– Вот видишь, барашек! Какой из тебя судья? У тебя ни верситета, ни титула, а туда же!.. Сапожником будешь, как твой батя! Может, разок настоящему судье каблук прибьешь, если у него оторвется. Но и то вряд ли: судьи носят такие отличные башмаки, что за век не сносятся.
Марек примерно такого и ждал, но все равно обиделся. Буркнул под нос:
– Дурак ты, Джош. Я для того и мечтаю, чтоб не быть сапожником. Не хочу, как батя. Хочу… ну, чтоб вышел из меня… кто-нибудь.
– Тихо, – Джош ткнул его локтем в ребро. – Голоса.
Все мечты за миг вылетели из головы. Друзья юркнули в сторону, замерли за кустом, навострили уши. В стороне, на соседней аллее, едва слышно хрустели шаги, сопровождаясь ворчаньем голосов. Несмотря на тишину, слов было не разобрать – только бур-бур-бур да вар-вар-вар. От этого становилось жутко.
– Сиди, – прошептал Джош, ухватив Марека за локоть.
Тот и сам понимал, что надо сидеть, как мышь, поскольку голоса приближались. Вот из ворчливой невнятицы выделились «ярмарка», «рассвет», «бургомистр». Марек пригнулся так, что чуть не лег на землю. Еще несколько шагов незнакомцев – и слова их стали различимы.
– Вы должны понять, сударь, что мое положение весьма прозрачно. Имеется явный конфликт интересов, который послужит указкой… Этого не нужно. Вы понимаете меня?
Сей голос, пускай и тихий, был отлично знаком Мареку. Он слыхал его каждую неделю в те прежние годы, когда батя еще давал себе труд водить сына на воскресные проповеди. То был голос епископа.
– Понимаю, – ответил второй, его Марек не знал. – Добавьте пять золотых, и все будет выглядеть случайностью.
– Совершеннейшей случайностью, сударь. Уясните: не должно возникнуть даже мысли…
Шаги прекратились. Двое замерли прямо у куста! Тот второй – не епископ – сказал так, что Марека пробрал морозец:
– Я знаю свое дело.
– Поймите еще одно: ночная новогодняя ярмарка дает отличную возможность, которая нескоро повторится. Как любой благонравный мещанин, он не любит выходить по ночам. Но сейчас он на ярмарке и отправится домой еще затемно.
– Я вас понял очень хорошо, – сказал второй. – Я вас, милорд, прекрасно понял.
Марек не мог видеть, но все же будто видел, как грузный рыхлый епископ и тот второй – жилистый, страшный – держали паузу, сверля взглядами друг друга.
– Доверюсь вам, сударь, – произнес епископ, и шаги зашуршали, удаляясь.
– Об оплате, – спустя минуту заговорил второй. – Сейчас вы дадите задатком половину. Остальное, будьте добры…
Голоса вновь стали неразборчивы, а через пару минут пропали в снежной тишине. Джош выполз из-за куста, осторожно огляделся, прислушался.
– Ф-фух, они убрались. Давай, Марек, идем, елка ждет!
Сын сапожника уставился на друга так, будто тот уронил голову в сугроб.
– Елка?.. Какая елка, Джош?..
– Память отшибло? Мы пришли за елкой для Молли Сью!
Марек похлопал глазами.
– Ты ничего не понял? Забудь уже идову елку! Эти двое убьют бургомистра! Мы должны сделать что-нибудь!
Пока Джош, разинув рот, пытался ухватить мысль, Марек потащил его туда, где осталась брошена лестница. Он шептал на ходу, от спешки выходило горячо и сбивчиво:
– Он говорил: бургомистр. Он говорил: рассвет. Понимаешь?.. Он говорил еще этот… явный конфликт. А с кем явный у епископа?.. Да с бургомистром же! За сад! Тот хочет чтобы сад был городом, а этот – чтобы нет! Ну, понял уже?
Джош сперва мычал про елку и пытался свернуть в сторону, но вот, наконец, ухватил суть. Аж споткнулся, так ухватил.
– Значит, с епископом говорил сасин?
– Асассин, да.
– Твою ж Праматерь!
Джош поежился, выпятил подбородок, надвинул дедов шлем на лоб и браво хлопнул Марека по плечу.
– Мы спасем бурхомистра! Идем же, чего встал!
Они бросились к стене сада, неуклюже стараясь бежать потише. Сад, прежде казавшийся сказочным, теперь выглядел зловеще: белые кости деревьев, цветники под мертвенным саваном снега. Каждый куст отдавался морозцем по хребту – а вдруг из-за куста выскочит асассин с длинным ножом в руке? Убийца стал вдвойне страшнее после того, как Джош назвал его этим жутким словом – асассин.
Но вот друзья достигли стены и, милостью Праматерей, легко нашли место, где бросили лестницу. Оглянулись, прислушались – нет, никто не преследовал их. Поставили лестницу, вскарабкались на стену. Перекинув лестницу на ту сторону, спрыгнули сами. Отряхнулись от снега, перевели дух. Джош отер лицо мокрой рукавицей, поправил шлем и сказал:
– Мы спасем бурхомистра и получим награду. И добро сделаем, и себе хорошо.
Он решительно зашагал в направлении ярмарки. Марек двинул следом за другом.
Дорожка, по которой они шли, была единственной преградою между чертой города и владениями епископа. Справа – забор городского погоста, в просветах меж досок виднеются памятники и черные жерла погребальных колодцев. Слева – стена епископского сада, через которую тут и там переклоняются костлявые лапища деревьев. Похожи на виселицу, что ожила, отрастила сучковатые руки, жаждет поймать жертву и втянуть в удавку. Возможно, только жуткая обстановка была причиной дурных мыслей, но отделаться от них Марек не мог. Поразмышляв на ходу, он дернул Джоша за рукав:
– Слушай… а куда мы идем?
– Ясно, куда! К шерифу.
– И что ему скажем?
– Ты будто маленький! Скажем: мы нашли злодея, который хочет убить бурхомистра. Защитите милорда, а нам дайте награду.
– Шериф спросит: чем докажете?
– Да ясно, чем!.. – отмахнулся Джош. Марек остановил его, развернул к себе.
– Пойми, Джош: нет у нас доказательств. Мы даже глазами ничего не видали, а только слышали. И вот мы скажем, что слышали, будто епископ хочет убить бургомистра. Два подмастерья обвиняют не кого-нибудь, а самого епископа! И без доказательств, понимаешь?
– Так мы же сами слышали!..
– А шериф нам поверит? А хоть кто-нибудь – поверит?
Джош растерялся.
– Да как же не поверить, если мы слышали… Ясно же слышали, каждое слово разобрали!
– Даже тут ты неправ. Мы сначала слыхали что-то про бургомистра, а потом отдельно – про какое-то скверное дело. Джош, пойми: шериф не поверит нам. Я б тоже не поверил, если б был на его месте.
Друг поскреб затылок, поморгал. Хмыкнул, сплюнул:
– Ну и ладно! Мы должны хоть попытаться! Не можем же просто смолчать!
Он снова зашагал к центру города – еще решительней, чем прежде. Марек снова нагнал и одернул его.
– Брат, ты не уяснил всю глубину. В этих «Записках судьи» был похожий случай… Если шериф нам не поверит, то бургомистру конец. Но если поверит, то конец – нам! Шериф затеет суд против епископа. Тот выйдет сухим из воды, ведь улик никаких нету. Но запомнит, кто ему насолил. Понимаешь? Епископ хочет прикончить самого бургомистра – так что ему два щенка-подмастерья?! Плюнет и размажет!
– Постой, Рик… Я не пойму: по-твоему, мы вообще не должны говорить? Мне такое не по душе! Не знаю, как там в твоей книжке, но в настоящей жизни люди так не делают. А кто делает – тот шакал!
– Я сказал, Джош, что нам не стоит говорить шерифу.
– Тогда идем скажем самому бургомистру! Он на ярмарке, мы его легко найдем!
– Плохо, что на ярмарке. Там тьма народу, полгорода увидит, как мы болтали с бургомистром. Епископ узнает, кто ему подложил свинью.
– Поговорим, как он уйдет с ярмарки.
– Джош, дружище, подумай: бургомистра убьют, когда с ярмарки уйдет!
– Тогда, может… – Джош задохнулся от силы идеи. – Ухх! Может, того… сами поймаем асассина? Подстережем и словим!
Оба поразмыслили, внимательно глядя друг на друга.
– Неа.
Сказали строго одновременно – так, что никто не показался большим трусом, чем второй.
– Мы не знаем асассина в лицо, – прибавил Марек нетрусливый аргумент. – Что ж нам, всех подряд ловить? Нет уж.
– И оружием подходящим не располагаем, – согласился Джош. – Если б меч, хотя б один на двоих – тогда бы да.
– Есть идея получше, – сказал Марек. – Напишем бургомистру записку и передадим с кем-нибудь! Никто и не увидит, что записка – от нас.
– Как же мы напишем, когда не умеем?
– На ярмарке работают писари – ну, открытки делают. Вот к ним и обратимся.
– Так писарь же тогда все узнает! Вдруг сам пойдет к бургомистру за наградой? Или хуже того – к епископу? Тот немало заплатит, чтобы сорвать нашу затею!
Сын сапожника широко улыбнулся, весьма довольный своей хитростью. Такая пришла на ум хитрость, что и судья из книжки позавидовал бы!
– Мы трем разным писарям скажем по нескольку слов. Записки порознь будут неясные. Чтобы понять – надо составить вместе.
Минут двадцать друзья потратили, чтобы дойти от погоста до ярмарки, и все время без устали спорили о содержании хитрых записок. Когда засиял впереди искровый фонарь на ратуше, а звуки песен и бубенцов полились в уши, друзья окончили сочинять тексты. Вот что вышло у них.
Записка первая:
«Милорд, имеем сообщить, что нонешней ночью мы пошли за елкой в сад господина Е. Перелезли мы стену и прошли немного, а потом услышали голоса двух господинов. Один из них был Е. Обсуждали они важное дельце, про него будет потом. А пока, милорд, просим вас запомнить, что на дальнем краю погоста имеется могилка, где на памятнике – кот с усами».
Записка вторая:
«Важное дельце – это есть подлое смертоубийство. Ясными ушами слыхано, как господин Е. нанял асассина, чтобы убить милорда Б.»
Записка третья:
«Дело совершится нынче перед рассветом, а господин Е. – это наш епископ, а милорд Б. – это вы, милорд. Если наши слова так пригодятся вам, что захотите поблагодарить, то через день заройте парочку эфесов возле того кота. Но мы стараемся не для денег, а по справедливости, потому что мы – не шакалы.»
Еще немного друзья поспорили о том, ставить ли подпись, и решили обойтись без нее. Коль записки попадут на суд или в руки шерифу, то без подписи будет лучше. С тем и вышли они на площадь перед ратушей.