одарила, у которого костью разжилась. «Стоит крест сто лет, мною щедро одет! Как я крест украшаю, так я покойника наряжаю!» Нельзя ж без откупа…
Чего только не услышишь на колдовском майдане! И песни с шутками, и заповедные слова с ритуалами. Но не всему нужно слепо доверяться.
– Хорошо пошла на прошлой неделе хлебная порча! – хвастается баба лет тридцати.
Один зрачок карий, другой зелёный. Правая ноздря шире левой. Звать Васильевна.
– Тесто с высушенной икрой от чёрной жабы месили? – интересуется начинающий колдун Кириллыч. – Или на опарышах?
– Вот ещё! Просто горбушку поминальную с могилки взяла!
Ох, Васильевна! Сама не разбираешься и других с толку сбиваешь. А лучше б не ленилась, а уморила голодом пса или же кота и на опарышах тесто делала.
Да, есть порча на могильном хлебе. Наговариваешь: «Мертвяком не съедено, мной на откуп сменяно». Потом довольно хоть крошку подкинуть, и покойник придёт за своим хлебушком. Но бывает, что продукт (конфета, печенье, да что угодно) на могиле уже «откупной», кем-то специально оставленный. Если такую горбушку взяла глупая Васильевна – не поздоровится ей, даром что ведьма.
Рыжая, в веснушках, Анисимовна уже пострадала от собственного дилетантства:
– У меня, как порчу навела, в правом ухе вырос гриб! – жалуется.
Действительно, реальная поганка: на бледной тонкой ножке шляпка размером с копейку! Анисимовна, конечно, прячет поганку под крашеными волосами, но факт остаётся фактом. И не сорвать, и не срезать такой, с позволения, грибочек – это ж теперь часть плоти! А всего-то использовала неправильный стакан: надо было гранёный, а она схватила какой-то с узорами и треснутый; пожадничала, что ли, правильный купить?..
Чего только не услышишь на колдовском майдане! Молодёжь толпится возле облезлой скамейки.
– Давай, Кимыч, спой! – обращаются к тощему пареньку с гитарой.
– Какую? – спрашивает узкоглазый, с причёской под Элвиса Кимыч.
Взгромоздился на спинку скамейки, как птица. На длинной, точно у грифа-падальщика, шее цепь с позолоченным пентаклем. Джинсовая жилетка в значках и каких-то побрякушках. От азиата облик – разрез глаз, чёрные вихры – а говор наш, русский. Но тоже, получается, колдун.
– Войну! – дружно просят нелюди.
Кореец кивает, по-обезьяньи выдвинув вперёд нижнюю челюсть, гундосит под дворовые аккорды:
Между Небом и грешной Землёй!..
Между Господом и Сатаной!..
Каждую среду и каждую ночь…
Война-а-а!..
Гитара звучит рыхло и глухо, словно сделана из картона. Это обычная «ленинградка», переделанная под шесть струн. На жёлтой фанерной деке переводные картинки и рисунки фломастером.
Под стать отсыревшему инструменту невыразительный голос исполнителя:
Я хотел бы остаться с тобой!
Но я демон с перебитым крылом!
С перебитым серебристым крылом!
Облом!..
Такое вот ностальгическое КСП, милая. Но Андрей Тимофеевич – консерватор во всём, молодёжная песня ему не нравится. Старой музыкальной закалки. Петь нужно красиво, протяжно и жалобно, как Толкунова. Ну, или каким-то героическим баритоном, вроде Магомаева. А тут деревянный дровосек трещит. Вот даже певичка, что мурлыкала по радио, приятнее на слух, чем этот Кимыч:
В иллюминаторе видно комету!
Скоро посадка на чудо-планету!
Сердце стучит под рёбрами!
Скоро все будут добрыми!..
Ладно, у Кимыча песня шуточная, аллегорическая. А вон брызжет слюной полубесноватый седой хлопец. Реально вообразил себя падшим ангелом. Заявляет во всеуслышанье, что звать его Азариил, он хорунжий демонического легиона и пострадал за Сатану и его славное воинство. Родная тётка Наталья обманом заволокла в церковь на отчитку, а там батюшка отсёк огненным распятием ему правое крыло!
Хрипло, надрывно ревёт, прям как бард Высоцкий:
– Опутали меня святоши своими молитвами, чтоб не мог я взлететь! Принялись крестить спину! Я кричу на весь храм: «Этим меня не возьмёшь! Ваш Бог слаб, а я могуч как никогда!» Потом будто свист кнута и адская боль! Точно вырвали с мясом мне правую лопатку! Я оглянулся и в отражении на иконе Спаса, как в зеркале, вижу, что теперь вместо правого крыла моего шевелится какой-то дымящийся обрубок! Я рычу: «Что ж натворила ты, тётка Наташа! Как посмотрят на меня легионы, увидев без крыла!»…
Бедный, скорбный! Плачет по нему и ПНД № 16, местная дурка, главврач Борис Давидович Коган, завотделением Меркулова А.С. и добрая тётка Наталья…
Недолго побуянил самоназваный Азариил, подошли крепкие двое, взяли под руки и вывели куда-то, чтобы криками не смущал народ и не позорил Сатану.
Кажется, что большая толпа без присмотра, но за всем наблюдает чьё-то бдительное око. Андрей Тимофеевич даже толком не понял, что произошло, настолько быстро «дружинники» сработали.
Чего только не услышишь на колдовском майдане! Не обязательно про порчи на смерть. Далеко не вся магическая практика так кровожадна. Не потому, что чревата серьёзными обратками и откатами, – с этим несложно разобраться. На первый раз хватит фразы: «Не я порчу делаю! А Иванов Пётр Сидорович чары напускает!» – и обратка полетит несчастному Иванову, который ни сном ни духом. Можно и простейшую защиту на могильное растение сделать: «Что с возвратом придёт, пусть на дерево сойдёт!»
Дело в том, что колдуны, ведьмаки и прочие маги зарабатывают на жизнь заказами. И чаще всего на повестке обычные рассорки, остуды, бытовые неурядицы.
– Попросил клиент начальничка бывшего разорить, – откровенничает колдун Саныч. Сутулый, как обгорелая спичка. – В общем, закоптил ему копеечку на чёрной свечечке, хе-хе!.. Ну и бумажонку с заговором передал. Да вот писал спьяну, боюсь, слова напутал!
Во-первых, не порча, а проклятие. Называется «Разорение на чёрную мелочь». Бюджетный, часто дающий осечки способ. Куда действенней «Покойницкая копейка». Копейку (сейчас монета в рублик) кладут в ноги покойнику – в ночь перед похоронами. Зарядившуюся мёртвой энергией денежку подбрасывают тому, кого желают пустить по миру.
И во-вторых, в проклятиях есть опасный нюанс – собственно заклинание. Хоть слово в нём сказать неправильно – обнищает тот, кто подбрасывает. И не только он, но и его наследники. Проклятие, в отличие от порчи, прописывается на генетическом уровне и переходит потомкам. А недобросовестный колдун вообще ничем не рискует, просто кладёт в карман заработок. Поэтому и хихикает Саныч – гонорар получил, ответственности никакой, и человека, обратившегося к нему за услугой, возможно, обрёк на нищету.
Сухорукая ведьма Ростиславовна делится недавним опытом:
– Пришла мадам, на собственную сестру заказала порчу – красоту у той извести!
– А ты что? – хитро спрашивает древняя карга Егоровна.
Уж она-то знала бы, что делать! Кстати, как помрёт, надо посоветовать Ростиславовне на рожу мёртвой Егоровны положить зеркальце и прочесть специальный заговор на отражение: «Жизнь пролетела, красота облетела, кожа белая сделалась прелая, глаза ясные стали красные». Потом такое порченое зеркало можно подкинуть сопернице. Хватит несколько раз в него посмотреть, и от былой красоты, если таковая была, не останется и следа…
– Зеркало, значит… – задумчиво мусолит тонкие губы Сапогов. – А слова-то я сам сочиню: «Щёки ввалятся, нос провалится, губы высохнут, зубы выпадут!..»
– Рассорку сделала! – хвастается ведьма Артамоновна – толстуха с родимым пятном свекольного цвета во всю щёку. – Семью, стало быть, разбила! Уж постаралась!..
Выкрала из семьи тарелку, написала на ней имена супругов, а после разбила посуду левой босой пяткой – так, чтоб порезаться! Кровью бесам за услугу и заплатила.
– Интересно, чашка тоже подойдёт?.. – размышляет вслух Сапогов.
В руках у юркого, как сороконожка, парня недобрые магические снасти. Корешки в пакетиках, пузырьки, бесовские ладанки, бечёвки-наузы. Ходит в толпе и негромко, украдкой предлагает свой товар.
– Дедушка!.. – обращается к счетоводу. – Купи мёртвую соль! Есть вода из-под покойника, науза на саркому! Всё стерильно!
Недолго коробейничал паренёк, два «дружинника» взяли быстро фарцовщика в клещи:
– Вали-ка отсюда, мил человек!
– Раб Сатаны! Раб Сатаны!.. – бормочет тот и кладёт чёрное знамение, то есть крестится снизу вверх слева направо.
Не помогло, снадобья конфисковали и пинками вывели. Пусть ещё спасибо скажет, что калечащее заклятье не наложили. Какое, милая? Допустим, заклятие криком: это когда шептать больше не получится и даже вполголоса говорить. Орать сможет нарушитель или верещать. Там сложная рецептура, не вспомню все нюансы, надо по-особому пса замучить, чтоб визжал, пока не сдохнет…
Чего только не услышишь на колдовском майдане!
Шепчутся два ведьмака – Ефимыч и Кондратьич, от одного пахнет поганым костром, словно горел гроб или могильный крест; от второго тиной, как от дохлого сома.
– А у него, понимаешь, защита стоит! Я тык-мык, а она не пробивается! – жалуется Ефимыч.
– Свеча заупокойная была? – уточняет Кондратьич.
– Обижаешь! Конечно!
Можно просто купить свечу, но зажигать её уже от поминальной. Но держать надо левой рукой – если правша, а левше, соответственно, правой! А поминальную свечу-донора полагается затушить пальцами, которыми трогал зад.
– Заказал сорокоуст заупокойный в трёх церквях! Помяни-и-и, Господи-и, душу раба-а твоего! – это колдун Демьяныч кривляется, подражая неизвестному гнусавому дьячку. – И прости-и все его согрешения вольные и невольные!..
Пробежался, стало быть, по храмам, чтоб снять с жертвы божью защиту; губит, подлец, крещёного.
– «Инархос и Исапс» сколько раз читал? – уточняет косой Михалыч.
– Простите, как вы сказали? – уточняет любопытный Сапогов. – Инархос? Инапс?
«Спаси и сохрани» навыворот. Андрей Тимофеевич мог бы и сам догадаться.