ды деваются вещи со складу? А оно вона что! Тут милицию звать надо…
Через несколько минут Йеф уболтал Наталью Васильевну, и она согласилась временно амнистировать арестованных злодеев, потому что «куды ж они подеваются? – будут болтаться сабе вакол школы, и любого завсегда можно будет споймать и за ухо приволочь на праведный суд педсовета».
– Не расскажешь, что тут такого было, для чего понадобилась зимняя экипировка? – спросил Йеф Махана, когда кастелянша оставила их одних и погромыхала со своими возмущениями по коридору спального корпуса. – Это как-нибудь связано с твоими боевыми ранениями?.. Да, друг дорогой, – вздохнул Йеф и отпустил руку Махана. – Она же теперь не успокоится – она все свои недостачи будет на вас валить. Скажите честно, – обратился он ко всем мальчишкам сразу, – часто шуровали по складу?
– Да не… Только по необходимости… Раньше этих шапок и не вспомнить… Она сама одеялы домой носила – я бачыу… Мы ничога не продавали…
Голоса раздавались вразнобой и затихли после страшившего всех вопроса, заданного Ваней:
– А с нас же денег не возьмешь на недостачу, так? Что, нас теперь в дурку?
– Отобьемся, – подбодрил Йеф своих воспитанников. – Не виснуть носа!.. Кстати, а где Дима Угучев? Почему его нет со всеми?
– Можа, где-нибудь по кухне шурует? – предположил тот же рассудительный Ваня.
Угуч пропал напрочь. Ни тогда, освобождая класс из-под ареста кастелянши, ни сейчас Йеф не мог его отыскать. А сейчас он нужен был почти позарез. Из Богушевска позвонил Надькин папашка и давно забытым приказным ором взывал о помощи. Загнал свой жигуленок в озеро и требует, чтобы никчемный зять, виновный во всех его несчастьях и в этом тоже, сей же час вытащил гибнущий автомобиль. Надо было идти в Богушевск и искать подмогу, а Надька вздумала идти с мужем, но не потому что жаждала побыстрее увидеть отца, как она объясняла свой каприз, а чтобы не оставлять их наедине.
В общем, надо было, чтобы Угуч присмотрел за Данькой. На крайняк Даньку можно было взять с собой, чуточку сдвинув привычный режим.
– Вроде только что был возле школы, – сказала Ирина Александровна, которую Йеф попросил подменить с классом, пока он побегает по домашним делам. – А вы спросите в котельной – он любит там бывать… Кстати, не нравится мне, что он так часто пропадает у Григория. Там пьянство и всякие безобразия… – Она неожиданно густо покраснела. – Как бы он с ними к бутылке не пристрастился.
– Опомнитесь, Ирина Александровна, – излишне строго попенял он напарнице по воспитанию шестиклашек. – Не думаете же вы, что Григорий будет угощать Диму выпивкой?
– А что он тогда там пропадает?
– Помогает чем-нибудь, – пожал плечами Йеф. – Он всем ведь помогает…
Трудно было что-либо разглядеть в сумраке котельной.
– Дима здесь? – спросил Йеф у всех сразу.
Григорий указал ему на Угучев закуток наверху позади котлов.
За длинным дощатым столом клокотало веселье. Йефа сразу же забросали всякими вопросами про насущное, но, как понимал он, не для удовлетворения любопытства, а для обеспечения пьяной потребности поговорить, желательно про умное.
Обычно Лев Ильич без какого-то напряга вклинивался и с блеском фехтовал словами в этой удивительной атмосфере откровенного юдофобства, явного уважения лично к нему, замшелого мракобесия и природной мудрости. Сегодня он был не в форме, хотя что-то отвечал и не слишком невпопад. Все перевернул нежданный визит тестя, о котором гости котельной тоже прослышали.
Все наши отношения состоят из набора примерно одинаковых для всех ингредиентов – обожания, раздражения, страсти, очарования, ненависти, благодарности, презрения, злобы… Щепотка того, крупинка этого – и вот вам великая любовь, а на пару крупинок меньше – и уже не любовь, а что-то другое. Основные жизненные привязанности – это свой соразмерный коктейль из разнообразных эмоций и зачастую из таких, о которых и вспоминать не хочется.
Приезд тестя, по обыкновению, взбаламутил все первичные ингредиенты Йефовых отношений с женой да и с сыном тоже, потому что Данька немедленно отзывался на любое изменение атмосферы в доме. Йеф не рисковал тут же, что называется, на ходу, во всем этом разбираться. Потом. Он все утрясет потом, а сейчас Лев Ильич держался на автомате и надеялся, что ему удастся, как и всегда в подобных раздраях, остаться на высоте и защитить интересы семьи.
– Давай его утопим, – предложил Серега, к которому Йеф обратился за помощью в отбуксовке легковушки тестя из озера. – Утопим вместе с его жигулем.
Машина застряла в иле только колесами, и ситуация совсем не соответствовала той панике, которую поднял Сергей Никанорович. Вода не просочилась даже в салон, не говоря уже о двигателе и других жизненно важных органах автомобиля. Сейчас Серега приладит трос и выдернет тестеву любимицу своим раздолбанным газиком. Но Серега не спешил.
– Нет, честное слово, – не оставлял он захватную идею. – Усадим его за руль, якобы для помощи, я все прилажу, но только не дерну, а толкну. Я это место знаю – там сразу яма вглубь…
Сергей Никанорович что-то выговаривал дочери, но оставил ее и подошел к Йефу с Серегой, как только заметил, что зять со своим здешним собутыльником (а с кем же иначе? конечно, собутыльником!) даже и не шевелятся для устранения чрезвычайной ситуации.
– Он тебе жалуется, что ли? – высокомерно спросил тесть у Йефа. – А чего тут жаловаться? Я и не скрываю ничего. Я ему сразу сказал, что он лоботряс и бездельник, если водится с таким, как ты. Я и повторить могу, потому что – правда. Я жизнь повидал, а что он видел? И где, спрашивается, деньги на свой автомобиль украл? У меня в его годы только маузер и партбилет, а у него газик. Конечно, украл, и я обязательно доложу куда следует – пусть досконально проверят. – Сергей Никанорович, покачивая головой, остановил свои обличения. – Я правду сказал, а он, видать, обиделся. А почему обиделся? Потому что чувства юмора нету…
Йеф не успел помешать Сереге и наблюдал, как тесть пятится в озеро от своего молодого тезки и буквально приседает от каждого слова, которыми тот хлещет старого шутника, и «оглодыш» среди них самое приличное. Сергей Никанорович допятился до машины и стремительно юркнул на водительское место, заблокировав дверцы изнутри.
– Что и требовалось, – обернулся Серега к Йефу. – Так что, толкаем или дергаем?
– Дергаем, – засмеялся Йеф.
– Ну как знаешь…
Благодаря Серегиному красноречию некоторое время тесть молчал, и Лев Ильич даже возмечтал взять у Сереги несколько уроков живого русского языка, чтобы иметь против тестя постоянно действенное оружие. Однако Сергей Никанорович поразительно быстро воспрял духом.
Он остановил машину на пустыре рядом с продмагом, где, как и всегда, кучковались богушевские мужики. Вообще-то они стояли в очереди, но это же не город, где народ соседа не знает и родича не признает. Здесь все друг дружку привечали, и правильная очередь распадалась на разные кучки. Так и дожидались своего времени за привычными разговорами, но компания компанией, а за справедливостью следили зорко и строго, как если бы стояли по-городскому – ровненько в затылочек один другому.
Тесть выбрался из машины и бодро поспешил к мужикам, чтобы растолковать им позицию дорогой нашей партии по вопросам пьянства. Мужики с интересом прислушивались и даже подходили ближе.
«Может, побьют», – с надеждой подумал Лев Ильич, но с надеждой не сильной, поскольку знал местные нравы. Не только знал, но и уважал, иногда даже помимо собственных убеждений.
Вот взять хотя бы эти сборища у винного отдела продмага. Йеф мог с удовольствием выпить, но не любил пьянства, а то запредельное, с которым столкнулся здесь, просто не выносил. Для него было дико, что одни и те же люди собираются здесь, почитай, каждый день и без сожаления проживают его точь-в-точь, как вчерашний, – с теми же бормотаниями, возмущениями и прибаутками. Ей-богу, они изо дня в день (Йеф видел это не раз) кучковались в одни и те же компании и обменивались одними и теми же словами в ожидании своего бутыльца, который здесь же, недалеко, разопьют с теми же, что и накануне, собутыльниками, заборматывая теми же, что и накануне, восклицаниями и междометиями.
Но вот недавно, в преддверии 9 мая, Лев Ильич увидел посельчан совсем другим взглядом. Это были те же люди, но в отглаженных душных пиджаках с наградами они вдруг стали почти вровень тому представлению о воинах-победителях, которое было достойно самой победы. Даже вечные бормотания стали сразу какими-то значительными, как и сами люди, собравшиеся здесь.
– Нет больше русского народа-богатыря, – сокрушался Сергей Никанорович, усаживаясь за руль. – А если снова война? Если снова, так сказать, в поход? С кем воевать? С кем побеждать злобных империалистов? Нашим врагам и бомбы не надо. Им достаточно сбросить впереди своих полчищ бочки со спиртом, и – готово дело. Без единого выстрела…
– Но ведь есть еще орлы-чекисты, – возразил Йеф. – Они догадаются конфисковать спирт для собственных нужд и развернуть народ на агрессора. Своими маузерами развернуть.
«А ведь правильно мыслит, хоть и враг», – подумал Сергей Никанорович, поглядывая на сидящего рядом зятя.
– Помолчите вы, ради всех святых, – подала голос Надежда Сергеевна. – У меня голова раскалывается от вас.
– Вот, сынок, твой дед, Сергей Никанорович, отец нашей мамы. Приехал по письму своего коллеги Недомерка, чтобы помогать ему с нами бороться.
Только эту фразу и мог отчетливо вспомнить Лев Ильич из полетевшего кувырком дня. Просто эту фразу он подготовил заранее, поднимаясь по лестнице домой, – потому и запомнил. Потом понесся какой-то калейдоскоп отрывочных картин и звуков.
Вот страшно кричит Надька, а потом еще более страшный крик Димки. Или Димка кричал раньше? Не важно… Вот он со Степанычем тащит носилки, и перегарный дух сзади от Степаныча долетает до Йефа, порождая удивительно острое желание выпить. Потом доктор, выпроваживающий их из кабинета, Недомерок, нырнувший сразу после них к доктору. Какая-то пауза, после которой Йеф очутился дома. Увидел Даньку, рыдающего в своей комнате и зовущего Угуча. Увидел, как Надька у себя сквозь слезы радуется, что «этот дебил» не будет больше ее пугать – никогда не будет. А вот тестя не увидел. Тесть бегал по территории школы и, сталкиваясь с ним, грозил пальцем, но не останавливался…