– Афган?
– Так точно, товарищ полковник.
Григорий все более и более нравился Сергею Никанорычу.
«Вот ведь достанется кому-то зять, – с завистью думал он, – мечта, а не зять. Не то что мой… Правда рожа… Вот если бы ему рожу моего, а все остальное, как есть… Не пойдет – я его жидовскую рожу видеть не выношу!..»
– Говорите, лейтенант, – разрешил Сергей Никанорыч.
– Я думаю, что вам обязательно надо забрать дочку отсюда. Немедленно забрать. В квартире и после обыска – тут можно с ума сойти.
– Я сам так думаю, – радостно перебил Григория старик. – Слышишь, Наденька, что молодой человек говорит? – обратился он к входящей Надежде Сергеевне с Данькой на руках.
– Мне все равно, – равнодушно ответила Надежда Сергеевна, выслушав отца.
– Не надо уезжать, – закричал Данька. – Я никуда не поеду. Завтра папа придет, а нас не будет…
– Не придет, – как-то по-особому весомо отозвался Григорий.
Данька затих.
Договорились, что перед отъездом Надежда Сергеевна занесет Григорию ключи от квартиры.
– Присмотришь тут, – вполне равнодушно сказала она. – Цветы полить… Да и адрес тебе оставлю, – очнулась она из своего ступора. – Если новости какие – ты уж сообщи. Телеграммой сообщи.
Надежда Сергеевна взялась собирать вещи в дорогу, а Григорий отправился к себе – ждать.
Все устраивалось, как Григорий и мечтать не мог. Наверное, кто-то там наверху – Григорий даже голову задрал к небу – ворожит на него.
– Выпьем с горя, – предложил Степаныч, вваливаясь в котельную.
– Не могу, Степаныч, – решительно отказался Григорий. – Поздно. Спать хочу. Да и голова раскалывается, – вспомнил Григорий давнюю уже боль.
– Ты прям как нерусский, – огорчился Степаныч. – И голова потому болит.
Он ушел совсем разобиженный – настолько, что и дверью не грукнул, а только тихонечко скрипанул, прикрывая за собой.
Еще пару раз подкрадывался Григорий к дому Льва Ильича, чтобы убедиться, что ничего не изменилось и Надежда Сергеевна собирается в дорогу.
Был уже второй час, когда Надежда Сергеевна принесла ключ от квартиры. Григорий вышел проводить ее до машины. Простились. Григорий обещал немедленно телеграфировать о новостях.
Он еле сдерживался, чтобы не побежать со всех ног в котельную за приготовленными инструментами. Теперь-то уже куда спешить? Школа спала. На всю землю вокруг спустилась темная ночь.
«Самое время для темных делишек…»
Григорий без малейшего шума проник в квартиру. Подумал и запер дверь на ключ, вытащив его из замка. Все должно выглядеть так, будто в квартире никого нет. (Для кого выглядеть? – спят ведь все.)
Довольно долго Григорий стоял неподвижно в ожидании, когда глаза привыкнут к темноте. Ночь, к счастью, была не такая уж темная, и освещения из открытого окна вполне хватало. Григорий неспешно разложил на подоконнике инструменты.
Теперь вот торопиться не хотелось. Он закурил, пряча сигаретный огонек в горсти. Смотрел на поле, подступающее прямо к окну, и знал, что за ним – ладный грибной лес. Подумал, что лучше бы окно выходило на другую сторону: на школу и дорожку от нее – вдруг кто-нибудь да придет по той дорожке?
«Да кто придет? – спрашивал он себя. – Главное – зачем?»
«А кто угодно, – отвечал он себе. – Степаныч, например, чтобы еще чего спасти от конфискации…»
«Степаныч не знает, что они уехали, – успокаивал он сам себя. – Не знает, что дом пустой – не то бы пришел…»
Посмеиваясь над самим собой, Григорий открыл дверь и спустился во двор. Постоял, чутко вслушиваясь в ночь, и осторожно вернулся назад. Запер дверь изнутри, вынул ключ, положил рядом с инструментами на подоконник.
Угуч не ошибся – жестяной откос легко снялся под ловкими пальцами Григория. А вот и кирпич, который надо вынуть.
Тут Григорий услыхал шаги за дверью и скрежет вставляемого в замочную скважину ключа.
«Забыли что-то и вернулись? Нет, машину бы я услыхал. Не было машины. Кто-то другой. Может, кто прознал, что хозяева съехали, и пришел мародерствовать? Скорее всего так… Вот он свое и получит… По полной получит, чтоб неповадно…»
Григорий с молотком в поднятой руке караулил мародера, который медленно открывал дверь.
Еще не светало, когда Григорий в два приема принес добычу из квартиры Льва Ильича. Сначала он притащил свернутый в дуду ковер, что висел у Даньки в комнате. Пристроил ковер между котлами и пошел на второй заход.
Угуч вылез посмотреть, что это торчит из ковра. Наверное, там все найденные богатства и надо поправить, чтобы они не высыпались. Богатств он не увидел, а увидел желтый сандаль на босой ноге и в ужасе шарахнулся к себе в укромку.
Снова пришел Григорий – теперь с большим узлом книг.
«Конечно, книги, – распекал себя Григорий. – Какие еще богатства могли быть у этого юродивого! Как же я лоханулся!..»
«Ты не лоханулся! – кричал он себе. – Ты влип!..»
«Я же не хотел, – оправдывался он перед собой. – Я все исправлю…»
«Что тут теперь исправишь?» – издевался он над собой.
«Я спрячу… Я все спрячу… Никто ничего…»
Григорий раскочегарил топку и потом в самый ее жар затолкал свернутый ковер. Хотел и книги отправить туда же, но передумал. Раскопал яму в угольном холме перед котлами, застелил ее плотным брезентом, аккуратно сложил туда книги из Йефового тайника, надежно завернул их брезентом и засыпал этот свой схрон углем.
Как же он устал. Он не чувствовал ног. Он ничего не чувствовал. Он бревном рухнул на свою лежанку, но сон бежал прочь. Не было сил ни жить, ни спать…
Григорий дымил и отгонял от себя все картинки сегодняшнего дня, все мысли, все предположения…
«Чего колготиться? Как будет – так и будет… А как будет? Наверное, завтра начнут Йефа искать – он же сбежал. Конечно, сбежал! Иначе зачем бы ему так вот, крадучись, в свой собственный дом?.. Ну и пусть ищут… Я, например, его в глаза не видел… Даже во сне не видел… хотя во сне…»
Темнота громыхнула в Григория – черная стремительная молния пронзила его от макушки до пяток. Он подумал, что надо открыть глаза и осмотреть разрушения. Наверное, эта молния прошла через всю котельную?.. Григорий почувствовал, что пол уезжает из-под него. Что же это рвануло? Может, Угуч гранату приволок из лесу? Надо было оглядеться, но все залепляла темнота… и пол уползал. Пусть будет свет, – попробовал скомандовать (кому?) Григорий. Никакого результата… Откуда-то пыхает жаром. Может, он в Афгане и горит заживо?
– Свет, – заорал он. – Свееет!
И свет пробился к нему. Он был какой-то проблесковый, как и сознание. Тем не менее Григорий краем глаза увидел и сразу понял, что Угуч тащит его за ногу к распахнутой топке, в которой бушует такой же огненный ад, что сжигал его в Афгане…
– Что же вы все пытаетесь меня спалить? – спросил Григорий неизвестно у кого.
Григорий в тот же промельк определил, что Угуч бросил его тащить и стоит над ним, стиснув черенок шахтерки в руках. «Непонятно, за что это Угуч намеревается меня убить? Странный какой парень…» В несколько следующих промельков Григорий понял, что Угуч убежал. Смотреть на мелькания света было невыносимо, и Григорий закрыл глаза.
«Свет, – передразнил он сам себя. – На хрен он нужен, свет этот?..»
5. Недоделок
«Что он сказал?» – про это Недомерок и забыл уже любопытствовать. Сейчас его занимало другое – куда он подевался?
Наутро после того, как Льва Ильича отпустили из областного управления КГБ, капитан Матюшин прибыл к месту своей физкультурной службы в школу-интернат и первым делом ткнулся в квартиру гражданина (или товарища?) Прыгина. Тарабанил, ходил кругами и снова тарабанил, пока не убедился, что действительно заперто, и в запертой квартире, скорее всего, – никого. Тогда он пошел с расспросами по школе и сначала заглянул в котельную.
Там Федор Андреевич распекал на все лады Григория, который и всегда-то выглядел как страх божий, а нынче с повязкой на голове и красными, под цвет всей физиономии глазами, – не приведи господи…
– Это же в разум не вобрать, зачем надо так пить? Тем более буквально учора организовали свое общество для трезвости – все чин-чинарем, как у людей, а тут на тебе, опять за рыбу гроши… Ну выпей стакан-другой для аппетиту, но разве ж можно так жрать? Голову пробил чуть не насквозь, котлы раскочегарил, как в лютую зиму… А дети так и задыхаются от жары. Опять же, уголь зазря дымишь… А мне этот уголь тоже не задарма достается. Что мне зараз робить? Высчитывать с тебя уголек?.. Да хрен с ним, с угольком! – ты глянь, чего с собой сотворил…
Федор Андреевич увидел, как вошел Недомерок, и его вдохновение, с которым он начинал начальственный разнос, сразу же стало сходить на нет…
«Чего ему еще надобно? – думал Федор Андреевич, как бы не замечая Недомерка. – И кем он нынче приперся – учителем по физкультуре или капитаном по безопасности?..»
– Товарищи дорогие, – обратился Недомерок с неожиданными дружелюбными напевами в гласных звуках. – Подскажите мне, куда подевался наш Лев Ильич?..
Повисло тягостное молчание. Федор Андреевич внимательно вглядывался в капитана, пытаясь уразуметь тайный смысл его вопроса, потому что никакого другого смысла в этом вопросе точно не было, но и тайного было не сыскать.
– Наш Лев Ильич, – Федор Андреевич надавил голосом на слово «наш», – уехал пасярод ваших гавриков учора у вечер, – говорил директор, не стараясь даже, чтоб дружелюбно. – А куды подевался ваш, – снова ударение на «ваш», – Лев Ильич, это вам лучше вядома.
С груком и скрипом ввалился Степаныч.
– А мне казали, что ты башку расшиб, – заорал он с порога Григорию, – а ты и вправду расшиб, – уже нормальным голосом закончил он, придумывая, как бы незаметней исчезнуть, опасливо взглядывая на директора и удивленно на Недомерка.
– А я, Андреич, вечером еще ему казау, что пить надо с умом, а не то голову мож