Несколько мгновений Лев Ильич выдирал себя из воспоминаний и раздумий по кускам.
Выдрал… Осмотрелся. Погожий денек. Просто исключительный денек. Йеф мудро решил, что еще не вечер (сам не понимая, как это точно).
«…Пора заступать на смену – шестиклашки бродят по школе безо всякого воспитательного пригляда. Сейчас уже не успеть забежать домой на завтрак с женой и сыном. Ничего, можно будет навестить их позже… Еще директор зачем-то искал…»
– Витя, что с тобой? – углядел Йеф Махана. – Кто тебя избил?
– Упал… Сам упал… Но я ему еще устрою…
– Погоди, – отпустил Йеф руку извивающегося Махана. – Кому ты устроишь?
– Кому надо…
– Идем к врачу, – потянул Йеф.
– Никакой врач не поможет, – продолжал бурчать Махан, не уточняя, кому не поможет врач – ему или тому, кому он что-то устроит. – Да не тяните меня, – закричал он Йефу. – Не пойду я к вашему врачу. Я у медсестры был. Само пройдет.
– Ну хорошо, – согласился Йеф, планируя зайти в медчасть и расспросить там про состояние Маханова. – Пожалуйста, созови всех наших на спортплощадку. Попробуем организовать что-либо исключительно полезное. Например, сходим на детское озеро и проверим, как там вода, – не пора ли открывать купальный сезон?
Махан рванул сгонять одноклассников, но окоротил себя и перешел на медленный шаг вразвалочку – цепляя ногу за ногу…
– Созови ему!.. – бурчал себе под нос Махан. – Вася туда, Вася сюда… Ты безногого своего погоняй… Я ему твому такое устрою – сам не признаешь. Не тока мордой, а целиком станет синюшный…
«Он даже не подозревает, какие счастливые минуты ожидают его, – думал Лев Ильич, глядя вслед Махану. – Он сможет впервые прочесть Джека Лондона… Да практически все у него будет впервые… Мне бы такую возможность: Джека Лондона, но теми жадными глазами…»
– Какое озеро, Йеф-Ич? – встретила Льва Ильича на спортивной площадке Люба Доброва. – Сегодня же последний день: родители напонаедут, завуч про табеля станет ругать… Сегодня с вокруг школы – никуда…
– Точно, – вспомнил Йеф. – Спасибо. Принеси хоть мяч из класса – чего так болтаться? – Йеф дал Любке ключ от шкафа в классе, где хранился разный инвентарь.
«А если они не будут читать Джека Лондона? – Йеф смотрел на собирающихся вокруг шестиклашек, прикидывая, стоит ли и вправду им завидовать. – Если вообще читать не будут? Окрепнут и поползут хватать, рвать, размножаться… жрать и ломать. Это же инстинкт детдома: только то может быть твоим, что съел или сломал, – все остальное не сохранить, как свое. Кто их удержит от плохого? Наверное, в мире изначально нет ни добра, ни справедливости. Это мы сами создаем справедливость из хаоса и зла – больше ведь не из чего. Кто читал Джека Лондона – те и создают. А если не читали? Что они будут создавать из хаоса мира?..»
– Йеф-Ич, а вы в Москве были?
– Че ты пристаешь? Ясный пень, был. Недомерок казау…
– А мне вот интересно, и я спрашаю… Вот ты знаешь, из чего Кремлевская стена сделана?
– Ясны пень, из кирпичей.
– А я думаю – из железа…
– Дура ты, и ничего больш… Во всем мире стока железа нету…
– А почему тогда говорят «железный занавес»? Сама по радио слыхала… Ага, не знаешь…
– Я как вырасту, первым делом поеду в Москву.
– Тока тябе тама и ждали! Заждались прям…
– А вот и поеду!..
– Ну и чаво табе тама нада?
– Я первым делом в мавзолей пойду. Там Ленин…
– Ты бачыла по телику, какая там очередь?
– А я раней усех приду и займу. Подумаешь, очередь… Усюду очередь – не привыкать.
– А билет? Можа ён стока стоить, скока у тябе и николи ня будэ?..
– Да-а, наверное, он дорого стоит. Ленин ведь один, а тех, кому посмотреть, – море…
– Йеф говорил, что в мавзолей забесплатно.
– Хлусня. Такая очередь и – бесплатно? Не можа быть…
«А ведь на завидки и мечты у тебя попросту нету времени, – попенял себе Лев Ильич. – Вообще, чем меньше остается жизни, тем больше приходится корректировать мечты и оставлять самое-самое. Это наша плата за взросление. За все приходится платить…»
– Йеф-Ич, – затеребил воспитателя за рукав Ваня Безродный. – А в мавзолей за гроши или так?
– За все приходится платить, – повторил Йеф вслух. – Постой-постой, – врубился он в реальность. – Ты про мавзолей? Туда бесплатно. Гляди на здоровье.
– Лев Ильич, погодите, – кричала издали кастелянша Наталья Васильевна, поспешая и смешно переваливаясь с боку на бок. – Боялась, что вы своих куда увели…
– Хотел, но не получилось. Административные торжества…
– Во-во, – согласилась кастелянша. – Значит, так, – другим, громовым голосом обратилась она к детям. – Шестой класс, учет белья! Домашние – сдают, интернатовские – считают… За мной – в спальный корпус!..
– Мы уже седьмой класс, а не шестой, – поправила ее Люба.
– Мала еще со мной спорить, шмакодявка. У тебя на трусах на штампе че написано? Сейчас сыму перед всеми и заставлю вслух читать. Потому что написано там – шестой класс… А то, ишь, спорит она!
– О, Ильич! – обрадовался Йефу Федор Андреевич. – С возвращеньицем!
Директор копался в аппаратуре радиоузла, размещенной в его же кабинете физики, чтобы именно отсюда управлять школьной громкой связью (радиорупором, если проще).
– Во холера! – раздражался директор. – Никто не хочет ничего робить – даже железяка эта. А если так? – торнул он в проводок.
«…есять часов московского времени, – ожил радиоузел, но тут же засвистел, возражая директорским усилиям закрепить нужные проводочки. – …заботой Коммунистической партии и Советского правительства о жителях тех районов, которые в результате аварии на атомной электро… – Проводочки опять вырвались из-под пальцев директора, а он упрямо продолжал ставить их на место, грязно ругаясь на них – даром, что тихо… – …переменная облачность, без осадков, температура воздуха 19 градусов по Цельсию. Вы слушали прогноз погоды на сегодня, 28 мая 1986 года. А теперь…» – И опять радиорупор затих, в этот раз как-то надежно затих.
– Ну не холера? – сокрушенно спросил директор гостя. – Конечно, холера… Надо будет Григория позвать – няхай припаяе.
– Искали? – напомнил о себе Йеф.
– Да-да. Книгу твою вернули… Со спасибом даже. А я, стыдно признаться, малость труханул, думал – хана! Сдаст, думал, этот мой знаемыш. Я-то и знал его на чуток – один раз с приятелем моим приезжал сюда, вот и напридумал про него всяко-гадко, а он, оказывается, человек. – Федор Андреевич передал Йефу томик «Архипелага», завернутый в старую измятую газету. – И вот чего я подумал. – Директор усадил Йефа за свой стол, а сам сел напротив. – Судя по виду книжки, много рук она прошла, вельми много. Да я и сам, считай, всем своим приятелям давал. А приятели эти – еще кому-то. При этом приятели мои поголовно не рядовые члены нашей кровавой партии – совсем не рядовые… Удивительное дело!
– Чего удивительного? – не понял директора Йеф.
– Никто не донес. Никто не побег сдавать такую замечательную вражескую книгу. А ведь это рискованно – не побечь…
– И вправду удивительно, – согласился Йеф. – Это доказывает, что книга очень хорошая – пробирает любого. Каждый после нее становится лучше и понимает, где правда, а где ложь и злодейство, и никто не желает быть там, где злодейство. Вот продавалась бы она свободно и прочли бы эту книгу все. Тогда…
– И тогда все было бы, как сейчас. Ну, можа трошки лучше… Уже тем лучше, что прятать не надо было бы – читай открыто… Хотя, думаю, если бы Солженицын этот, дай ему бог всего-всего… если бы он взошел командовать, то он бы силком заставил всех книгу свою читать, да еще обсуждать в рабочих коллективах, как историю ВКПб.
– Не клевещи на великого человека, Андреич…
– Экий ты наивный, Ильич – смотреть жалко…
– Чем это я наивный? – запротестовал уязвленный Йеф, стараясь не демонстрировать эту свою уязвленность.
– Да этими твоими «каждый понимает», «никто не желает»… Не в этом дело. Все и завсегда всё понимают про злодейство. Безо всяких книг. И те, кто доносы писал, и те, кого их заставляли подписывать, и те, кто заставлял. И приятели мои, партийные начальнички, когда аплодируют, бурно переходя в овации, тоже все понимают. Думаешь, Солженицын им глаза открыл, а без него они, что слепые котята, были? Да они все это всегда знали, ну, может, без каких-то цифр или каких-то конкретных событий, но понимали… И поэтому никого эта книга не может сделать лучше, все останутся сами собой – хоть читай, хоть не читай. Вот спроси, например, нашего Степаныча: врет ли власть? Он и безо всяких книг ответит, что врет. А спроси: злодействует ли? Он пооглядается, но если не спужается, то ответит, что завсегда. Потому что любая власть врет, крадет и злодействует, но всегда старается тишком. Им тож боязно: спросят ведь – не обрадуешься… А вот если спросить некому и в злодействах повыш макушки, тогда – беда… Так что нашему Степанычу твоя книга безо всякой надобности. Какие-то истории из нее он с радостью послушает, а читать и не станет. Чего читать? Все и так вядома… А Степаныч – это, милый мой, не нам чета, это сам народ.
– А если Солженицын станет командовать? – засмеялся Йеф. – Тогда прочтет?
– За божницу сховае и всем проверяльщикам будет показывать. А читать все одно не станет. Между нами говоря, я и не уверен, умеет ли он читать-то. Расписываться умеет, по крайней мере в ведомости.
– Так почему же не сдали?
– Кого?
– Книгу почему не побежали сдавать, если не стали от нее лучше? Чуток, а лучше?
– Понимаешь, кака штука: у всех у нас на совести столько всякого. У кого стыда, а у кого и пострашнее. За всю жизнь понабралась ноша – самому не скинуть… А тут этот Солженицын нам как бы отпускает грехи наши. За одно только отпускает, что мы прочли книгу его. Так и говорит: спасибо, мол, от всех тех, кого сгубили. А ведь он имеет право от них говорить и их именем грехи отпускать – он же про них такую книжищу написал!.. И вот мне спасибо – только за то, что прочел. За то, что осмелился прочесть. Я еще и страницы не прочитал, я еще, может, рассуждал: читать или сразу отнести куда надо, а он мне – спасибо. Дорогого стоит. Куда я теперь пойду труса праздновать, если мне уже спасибо за мою смелость? Вот как он по уму…