Дух, несущийся из квартиры, свидетельствовал о большом застолье с мясными, рыбными и овощными блюдами, а также о том, что в квартире регулярно употреблялось знчительное количество лекарственных средств – от настоек и отваров до резко пахнущих мазей.
– Привезли? – визгливо спросила Надежда Федосеевна, наступая на следователя. – Я уже два часа вас жду! Спите вы, что ли, на работе?!
– А что вы ждете?
– Итальянский спальный гарнитур из «Мебелёва», восемьдесят тысяч заплатила!
– Недорого для Италии, – заметил Янов.
– С распродажи. Вносите гарнитур, я место освободила.
– Его сейчас подвезут, а мне необходимо убедиться, что вы правильное место для гарнитура выбрали, – сказал Янов.
– Ну, смотрите!
Обстановка квартиры ясно свидетельствовала о скрупулезном скопидомстве, а то и нездоровой страсти хозяйки к вещам и предметам. В тесноватой трешке столпилось невероятное количество мебели, а на каждой поверхности стояли вещи – безделушки, игрушки, часики, посуда, вазочки. На стенах беспорядочно висели выцветшие репродукции Шишкина, Брюса и других широко тиражированных в Советском Союзе авторов.
В спальне, где предполагалось размещение гарнитура, вещей оказалось не меньше.
– Тут я подвину, тут немного освобожу… – объясняла хозяйка.
– Слушайте, где вы взяли деньги на гарнитур? – спросил Янов, резко обернувшись к ней.
От неожиданности Надежда Федосеевна машинально ответила:
– Сосед дал!
– Какой?
– Валька.
Тут она опомнилась, сообразив, что вопросы гостя не соответствуют ситуации. Янов не дал времени обдумать открытие.
– А вот теперь, подробнее! – он достал удостоверение следователя и объяснил: – я веду расследование по делу о ранении Валентина Корды. И точно знаю, что вы соврали, будто в два часа к нему приходила стриженная высокая женщина. За это он вам заплатил. Признавайтесь или пойдете под суд, а гарнитур у вас отберут.
– Не имеете права, – неуверенно ответила Надежда Федосеевна. – Ну, и что такого…
– Да или нет?
– Да, – соседка расстроилась почти до слез.
– Он сам просил вас это сказать?
– Да. Пришел в полдень, сказал, чего хочет. Я согласилась, он отдал деньги. Предупредил еще – говорить о той бабе, что бы ни случилось.
– Вы не удивились?
– А мне-то что? – всхлипнула Надежда Федосеевна. – Мало ли какие бывают дела у людей?
– А жену Корды вы знаете?
– Ну, да.
– Как ее зовут?
– Марина. Она в университете работает, но кем – я не знаю. Уехала летом, с тех пор я ее и не видела.
– Придете в полицию по повестке. Из города не уезжайте. До свидания.
Двое других свидетельниц, узнав, что Гамова раскололась, тоже признались во лжи.
Обо всем этом Янов сообщил Гжелкину, адвокат пообещал заставить Хвостова повторно вызвать свидетельниц и снять подозрение с Евы.
К большой удаче Игоря Гжелкин собирался возвращаться в Курортный. С ним Янов и передал эксперту Валере обнаруженный у Корды ремень из рыбьей кожи. Если частицы с одежды Алены совпадут с материалом, из которого изготовлен ремень, убийца найден.
Вспомнив об алиби Вэла, Янов решил заехать в областную больницу.
Вечером Ева встретила его поцелуем. Янов только успел спросить:
– Селена не у тебя?
Она мотнула головой, и они оказались в постели.
Ужин получился поздним и долгим. А по мнению Евы, еще и свинским: ели прямо в кровати, роняя крошки, брызгая помидорным соком на простыни.
Закурив, Игорь спросил:
– Тебе не интересно, что я сегодня делал?
– Интересно, конечно, – слизывая с пальцев мед, ответила Ева. – А что ты сегодня делал?
Выслушав его рассказ, она радостно захлопала в ладоши:
– Ура. Значит, меня не посадят за нападение на Вэла. Кстати, ему, вроде, лучше. Он приходил в себя, но ненадолго. Врач сказал – ждать.
– А я знаю. Был в больнице, говорил с врачами. Правда, я по другому поводу приезжал – хотел узнать, как твой бывший обеспечил себе алиби на время убийства моей невестки.
– Ну, и?..
– Он купил липовую справку. Это в областной больнице без проблем, если знать, к кому подъехать и кому сунуть в лапу. Документ официальный, хранится в базе, на полицейский запрос ответ будет положительный, – Янов потушил окурок в пепельнице. – Вопрос – кто ранил Вэла?
– Ну, вроде бы он сам себя ранил, так? Самоубийство, инсценирующее убийство с подставой меня, несчастной. И раз он убил Алену, то все становится на свои места. Вэл ненавидел меня куда больше, чем я думала.
– Пока это только версия. Меня беспокоит жена Корды – она совершенно точно существует. Я проверил базы ЗАГСа – свидетельства о браке нет. Значит, официально они брак не регистрировали и она не носит фамилию Корда. В Университете работают тринадцать Марин, из них десять подходящего возраста. Я сфотографировал на телефон пять из них – покажу дворнику. А у Вэла и фоток в доме нет…
– Может, ее никогда и не было? – рассмеялась Ева. – Например, ходили к Вэлу разные женщины, все одного типа. У соседей сложился один общий образ, вот и все.
– Ну, это вряд ли! Ладно, все ерунда. Иди ко мне!
Лена. Разоблачение
Сильно разочаровывало, что человек-шкаф проявляет мало интереса к поиску Димы. Я понимала, что у мамы тоже большие неприятности, но Дима ведь пропал! Он может быть похищен, даже мертв, и никому нет дела.
Конечно, когда маму освободили из полицейского узилища, я страшно обрадовалась. За несколько часов, которые она провела за решеткой, я детально обдумала, что случится, если ее не будет рядом со мной. В тюрьме – это не рядом. Я представляла, что буду ходить к ней на свидания, готовить передачи, писать письма – все это никак не вязалось с тем, что я ожидала от своей будущей жизни с мамой.
Наверное, отчасти потеряв маму и, возможно, навсегда потеряв Диму, мне придется так же, как и маме, разбивать свое существование на недолгие эпизоды – новые жизни. Проживать их, опираясь на красоту, мудрость, радость, деньги и мужчину. И так снова, и снова…
Вряд ли смогу.
Я уже совсем скисла, когда маму отпустили. От радости опять расплакалась, а увидев ее, решила – если маму все-таки посадят, тоже совершу преступление, чтобы сидеть вместе с ней. Только не придумала, что же такое натворить ради срока в колонии.
Сентябрь подходил к концу, погода все чаще портилась, день укорачивался. Я надеялась, что вместе с мамой эта осень станет лучшей в моей жизни, начнется новый этап. Но выходило не совсем так, как мечталось.
В дверь позвонили. Встала из-за стола, поплелась открывать. До сего момента я пыталась вникнуть в историю искусств, чтобы подготовиться к семинару. Буквы не складывались в слова, а слова – в понятия. Ничего не запоминалось.
На пороге стоял человек-шкаф.
– Здрасьте, – сказал он.
– Пришли узнать новости про Диму? Так их нет.
– Наоборот, пришел рассказать, что выяснил.
Мы прошли на кухню, я поставила чайник на плиту.
– Значит, так, – Пантелеич уселся на бабулину скрипучую табуретку. – Некоторое время назад Дима искал свою мать. Нашел следователя, который разбирался с аварией Александра Чудая, но следователь Комаров оказался в состоянии глубокого Альцгеймера. С Димой общалась дочь. Спустя какое-то время ей позвонила неизвестная женщина, которая имела какие-то новости о Диминой матери. Дочь следователя передала Диме телефон той женщины.
– Значит, это он к ней спешил после нашего обеда! Помните, еще ваш друг с нами был? Такой седой дядька…
– Почему ты сразу не рассказала, что Дима пропал после того обеда?
– Не подумала. Прошло несколько дней, пока я сообразила, что Дима пропал. Думала – работает, уехал к клиенту или еще что-то.
– Ясно. Спасибо моей первой жене – я узнал, что номер телефона той женщины зарегистрирован на твоего отца.
– Не может быть!
– Да, все оказалось тесно связано – пропажа Димы, делишки твоего папы. Как ты думаешь, мог ли Дима попытаться убить Валентина?
– Нет! За что?
– Селена, ты не гоношись. Надо разобраться. Теперь уже нет сомнения, что твой папа убил жену моего брата в Курортном. Частички с его ремня полностью идентичны частичкам на одежде убитой – он навалился на нее, пока душил и…
– Ой, не говорите больше… неужели мой папа – убийца?!.. Игорь Пантелеевич, я не верю.
– Давай без Пантелееча, – поморщился он. – Факты часто разбивают нашу веру, уж поверь. Я до последнего не был точно уверен, что Алену убил не мой брат. Да, я тоже не мог себе представить Лёшку в роли убийцы, но!..
Закипел чайник, я встала, чтобы налить чай.
– Мой папа… А я могу стать убийцей? Получается, во мне порченая кровь.
– Знаешь, все могут стать убийцами, несмотря на кровь. В войну люди убивают. Убивают, когда на них нападают. Но если ты понимаешь, что убийство – это страшнейшее преступление, непростительное, гадкое, то у тебя останется больше шансов прожить жизнь так, как положено человеку.
– Мой папа забыл это.
– Он поддался ненависти, Селена. А ненависть – худший советчик.
Попытавшись разобраться в своих чувствах, я запуталась еще больше. Да пусть уже будет, что будет! Хочу только, чтобы папа выжил, Дима вернулся и все наши неприятности закончились раз и навсегда.
– И как нам теперь найти Диму? – спросила я.
– Для начала надо разобраться, что случилось. Если Дима встретился с твоим отцом и ранил его, то он прячется. Возможно, уехал в Польшу. Но в таком случае непонятно, где Дима находился почти две недели со дня исчезновения и до нападения на твоего отца. И какое отношение имеет ко всему этому женщина, что звонила Комаровой. И откуда взяться новостям о давно умершей женщине? Надо думать.
– Что же делать? Я увижу Диму еще когда-нибудь?
– Все бывает, Селена… Так, меня срочно ждут в одном месте, поэтому – до вечера! Мы ужинаем все вместе у твоей мамы.
Он ушел, а я заплакала.
Хотелось увидеть маму, пожаловаться, поговорить. Только этим вечером мои желания не сбылись: у мамы сидели тетя Маша и друг Янова со страшной фамилией Могила. Он любезно поддерживал разговор о танцах народов мира, но с трудом скрывал отсутствие интереса к теме и собеседницам. Между прочим, тетю Машу с мамой беседа также мало увлекала. Они машинально продолжали щебетать и смеяться, а сами думали о другом. Я догадалась, что мама беспокоится обо мне и косвенно – через меня – за Диму. Причина волнений тети Маши раскрылась позже.