации лексических единиц тоже развиваются традиционно. Но нельзя не обратить внимание на резко усилившееся (и не всегда оправданное) влияние английского языка».
Фактический материал вряд ли позволяет согласиться с этим самоуспокоительным выводом, который сам автор ослабил многозначительной ссылкой на англоязычное влияние. Если бы только!
Разумеется, не вызывают беспокойства словообразовательные модели, повышающие продуктивность строго в традиционных рамках, как, например, производство названий лиц с суффиксом -ик (-ник): бюджетник (как собирательное наименование всех живущих за счет бюджета – служащих, пенсионеров, учащихся: тех, кого раньше называли служащими, а теперь переименовали в «бюджетников». АиФ, 1994, 21), теневик («Теневики» помогают заключать коммерческие договора, имея при этом процент со сделок – с толкованием «лидеры криминального мира». Изв., 15.3.95; вышедшие из тени теневики. Изв., 16.3.95), боевик, биржевик, рыночник (на роль недостающего рыночника в Правительстве был выбран Гайдар. РВ, 7.10.93), налоговик (работник налоговой полиции: Четверо налоговиков уволены по причине «морального несоответствия. Изв., 2.2.95), силовик (Эстафетная палочка передана следующему силовику – Виктору Ерину. Изв., 27.1.95; Хуже не бывает, когда член правительства, министр-силовик… срывается на брань. Изв., 4.2.95), деловик (Коварство чеченских деловиков. НГ, 23.7.92).
Ср.: ужастик (Любители «ужастиков», т. е. триллеров. ВМ, 2.3.95; «Ужастик» хорошо смотреть на ночь, особенно после программы новостей – на фоне того, что сейчас происходит в действительности, целлулоидные страсти уже не кажутся страшными. МН, 1995, 4) или ужасник, а также страшилка (Я не поклонник ужасников. Сегодня, 8.6.93; Авторы актуальных страшилок не то прогнозируют, не то планируют. Обозреватель, 1995, 8, с. 6); бомжатник (Необитаемое здание, превратившееся в старый «бомжатник». Сегодня, 30.4.93).
К таким моделям можно отнести образование названий лиц с суффиксами -ец, – овец (горбачевец, гайдаровец, лужковец; ОМОНовец), процессов-действий на -ация (приватизация, гуманитаризация, либерализация, люмпенизация, купонизация, талонизация, информатизация, демократизация, суверенизация, долларизация и дедолларизация, ср.: тотальная «сникеризация» российского кондитерского рынка – Капитал, 29.8.95) или общественно-политических течений на -щина (сталинщина, брежневщина, горбачевщина, рашидовщина, чурбановщина, гайдаровщина (и гайдаризм), жириновщина, андреевщина, а также официальщина, а также митинговщина, преобразованщина (Я и такие, как я, уже намечены негласно в качестве неизбежных жертв надвигающейся «преобразованщины», а попросту говоря – контрреволюции. ЛГ, 1990, 42).
Однако рост продуктивности ряда моделей связывается с излишне вольным расширением круга производящих основ; особенно болезненно совмещение роста продуктивности отдельной модели за счет экспансии основ из просторечных и жаргонных сфер, а также иноязычных основ. Так, вызывают неодобрение многие новообразования с суффиксом -ость от глагольных основ: Отделы средств информации могут каждое утро созывать по каналам данных квоты смотримости передач предыдущего дня… Борьба за смотримость… (Гутен Таг, 1992, 9). Ограничения мотивировались стремлением улучшить собираемость налогов в госказну Изв., 23.3.95).
Другим примером могут послужить отыменные глаголы с инфинитивом на -ить: Достаточно добавить слог в начале или в конце, кое-что изменить, и новорожденного уже не узнают собственные родители. Например, «Ксерокс», компания, которая болезненно реагирует на то, что ее официальное название используется в качестве глагола, вполне может не обратить внимания на появление такого слова, как «отксерить» (Изв., 6.2.93). Попросил отксерить один документ (Сегодня, 25.6.93). Чего ж тут «референдумить», коли белорусы в большинстве своем говорят именно на русском (АиФ, 1993, 19).
Здесь уместно упомянуть рассматривавшиеся в разных разделах новые прилагательные (часто с суффиксом -ов-) в параллель к существующим: советовский и совковый, центровой, рисковый, комфортный, фирмовый. Различие тут глубже и скрытнее естественных соотношений: волжский – по реке Волге, волговский – по автомобилю «Волга», кристальный – от кристалл, кристалловский (качественная кристалловская водка рискует стать раритетом. Экстра-М, 1994, 7) – по заводу «Кристалл»; ср. также: