Правота учёных будет подтверждена через девять лет. Авдонин продолжит искать цесаревича Алексея и великую княжну Марию. 29 июля 2007 года в том же Поросёнковом логу, но чуть в стороне упрямый Авдонин найдёт останки мальчика и девушки, и среди костей будут лежать пули и керамические черепки от бутылей с серной кислотой, которой пытались уничтожить трупы.
Раскапывать захоронение Авдонину помогут волонтёры из екатеринбургского военно-исторического клуба «Горный щит», а извлекать останки поисковики будут под пение хора женского монастыря. Генетическая экспертиза подтвердит: это Алексей и Мария, недостающее звено всей истории. Значит, в поисках всё было правильно. Всё.
17 июля 1998 года, ровно через 80 лет после расстрела, останки Николая Александровича, Александры Фёдоровны, Ольги, Анастасии и Татьяны Романовых были похоронены в императорской усыпальнице Петропавловской крепости Санкт-Петербурга. В соборе, обнажив голову, стоял Президент России Борис Ельцин, искупивший свою вину за снос Ипатьевского дома, а патриарх Алексий II отслужил службу в Троице-Сергиевой лавре. Гражданские и церковные власти приняли вынужденное разногласие с достойным смирением. Власть сказала: «Сам факт погребения императора важнее церемонии». А церковь ответила: «Бог истинно ведает, о ком сейчас печалуется кесарь. Пусть убиенные покоятся в мире».
Эскадрон химер летучих
Опять казалось, что Россель тонет.
На выборах 12 апреля 1998 года «Преображение Урала» откатилось в аутсайдеры — на третье место. В знак протеста против разгона студенческого митинга в отставку подал первый вице-премьер областного правительства Анатолий Гайда, теоретик Уральской республики и руководитель избирательной кампании ПУ. На работоспособности команды Росселя уход Гайды не сказался, но был весьма нехорош для имиджа.
А вот Чернецкий отлично провёл юбилей города и осенью 1998 года нанёс команде Росселя новый удар: устроил коррупционный скандал вокруг генерала Краева, начальника ГУВД области. Команда Росселя пересчитывала пальцем зубы во рту, а Чернецкий 31 декабря появился в телике вместе с героями пиар-проекта «Кроме нас — некому!» и, поздравляя горожан, сказал: «С Новым годом, годом нового губернатора!»
Чернецкий шёл в атаку, Россель укреплял оборону, сгущались тучи великого побоища, молнии лупили через всё небо, но вдруг на ратном поле обнаружилось ещё одно войско — лихая шатия-братия Антона Бакова. Баков рассудил: ему надо напасть на Чернецкого. Если это поможет Росселю победить, то Россель пожалует Бакова наградой. А если Чернецкий и Россель разгромят друг друга в пух и прах, то у Бакова появится возможность продвинуть своего губернатора.
Шатия Бакова называлась «Май» — движение трудящихся за социальные гарантии. За свою долгую и бурную карьеру Антон Баков насоздавал множество социальных фантомов — странных организаций, которые на деньги Бакова имитировали общественные институты. Чем они были? Партиями? Профсоюзами? Коммерческими структурами? Экстремистскими группировками? Криминалом? А ни тем ни этим. Какие-то привидения гражданских позиций. Эскадрон химер летучих. «Май» получился самым клыкастым, когтистым и агрессивным призраком.
Он существовал на деньги СМЗ — Серовского металлургического завода. СМЗ принадлежал мутной полусингапурской компании TWAL, уставной капитал которой составляли 20 картин актуальных художников из Питера. А завод был градообразующим предприятием стотысячного города Серова. Завод «лежал на боку», в заводской столовке в день обедали три-четыре человека. Посредством непонятных распасовок в апреле 1997 года гендиректором СМЗ стал Антон Баков — вообще-то инженер-металлург по образованию. Россель это назначение одобрил.
Баков взялся за предприятие всерьёз. Он закупил на других заводах хоть и старые, но работающие агрегаты, переправил их на СМЗ, смонтировал и запустил. Завод ожил. Баков нанял молодых специалистов и обратно собрал СМЗ воедино из россыпи отдельных производств, на которые завод раздробили его прежние владельцы. Баков на четверть увеличил количество работников, поднял зарплату и сократил задержку по ней с семи месяцев до одного. В общем, Баков спас СМЗ.
Он оказался хитрющим администратором. Чтобы сохранить контроль над СМЗ, Баков то и дело перерегистрировал всю промышленную махину то в одном месте, то в другом. Из своего завода Баков сделал небывалое в экономике «народное предприятие» — акционерное общество по принципу «один человек — один голос» (а не «одна акция — один голос»). Это позволяло гендиректору Бакову руководить заводом через популистские технологи. Баков считал такой бизнес социально ответственным и реально доказывал свою правоту даже в кризисный 1998 год. Баков сохранил за СМЗ городскую социалку, платил надбавки к пенсиям, а для заводских столовок и магазинчиков в качестве талонов ввёл в оборот свои знаменитые уральские франки. (На одной из купюр был портрет хана Ибака, и рабочие СМЗ по-простецки называли франки «ебаками».)
Плакат Антона Бакова и движения «Май»
Видимо, деньги СМЗ и популистские технологии в бизнесе навеяли интригану Бакову многообещающую идею движения «Май». Баков учредил это движение в марте 1999 года в Серове, а в апреле зарегистрировал в Екатеринбурге.
Чем занимался «Май»? Его активисты устраивали пикеты, митинги и акции протеста, захватывали заводоуправления и целые администрации промышленных городков и принуждали к диалогу заводское и городское начальство. Движение грозно махало пролетарскими лозунгами, орало про справедливость и призывало к гражданскому неповиновению. В общем, майцы от души буянили, буйством своим оказывая давление на промышленников и связанных с ними чиновников.
Организован «Май» был по территориальному принципу. В городах области сидели префекты «Мая», обычно два префекта на город. Их обеспечивали всем необходимым, а они находили недовольных и организовывали бучу. В критических ситуациях «Май» увеличивал количество префектов. Видимо, выгоду от заварух Баков делил пополам с народом, потому что народ был премного благодарен.
И ещё «Май» двигал во власть своих кандидатов, причём мог и согрешить, устроив «карусель». Депутаты от «Мая» были то ли фракцией социал-демократов, то ли лобби Бакова. Короче, в деятельности «Мая» Баков умудрялся сочетать борьбу за идеалы гармоничного сотрудничества бизнеса и общества с борьбой за собственные экономические и политические (то есть шкурные) интересы.
Баков оплачивал работу «Мая» и определял его стратегию, а руководителем движения был Александр Бурков — соратник партайгеноссе Бакова ещё со времён кооператива «Малахит» и тоже бывший манси. В избирательную кампанию 1999 года Александр Бурков от движения «Май» баллотировался в губернаторы.
Волк и волкодав
Капитан Юрий Альтшуль был советским commandos. Командир разведроты спецназа ГРУ, универсальный солдат, исповедующий культ силы. Ветеран Афгана, русский Рембо, способный с ножом в руке остановить танк. Волкодав.
В начале 1990-х из стран Восточной Европы Россия вывела Западную группу своих войск, и Альтшуль оказался в Екатеринбурге. Его роту определили служить в 32-й военный городок. В советское время этот закрытый городок был мирным и зелёным, здесь все друг друга знали и даже квартир не запирали. А в 1993 году городок подмяли под себя оборзевшие новые русские, наркодилеры устроили притоны, кавказцы открыли подпольные цеха по производству шмурдяка.
Командование негласно попросило Альтшуля: помоги, наведи порядок… И капитан Альтшуль вышел на улицы со своей разведротой. Громилы-спецназовцы дубинками и берцами выбили из городка борзоту и наркоту. Альтшуль «построил» городок по-армейски. Однако за этот погром капитана Альтшуля кинули в СИЗО.
Все понимали, за что «закрыт» Альтшуль. Гарнизонный суд через год всё же освободил его, но из армии капитана демобилизовали — попросту говоря, выгнали. Альтшулю тогда было 28 лет. И он сделал вывод: волки-то остались, но больше нет хозяина, для которого волкодав идёт на хищного зверя. Волкодав теперь сам себе хозяин и может жить по своим волкодавским законам.
Альтшуль занялся более-менее понятным бизнесом — охраной. После погрома в 32-м городке у капитана была репутация отморозка. Охранную фирму Альтшуля нанял коммерсант Павел Федулёв. И скоро Альтшуль понял, что Федулёв — волк.
В начале 1990-х Федулёв прибрал к рукам пункты приёма стеклотары, бодяжил спирт и торговал «палёнкой»: это называется бутлегерство по-русски. Он нарубил бабла и поднялся. Его напарником стал Андрей Соснин, мелкий комсомольский функционер. Вдвоём Федулёв и Соснин ввязались в битвы приватизации, первого, но уже кровавого передела собственности. Оба этих волчары действовали нагло и беспринципно. Для них кинуть партнёра было делом обыденным. В 1995 году, завалив коммерсанта Якушева, они освоили решение проблем с помощью киллера. Беспредел компаньонов дошёл до того, что сутенёры отказывались обслуживать оргии в их офисе возле подшипникового завода — девочки боялись клиентов.
Федулёв и Соснин проворачивали грандиозные махинации и превратились в первых промышленников области, заполучив крупные пакеты акций супергигантов индустрии: металлургического комбината в Нижнем Тагиле, Качканарского ГОКа, «Химмаша» и Богословского рудника. Но вскоре Соснин решил сдвинуть Федулёва с бизнеса. Он перевёл активы на себя и осенью 1996 года переехал в новый офис.
Газета «Коммерсант»: статья о суде над убийцами Альтшуля
Павел Федулёв предупредил бывшего друга: весь новый офис Соснина вдруг траванулся кофе с клофелином. Но внушению Соснин не внял. И тогда в подвал его дома села засада. 22 ноября Соснин подъехал к своему подъезду, выбрался из машины в сопровождении трёх секьюрити — и вдруг всех разом скосил автоматный огонь из окошек подвала. Киллеры выскочили