Местность до Боржома очень живописная, со всех сторон высокие горы, покрытые лесом. Я так устал, что глаза смыкались сами собой.
Наконец, из Боржома мы сели в автомобиль – невероятную дрянь для таких дорог, изрытых непрерывными дождями.
С каким удовольствием уехал бы я отсюда вместе с этим письмом; это моя ошибка и на этот раз, зачем я поверил обещаниям пьяницы» (ГРМ, ф. 105, ед. хр. 10, л. 43).
24 июня, в следующем письме к жене, художник пишет: «Итак, приезд в эту дыру, сдавленную горными ущельями, был очень тяжёл. Утомлённый бессонной ночью, с моим чемоданчиком и пальто, я принуждён был бегать сверху вниз по Абае-Туману в поисках и расспросах – куда меня поместят. Если бы обратное путешествие было удобно, я уже был бы на пути к Вам. Наконец меня заставили спуститься совершенно вниз, в каменный дом: 2-ю санаторию, прежний военный госпиталь, Кремлёвское сан. управление. Здесь это название было незнакомо. Доктор, маленький чёрный грузин, очень мило меня принял, видя меня почти в истерике от бешенства. Мне дали комнату внизу, где я мог наконец уснуть. Был час отдыха, меня накормили яичницей. Я не могу себе объяснить, чем было вызвано такое плохое состояние духа, такая смертельная тоска по тебе и Леночке; это место показалось мне таким мусорным ящиком, загрязнённым людьми, что думалось: я схожу с ума. Было холодно, шёл дождь, под моим окном неумолкающий шум бешеного потока. Захотелось вновь искать помещение… Я заснул. К чаю, в 6 часов, меня не разбудили, но вот в 8 часов во время ужина я увидал моих тюремных товарищей. <…> Я провёл ночь с открытым окном, под солдатским одеялом, под шум водопада и дождя; я заснул сном приговорённого к смерти.
Надо сказать, что санатория ещё не оборудована: недохват во всём, нет ни раскидных стульев, на которых можно было бы вытянуться, ни шкафов, чтобы убрать свою одежду. Уборные, как на улице, без сидений, грязные. <…> Всё меня пугает. Дождь не прекращается. Нет чемодана, а в нём мои галоши. Таким вот образом прошли мои первые дни в Абас-Тумане» (там же, л. 44).
7 августа Петров-Водкин вновь рассказывает об абастуманских бедах жене: «Мой милый Кхеркхенелидзе <Т.Г. Херхеулидзе> болен, у него кровохарканье. Один молодой человек из наших мест, который лечится здесь, как и я, болен с температурой 40,2. У многих больных кровохарканье из-за того, что горное солнце очень резко действует. В особенности при грозовой погоде, когда солнце светит сквозь тучи, – оно сжигает мозг. Всё это означает, что прославленный Абае-Туман не так уж благотворен для лёгочных заболеваний. Тем более что повсюду приходится с большим трудом подыматься на гору» (там же, л. 59).
По возвращении с лечения художник сообщает писателю А. Белому из Детского Села (27 октября): «Из Абастумана вернулся я – с потерей веса и с температурой. Неудобное, загрязнённое для жизни место. Когда я из этой трясины выбрался на плоскогорья – я задышал иначе» (цит. по: Пондина Е.Э. Два путешествия К.С. Петрова-Водкина на Кавказ // К.С. Петров-Водкин и мы: искусство на сломе эпох. Саратов: Буква, 2014. С. 99).
Страхкасса — районная страховая касса, первичное территориальное подразделение Главсоцстраха, финансировала медицинскую помощь работникам и их иждивенцам, оплачивала лекарства, убытки по нетрудоспособности и т. п.
Пьесы
Чего мы боимся. МИГ, ед. хр. 7, л. 84–88. Как и в пьесе из «Кугыкиады», имена действующих лиц и реплики во многих местах авт. рук. сильно сокращены. Для удобства чтения большинство сокращений восстановлено без привычных публ. скобок. В расшифровке некоторых мест рук. помогла маш. пьесы, сделанная, по-видимому, С.М. Марр (МИГ, ед. хр. 7, л. 80–83). На ней в скобках рядом с названием вписано от руки: «Шутка». Также рядом со списком персонажей раскрыты имена реальных лиц. Некоторые упоминающиеся здесь люди и реалии возникают во фрагменте из КЮМ, воспр. в Приложении 1 (с. 163–175).
Господин Блэк — имеется в виду Р.П. Блэйк (С.М. Марр называет его Робертом Карловичем), о нём см. коммент, к стихотв. «Затверзел сернокаменный…».
Мадемуазель Надежда Николаевна (г-жа Блэк) – Надежда Николаевна Крыжановская, жена Р.П. Блэйка.
Председатель — Д.П. Гордеев, о нём. см. коммент, к «Художественной автобиографии».
Нина Васильева — Нина Николаевна Васильева (1889–1979), поэтесса, автор кн. стихов «Золотые ресницы» (Тифлис, 1920), один из авторов сб. «С.Г. Мельниковой», участница дружества «Альфа-лира», секретарь Союза русских писателей в Грузии (1921–1922), жена Д.П. Гордеева. Её стихотворение о встречах друзей в КП АП см. в Приложении 1 (с. 169). Воспоминания о ней Т.Л. Никольской см. в Приложении 2 (с. 179–184).
Господин Миша — Михаил Георгиевич Калашников (1886–1969), архитектор, автор архитектурных проектов в Тбилиси и др. городах Грузии, а также в Армении. С 1917 г. художник-архитектор, затем штатный учёный архитектор КИАИ, с 1919 г. руководитель студии живописи и архитектуры при Народном университете, где преподавали Д.П. Гордеев, художник К.М. Зданевич и архитектор Н.П. Северов. Рис. Калашникова помещён в сб. «С.Г. Мельниковой». Двоюродный брат Н.М. Карпович, жены И.Г. Терентьева.
Мадам Ольга — Ольга Николаевна Мондоева, сведениями о которой мы не располагаем.
Мадемуазель Софки Пэ (С., С.М.) – С.М. Михайлова (Марр).
Бедный Жоржик — Ю.Н. Марр.
…уже без дивана у Гордея… – как рассказывается в КЮМ, Марр устроился ночевать на зелёном диване в одном из залов КИАИ, «заведующим квартирой» которого был Д.П. Гордеев; об этом диване см. также в Приложении 1 (с. 172).
«Ниам-ниам» — песенка «Гонолулу», которую на дружеских встречах исполнял Марр, см. также Приложение 1 (с. 169 и 171).
Шанидзе — Акакий Гаврилович Шанидзе (1887–1987), филолог, ученик Н.Я. Марра, специалист по груз, языку и лит-ре, один из основателей Тифлисского университета, груз, академик (1941). Ю. Марр в эти годы посещал его занятия.
Чубинов — Георгий Николаевич Чубинашвили (1885–1973), искусствовед, историк груз, архитектуры, груз, академик (1941); в эти годы был профессором Тифлисского университета и сотрудником КИАИ.
Завриев — известен Кириак Самсонович Завриев (1891–1978), учёный в области строительной механики и сейсмостойкости сооружений, груз, академик (1941); в 1919–1921 гг. занимал должность начальника службы железнодорожных путей Армении. Как подсказала нам Т.Л. Никольская, возможно, речь идёт о его брате Давиде Самсоновиче, который в 1921 г. входил в Союз русских писателей в Грузии.
<Пьеса>. МИГ, ед. хр. 3, л. 288, 288об. (маш.). Перед текстом карандашом вписано: «Пьеса». Не исключено, что копия этого заумного и, как можно полагать, не всегда разборчивого текста содержит те или иные ошибки. Выскажем предположение, что пьеса написана в Ленинграде в первой пол. 1920-х гг., во времена появления терентьевской заумной «трагедии» «4ордано Бруно» (1924), которую автор читал на публике, а также планировал к изданию и к постановке на сцене (см.: Терентьев И. Вот трагедия 4ордано Бруно в наборе и в авторской рукописи – письме Илье Зданевичу ⁄ Под общ. ред. С. Кудрявцева. М.: Гилея; А и Б, 2000). Эта вещь одного из членов «41°», предвосхитившая некоторые произведения обэриутов, могла послужить своего рода атмосферой и для марровского текста, близкого к ней по духу и по поэтике.
…(любовь, стихи)… – слова могут быть как авторской ремаркой, так и поясняющей вставкой, сделанной кем-то при перепечатке рук. (более очевидное вмешательство подобного рода нами из текста исключено).
Епископиада. НЦР, ед. хр. 165, л. 29. На обороте рук. коммент. С.М. Марр 1936 г.: «“Епископа” Ю.Н. придумал ещё в 1926 г. “Епископом” он как-то назвал С.Ф. Ольденбурга и И. Зарубина. “Епископ” был его мотив, кот<орый> он чирикал на разные лады, без смысла, просто любуясь шуткой, иногда созвучием, иногда подставляя в разговоре, даже деловом. Такая же тема – “брюки”, “щи”, их можно часто встретить». До поездки в марте 1925 г. в Иран и после возвращения оттуда в конце 1926 г. Марр работал в Азиатском музее, директором которого был С.Ф. Ольденбург, знавший Юрия с детства. Сергей Фёдорович Ольденбург (1863–1934) – учёный-востоковед, индолог, рос. академик (1903), будучи министром просвещения Временного правительства России способствовал созданию КИАИ. Иван Иванович Зарубин (1887–1964) – специалист по живым иран. языкам, профессор Ленинградского государственного университета. В ЛГУ в 1926–1927 гг. Марр читал лекции по перс, литературе.
Хориссимо, пианиссимо — эти слова играют роль музыкальных обозначений, показывающих характер исполнения вещи. От разрозненных голосов пение переходит к хоровому (хориссимо), подобно чередованию оркестрового и хорового исполнения в заумных драмах И.М. Зданевича. Pianissimo – очень тихо.
Раёшник — сам автор-рассказчик.
Пиэса. НЦР, ед. хр. 175, л. 20—21об.
Пневмоторакс — скопление воздуха или газов в плевральной полости.
Обозрение. МИГ, ед. хр. 3, л. 225, 225об.
М.Д. Шаумян-Херхеулидзе — Мария Давидовна Шаумян, жена художника Т.Г. Херхеулидзе (см. илл. 8 и 9). Также лечилась в Абастумани от туберкулёза, об этом упоминает К. С. Петров-Водкин в письме к жене от 31 июля 1933 г. (ГРМ, ф. 105, ед. хр. 10, л. 57).
<Тариэл>. НЦР, ед. хр. 175, л. 97, 97об. Впервые: Транспонанс. 1986. № 34 (без пагинации, с примеч. С. Сигея). Перед текстом – рис. голов четырёх татар с тарелками. Вверху карандашная надпись: «Получил 5.1.1929» – очевидно, текст был приложен к одному из писем к Д.П. Гордееву. Др. тексты о Тариэле (Тариеле) находятся в письмах к нему (см. с. 131–136). Главное действующее лицо всех этих вещей – художник Тариел Херхеулидзе, но в имени героя, возможно, также содержится отсылка к персонажу поэмы Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре», которой Марр активно занимался в те годы, исследуя перс. – груз. лит. связи.