Побаиваются Беспалую и недолюбливают. Разное шепчут. Мол, однажды ночью Беспалая копошилась в мусорной куче и фыркала от удовольствия. А одна женщина открыла входную дверь, чтоб выйти, и застала Беспалую прямо на пороге – старуха рассыпала крупу и побежала вниз по ступенькам, быстро-быстро, словно молодая, хотя с виду ей лет восемьдесят. И это повторилось с другим соседом, только Беспалая уже рванула на чердак; мужчина из любопытства поднялся за ней, а там увидел резиновый детский мяч, который покатился вниз по ступенькам. Скончался ветеран, так Беспалая зашла в квартиру, притронулась к ступне мертвеца в гробу и завыла болезненно и тонко, как собачка. За минувший год старуха сдала. Высохла, пожелтела. Глаза в бельмах и слезятся; явно скоро окочурится…
Пятилетний Костя ещё ни разу не наведывался на заброшку. Самому идти страшновато, а в компанию пока не принимают. А сегодня напросился, и старшие мальчишки оказались не против, позвали с собой. И всё бы хорошо, но Костя на минутку отлучился в кустики, а когда вышел, никого на дороге не было. Костя не испугался, просто огорчился. Потеряться тут в принципе невозможно, его высотка видна отовсюду.
Костя оглядывается и прислушивается, но ребят нигде нет. Должно быть, поход за игрушками отменился и они убежали в парк. До Кости им и дела нет; не пропадёт, вернётся во двор.
– Что ты тут делаешь, малыш? Заблудился?
Костя не умеет различать возраста. Для него что десятиклассник, что приятели отца – «дяди». Какая в сути разница. На самом деле незнакомцу от силы восемнадцать лет. Одет в джинсы и плащ. И даже присутствует широкополая шляпа, из-под которой ниспадают длинные, до плеч, волосы. Лицо красивое, как у сказочного принца. Помнишь, ты когда-то шептала мне: «Мой старенький принц…»
– Гуляю, – без робости отвечает Костя; он привык доверять людям.
– Без никого? А ведь уже довольно поздно…
Голос приветливый и насмешливый одновременно.
– Нас много было, – вздыхает Костя. – Но все куда-то убежали…
– Бедняжка… – холодно улыбается «принц». Глаза томные, змеиные. – Овечка отбилась от стада. Но, может, это и к лучшему. Ты будешь мне кое в чём полезен…
– Я не овечка! – сразу хмурится Костя.
Ему больше по душе бабушкино обращение – «разбойник». А овечками пусть называют девчонок.
– Я будущий десантник. Или космонавт!
– Ну конечно, – соглашается юноша-принц. – Ты мог бы оказать мне услугу, малыш-космонавт?
– Какую?
Незнакомец показывает взглядом на заросший палисадник и проступающие сквозь листву дощатые стены, шиферную крышу с печной трубой:
– У меня там важное дельце, и мне нужен помощник.
– Вы в бараки?! – обрадованно спрашивает Костя. – А я ведь тоже туда хотел!
– Видишь, как замечательно всё складывается… – юноша протягивает Косте руку. – Значит, пойдём туда вместе…
Они идут по заросшей травой асфальтовой тропинке – мальчик и незнакомец.
Покинутое жилище выкрашено как забор – в зелёный цвет, окна разбиты, карнизы ржавы. Крыльцо обвивает плющ, замшелые ступени в трещинах, треугольный, как в деревенских домах, козырёк покосился.
По скрипучей деревянной лестнице поднимаются на второй этаж. Перед ними сумрачный коридор с дверями квартир. Пол дощатый, стены покрывает щербатая штукатурка.
Юноша уже бывал здесь – сразу нашаривает чёрный, допотопного образца выключатель, и в коридоре загорается одинокая дрожащая, как лампада, лампочка. По стенам ползёт лёгкий шорох, будто с потолка устремились вниз тараканьи шуршащие полчища. Но это гудит старая электропроводка, для которой и сорок ватт тяжкая ноша.
Наклоняется к Косте:
– Сделаешь всё, как я прошу, и получишь вот такой, – показывает какой, – мешок с солдатиками…
– А рыцари будут? – шёпотом уточняет мальчик.
– Разумеется. И пираты с индейцами. Главное, не издавай ни звука!..
Они проходят через двустворчатую дверь. Потолки низковаты, но само пространство поистине велико. Вместо лампочек свечи. Их сотни, совсем коротенькие и длинные; беспорядочно налеплены по полу. Остатки вечернего света с примесью заката сквозят через окна.
На стенах рисунки – настолько бесстыжие, что Костя, который был до того чист душой, понимает, что осквернился и утратил прежнюю невинность. Голые мужчины и женщины творят непотребное, странно обнимаются, пляшут. Повсюду кощунственно намалёваны советские звёзды.
А посреди зала высится огромное кресло с высокой и резной спинкой. В нём сидит голая старуха и справляет прямо на пол большую нужду. Пахнет гнилостным отхожим мускусом.
Лицо Беспалой властное, надменное и незрячее. Это в обычной жизни она выглядит глуповатой старухой. Здесь, в этом ужасном бараке, Беспалая не ветхая, а Вечная.
– Я пришёл, Нина Даниловна!.. – робко произносит юноша.
Костю он прячет за плащом, который нарочно распахнул пошире, как нетопырь крылья.
Подходит к какому-то продолговатому громоздкому предмету, который стоит на табурете рядом с троном. Это сундук. В таких пираты, должно быть, хранят сокровища. Покатая крышка с заплесневелыми медными полосами и заклёпками. На месте замочной скважины обычная дырка.
– Нина Даниловна… – юноша присаживается, по-собачьи глядя на Беспалую. – Точно не имеет значения, какой палец совать?!
И куда подевалось недавнее высокомерие самозваного «принца»? Заискивает как лакей.
– Любой! – Беспалая показывает изувеченные кисти. – Кроме мизинца!
По лицу её блуждает страшная гримаса, которая должна символизировать улыбку. В тон каркающему голосу под потолком начинает колотить крыльями полуслепая птица, покрытая шерстью, а не перьями.
– А сколько времени сундук открыт? – голосок у «принца» дрожащий. – Я же успею забрать что мне причитается?
– Успеешь! – рявкает Беспалая. – А если нет, у тебя ещё семь попыток!
Льстиво улыбается юноша:
– Всегда хотел спросить, Нина Даниловна, почему нельзя мизинцы?
– У Сатаны их нет!
И смеётся. Внутренности исторгают под трон шматки какого-то склизкого холодца. Они будто и не падают, а невидимая рука зло швыряет их в пол.
Косте не по себе. Голая старуха похожа на древнюю злую королеву.
«Принц» продолжает тревожно:
– А будет именно то, что я попрошу?
– Сундук сам решит, что давать!..
Пока юноша переговаривается с Беспалой, Костя, скрытый плащом, оглядывается по сторонам. На грязном полу свечки; почему-то валяется ещё старая обувь, взрослая и детская.
– «Нима Огавакул» читать? – спрашивает «принц». – Или «Сатана Отче»?
Беспалая снова хохочет:
– Да Ему всё равно!..
Слышится дрожащий шёпот:
– Сатана, Отец наш, слаще всех под небесех, да приидет Каинство твоё, да будет Не-воля Твоя из-под земли…
Фигуры на стенах совершают мерзкие тыкающие движения. Юноша бормочет что-то невнятное, затем поворачивается к Косте.
Одними губами артикулирует: «Дай руку». Костя протягивает правую ладошку.
Юноша показывает, чтобы Костя оттопырил безымянный палец.
– Суй в замочную скважину… – словно выносит приговор.
– Зачем? – беззвучно спрашивает Костя.
Ему всё кажется, что это какая-то игра.
– Чтобы открыть сундук. Защёлку подцепишь, он и откроется…
– А что в сундуке?
– Солдатики твои. Пираты и рыцари!.. – истерично улыбается «принц». – Засовывай!..
Беспалую разобрал гомерический смех. Старуха клокочет, булькает, квохчет. Дряблое обнажённое тело конвульсивно содрогается на троне, и это скорее напоминает эпилептический припадок. Всё чаще шмякается на пол зловонный холодец. За стеной барака воют, скулят невидимые псы. Огоньки свечей мелко дрожат, словно по полу метёт сквозняк. У мохнатой птицы под потолком вспыхивают красным огнём бельмастые глаза.
Юноша, видя Костину нерешительность, сам хватает мальчика за кисть и запихивает его безымянный в замочную дырку. Тотчас раздаётся механический звук, будто опустился и поднялся разделочный пресс. Крышка сундука, точно под действием скрытой пружины, распахивается.
Беспалая не смеётся. Она завалилась на бок и неподвижна. Взгляд окостенел, холодец из неё больше не падает. Как сидела на троне, так и померла.
Из сундука ползёт странный сырой туман, пахнущий гнилой рыбой. Бесформенный голос где-то не здесь произносит «Аз есмь Сатана!», а за окнами барака мелькает огромный стремительный силуэт – быстрым шагом прошёл великан с бараньими рогами.
– Нина Даниловна, с вами всё в порядке?.. – шепчет с опаской «принц»; руки его при этом воровски тянутся к сундуку; до Кости ему дела нет.
А мальчик с оторопью смотрит на «обновку» – чёрный палец…
Божье Ничто бормочет:
– Очнись, Костя!..
Удаляются зыбкие как мираж опущенные боги – Кхулган, Огион и Эстизея; Тыкальщик, прислонившись спиной к стволу рябины, истекает кровью из пронзённых глаз. Переминаются Лёша Апокалипсис и Рома с Большой Буквы…
Косте всё очевидно и без пояснительного комментария Божьего Ничто. Уже в самом раннем детстве его бессовестно провели. Что за незавидная судьба – всякий раз быть облапошенным! Но так жизнь и есть сплошное надувательство, малыш. Ты обманут одним фактом своего рождения, тебя же не спрашивали, хочешь ли ты вообще появляться на свет, попросту принудили жить и страдать.
К Беспалой и раньше заглядывали ходоки – поклянчить несбыточного у сундука. Неизвестно, за какие блага пожертвовала она своими пальцами – долгую ли сытую жизнь, власть, могущество? Со слов Беспалой, сундук одаривал на свой выбор – не угадаешь, что получишь. Но суть в том, что смазливый юнец в шляпе воспользовался Костей как отмычкой! И заодно решил обвести вокруг пальца Беспалую и сундук. Но с запредельным нельзя жульничать! Антимир взамен исторг Безымянный и вручил тому, кто расплатился собственной частью тела, – Косте. А вот получил ли желанное обманщик-принц? Вдруг ему подсунули любовь, только нестойкую, хрупкую, предательскую, прям как наша с тобой, милая?
Сгущаются сумерки. Наступает время теней и призраков, что по вечерам выползают из трещин мироздания в печальное людское измерение. Лёша Апокалипсис и Рома с Большой Буквы рядом с Костей – провожают на всякий случай, чтобы с костяным мальчиком ничего не случилось. Теперь юроды – его верные помощники.