Доброго вам утра!
Папа удивлённо посмотрел на нас поверх газеты. Да, странно вечером петь песню, которую положено петь утром. Да и мама ещё не пришла домой.
Мы запрыгали и заголосили:
Угощенье доставайте,
Рождество встречайте!
Напоследок мы спели:
Ах, Рождество пришло,
Да, Рождество пришло.
Ну теперь-то Рождество наступило?
После скучной цифры «22» мы открыли «23». Там было нарисовано небо в звёздах. Мы распахнули окно в сад. Потянуло крепким холодом. На западе виднелась полоска слабого света. Небо усыпали звёзды.
— Вон там, — показала сестра. — Там светит ярче всего!
Мы долго стояли у окна и смотрели в небо.
Папа встал у нас за спиной.
— Вы что затеяли?
И мы посвятили папу в наш великий план. Объяснили, что уже 23 декабря. Скоро, совсем скоро, настанет Рождество. Папа кивнул.
— Ты тоже так думаешь?
— Гм, — ответил папа. — Пожалуй, да.
Но я не могла понять, что папа думает на самом деле. Вид у него был какой-то хитрый.
Мы открыли последнее окошечко в календаре. И там, конечно, был младенец Христос.
Мы торжественно поставили вертеп на журнальный столик. Пусть и большие звери-игрушки тоже празднуют Рождество. Мы усадили в круг обезьяну, медведя и пингвина. И даже чудовище.
Пускай все-все празднуют, пускай все видят, как рождается Дитя, решила сестра.
Скорее бы!
Младенца Христа изображала фигурка из лего. Мы сняли с неё белый космический шлем и уложили фигурку в ясли. Младенец вытянул ручки и поднял ножки, как самый настоящий ребёночек. Он улыбался нам.
Рядом с яслями мы поставили Иосифа и Марию. А чуть подальше — пастухов. Точнее, фермеров, только лего-шапки с них сняли.
— А его папа — Иосиф или Бог? — прошептала я.
— Иосиф — его приёмный папа. — Сестра взяла в руки фигурку. — Или у него было двое пап…
С кухни донеслось шуршание бумаги. Папа. И мама, наверное, пришла. Мы запели:
Тихая ночь, святая ночь…
Мы очень-очень старались петь красиво. И сами стали как будто святые.
— Бедное дитя, которое стало царём мира! — благоговейно произнесла сестра. — Он Бог и человек.
Вот теперь настало Рождество. Явился свет. Время обновилось.
Мы стали ждать. Санта-Клаус может прийти с минуты на минуту. У сестры на глазах заблестели слёзы — так она разволновалась, глядя на младенца Христа. От его головки как будто исходило сияние. Сестра вздохнула.
Ну где там Санта? Я ждала. Горели все четыре адвентовские свечи, а у нас всё осталось как было. Может, ещё свечей зажечь? Пятую адвентовскую свечу, шестую? Сорок третью адвентовскую свечу?
И тут кто-то прокричал:
— Дети, дети, вы хорошо себя вели в этом году?
Вошла мама, а с ней — старичок с белой ватной бородой и в красной остроконечной шапке. Старичок нёс в руках два свёртка.
Мы вместе со всеми зверями уселись вокруг ёлки и яслей. Мама, я, сестра и Санта-Клаус. Вата случайно набилась Санте в рот, и бороду пришлось отцепить. Папа!
Мы развернули подарки и стали есть бисквитных поросят. Горели все свечи.
Вокруг ёлки собрались мы — семья. Вместе со зверями. И ягнёнок лежал рядом со львом.
Вот теперь для нас настало Рождество.
Вся правда о маленьких серых человечках
В тот вечер я остался дома один. Мне не было страшно. В девять лет людям уже не страшно дома одним. Если только чуть-чуть.
У папы на работе — на таможне в Хельсингборге — была рождественская вечеринка, и родители уехали туда. Мне они оставили вазочку драже — арахиса в шоколаде. Я обещал, что не стану есть всё. А ещё обещал, что рано лягу спать.
Поэтому я поставил вазочку с конфетами на книжную полку и лёг в кровать. В комнате было темно, но не очень.
Я не боялся. Но всё время прислушивался. Я вообще слышал и замечал больше, чем другие люди. Наверное, я просто любопытнее других.
Я закрыл глаза — и тут послышался какой-то тихий звук. Кто-то прокрался по комнате на цыпочках, что-то обнюхал. Я навострил уши. Тихий шёпот, вздохи, еле слышное позвякивание. Как будто кто-то перебирает мои конфеты в вазочке.
Я открыл глаза: всё как обычно. А необычного ничего нет.
Хм. Я включил ночник и сел в кровати. Мне вдруг показалось, что в комнате точно кто-то есть. Какое-то маленькое существо…
Я вылез из кровати и стал искать палку подлиннее. В платяном шкафу я нашёл палку от рулонной шторы. И ещё нашёл длинную верёвочку. То что надо.
Как-то папа учил меня ловить воробьёв. Надо привязать к палке верёвочку, на палку пристроить пустую коробку, а под коробку насыпать хлебных крошек. Дёрнешь за верёвочку — коробка упадёт, и воробьи окажутся под ней, в ловушке.
Зачем вообще ловить воробьёв? Воробьёв ловить не нужно.
Но вот существо, которое шарит в вазочке с конфетами, пока ты спишь, поймать надо, подумал я.
И я вовсе не боялся. Если только чуть-чуть.
Я снял с полки все книги. Полка у меня маленькая — просто как большой ящик. Я пристроил её на палку от шторы, а к палке привязал верёвку. Другой конец верёвки я привязал к большому пальцу собственной ноги. И поставил под полку приманку — вазочку с конфетами.
Потом я лёг и погасил ночник. У меня созрел план: когда существо начнёт шарить в вазочке, я быстро дёрну ногой. Выдерну палку, книжная полка упадёт на пол, и кое-кто окажется в ловушке.
Я закрыл глаза и стал ждать.
Тишина, ни звука. Я надеялся, что перешёптывания начнутся снова и я поймаю то существо. Надеялся? Неужели я и вправду был таким храбрецом в девять лет?
Кстати, с кем оно там перешёптывается? Оно там не одно, что ли?
Я уже начал задрёмывать, как вдруг шум послышался снова. Теперь я различил ещё и позвякивание драже в вазочке. Я дёрнул ногой, палка упала, и книжная полка с не очень громким грохотом обрушилась на пол.
— Волки-иголки! — завопил кто-то.
Я включил свет и вскочил с кровати.
Под книжной полкой кто-то барахтался, стучал кулаками в стенки.
— Что делать-то? — пропищал один голос.
— Волки-иголки! — ответил другой.
Я осторожно заглянул под полку.
Два маленьких серых человечка ростом с плюшевого медведя, только не такие толстые. Серая одёжка, серые башмаки, длинные растерянные лица, большие глаза. Один повыше и носатый, другой поменьше… и не такой носатый.
— Вы кто? — спросил я.
Человечки вдруг кинулись бежать: маленький в одну сторону, большой — в другую. Так быстро припустились — мне их ни за что не поймать. А кстати, я бы точно не побоялся их ловить?
Но тут большой зацепился за верёвку, запутался и завопил:
— Спасите!
Маленький бросился было ему на помощь, но угодил в петлю, упал, покатился по полу и накрепко запутался.
— Волки-иголки! — выругался он.
Теперь оба они запутались в верёвке.
Привязанной к большому пальцу моей ноги.
— Вы кто такие? — повторил я.
— Не вздумай сказать ему, что мы домовики! — крикнул маленький большому.
— Мы никто. — Большой опустил глаза.
— Так вы домовики! — сказал я.
— Откуда ты знаешь? — спросил маленький и сунул палец в рот.
— Что вы здесь делаете? У меня в комнате?
— Не говори ему, что мы живём в стенах! — предупредил маленький большого.
— Мы только хотели пересчитать конфеты, — сказал большой и посмотрел в потолок. — А пробовать их даже и не собирались…
Он подёргал верёвочку, чтобы выпутаться. Маленький заплакал.
— Не плачь, — сказал я. — Всё будет хорошо!
— «Всё будет хорошо», как же! — угрюмо передразнил большой. — Это же наше дело — следить, чтобы всё было хорошо. Чтобы все были довольны. Чтобы всё было правильно.
Я задумался. Неужели домовые существуют? Неужели и правда есть на свете серые человечки, которые живут в стенах любого дома? И выходят по ночам в комнату — сделать так, чтобы всё было хорошо, чтобы дела шли правильно и все были довольны? Неужели домовые и правда существуют?
Почему же их тогда никто не видит?
Да потому, что люди, когда слышат, как кто-то ходит по спальне на цыпочках и принюхивается, просто не обращают на это внимания и спят себе дальше. Почти все так делают. Никто не вскакивает посреди ночи с кровати, чтобы устроить ловушку. Вот почему домовиков никто не видел. Просто таких любопытных, как я, больше не нашлось.
— Но домовики же гномы? А гномы разве не должны быть в красных колпачках и с бородой? — спросил я.
Маленький вытащил палец изо рта.
— Не говори, что красные колпаки мы надеваем только на Рождество! — завопил он большому. — К тому же в красных колпаках у нас дурацкий вид, а у маленьких борода вообще не растёт…
Большой промолчал.
— А чем вы занимаетесь? — допытывался я.
— Уж я-то не стану рассказывать. — Маленький скрестил руки на груди. — Ни слова не скажу о том, как мы по ночам раскладываем по местам вещи, сушим мокрые варежки и гладим кошку.
— Кошку? У нас нет кошки, — сказал я.
— А кто говорил про кошку? — удивился маленький. — Я про кошку только подумал. Или про собаку, которой ночью никто не нальёт воды.
— Ногу больно, — пожаловался большой. — Если мы тебе всё расскажем, ты нас отпустишь?
Да и мне верёвка уже натёрла палец.
Правда оказалась совсем не такой, как я ожидал. Если бы я прочитал такое в книжке — ни за что бы не поверил. Но передо мной, привязанные к моему собственному пальцу, стояли двое гномов-домовых.
В каждом доме, в каждой квартире живут домовые. Они очень шустрые, и их почти не видно. Маленькие домовики делают простые добрые дела. Убирают молоко, забытое на столе. Впускают в дом кошку. Запирают двери.
У домовых, которые побольше ростом, и дела поважнее. Если человек мёрзнет во сне — они укрывают его