Рыцарь Апокалипсиса опускается на колено перед сундуком. Церемонно снимает с платка синюшный палец.
– Его нужно в дырку засунуть, – подсказывает Костя. – Которая вместо замочной скважины!
Трупик Ангельчика-с-Пальчик исчезает в отверстии.
– И как был у нас образ перстный, – Рыцарь Апокалипсиса перефразирует апостола Павла, – станет образ небесный!..
Рыцарь же Большой Буквы произносит поэтическую эпитафию в манере подстрочника из «Литпамятников»:
Чёрные длани мрак распростёр!
Жарче пылай, погребальный костёр!
Ветры Севера, вихри Юга!
Взметайте огонь священного круга!..
Н-н-н-н!..
Под механический отсекающий звук за окнами размашисто проходит гигантский силуэт с бараньими рогами и произносит:
– Аз есмь Сатана!..
Крышка сундука мягко распахивается, клубится магическая синева, заполоняя собой зал…
А барак давно снесли, милая. Его и вправду нет. Троица стоит на туманном пустыре посреди крапивы и лопухов. О том, что тут когда-то было жилище, намекает битое стекло, доски, оскаленные ржавыми гвоздями, и покосившийся фрагмент стены, похожий на обелиск; на щербатой штукатурке красная надпись «ЮДОЛЬ».
Только вот магический портал остался без присмотра.
– Разве так не лучше? – Костя пожимает плечами. – Никто больше не откроет дурацкий сундук!
– Барак-призрак обречён появляться в ночи, малыш. И магические артефакты не исчезают из мира людей…
Одна надежда, что Ангельчик-с-Пальчик уже в чертогах Отца, а не в Теле Погибели.
Светает, змеится отрезвляющий мерзкий холодок; точно проснулся на парковой скамеечке, а вокруг безнадёжная похмельная опустошённость, и назойливый шепоток щекочет: «сует-ли-вый су-и-цид, сует-ли-вый су-и-цид» – да замолчи, прокля́тый!..
Где-то монотонно кычет птица:
– Мить-муть! Мить-муть!..
Рома с Большой Буквы кутается в ветхое пальтецо без пуговиц, снова делаясь похожим на гигантского ночного мотылька. Лёша Апокалипсис тоже обрёл исходный вид, прижимает к куртке толстую тетрадь в чёрном клеёнчатом переплёте. Уж не тот ли заветный гримуар по сопромату, о котором брехал Сапогову ведьмак Прохоров? Конспект студента первого курса Политеха с пророчествами о Сатане и костяном мальчике?..
Юрод перелистывает страницы. Подносит к бражному носу обложку, задумчиво принюхиваясь. Пахнет библиотечной вечностью, бумажным червём, иссохшим клеем.
– И оказалась в деснице моей тетрадь фабрики «Восход» о девяноста шести листах, – докладывает собранию Лёша Апокалипсис. – И всё, что было записано в той тетради, то в ней уместилось. А чего там не написали, то не представляло ценности. И нельзя было понять ничего из этой тетради, не прочитав её! Но открыли мы её и ничего в ней не увидели!..
Костя, как матёрый троечник, заглядывает Лёше Апокалипсису через локоть, точно хочет списать контрольную. Пустые желтоватые страницы сухие и ломкие, как опавшая листва.
– В тетради ничего не написано, Божье Ничто! – разочарованно восклицает мальчишка.
– Не бес, а чисто Самуил Маршак! – Рома с Большой Буквы ведёт пальцем по клетчатой странице, как слепец, ведающий шрифт Брайля.
Непонятно всё в тетради,
Из тетради смысл украден!
Чтобы текст её прочесть,
Нам тетрадку надо съесть!
Н-н-н-н!..
– Не буду! – капризничает Костя, хотя никто и не собирается взваливать на мальчишку такую миссию. – Бумага – это невкусно!
С этим не поспоришь, хотя бурда бабы Светы немногим лучше.
Кому же придётся пожертвовать своим желудком? Божье Ничто и крошечной шпаргалки не осилит. Роме с Большой Буквы бес из вредности горло закупорил. Юрод хочет что-то сказать, но губы будто слиплись, и наружу вместе с пузырями слюны вырывается только инфернальное шипение:
– Коохчи!.. Ахорн!.. Нхтара!..
– Тетрадь Будущего Века, ненаписанная внутри и запечатанная непечатным! – Лёша Апокалипсис с хрустом вырывает первую страничку, сминает. Бумажный ком похож на оригами бесконечности. Юрод суёт его в рот, жуёт и комментирует: – Снял я первую непечатную печать, и вышел из меня глист-дантист и сказал громовым голосом: «Жуй и глотай!»…
Из кармана сварщицкой куртки торчит бутылочное горлышко, заткнутое пластиковой пробкой. Лёша Апокалипсис извлекает 0,7 креплёного, откупоривает. Стелется запах дешёвой плодово-ягодной сивухи. После глотка дело продвигается глаже. В минуту сжёваны с полдюжины листов.
Божье Ничто щурится на Костю подсохшими кругляшами.
– А какая она, тетрадь?
– Общая… – мрачно отвечает мальчишка. – Чёрного цвета…
– В клетку или в линейку?!
Ах, не всё ли равно, Божье Ничто?
– Освежи-ка мне глаза, дружок… – просит Божье Ничто. – Закисли, в смысле, засукровились…
Костя со вздохом лезет в карман:
– Ладно, процарапаю…
Пока ты кряхтишь и морщишься, малыш, вернёмся к недавнему лестничному разговору. Тогда вскользь прозвучало, что феноменоскоп, преобразовывая Вещи Мира, попутно генерирует линейное время. Это не вполне корректно. Скорее, время создаёт предпосылки для возникновения феноменоскопа, но, оказавшись в плену его оптики и механики, из Вечного упрощается до самого простенького.
– В ньютоновском опыте луч, направленный в призму, распадается на радужный спектр, – обновлённый глазок Божьего Ничто наливается кровью. – А теперь представь всё наоборот – радугу, которая выходит из призмы одиноким куцым лучиком.
– И что это значит?
– Под линейностью традиционно понимается временной поток из прошлого в будущее или, наоборот, из будущего в прошлое. Я уже объяснял тебе, что время как бы движется в двух направлениях.
– Будто швейная игла… – вспоминает Костя.
– Скорее, двухколейная железная дорога. Сама никуда не движется, но по её рельсам навстречу друг другу мчатся поезда. Хотя никуда они не мчатся, а стоят на месте.
– Это почему?.. – мальчишка копошится в ранке гвоздём. – Паровозы сломались?
– Видишь ли, малыш… Будущее в принципе недоступно, а прошлого так и вовсе не существует. Условно наличествует только настоящее.
– Что за глупости, Божье Ничто! – процедура болезненная, поэтому Костя несколько грубоват. – Ну ладно, будущее где-то впереди, но прошлое-то было точно!
– Прошлое присутствует в реальности исключительно как слепок или оттиск… – царапина сочувственно щурится кровавой бусинкой. – Оно продукт ежесекундной практики себя в качестве помнящего. Но философски и материально прошлое абсолютно фиктивно, хотя это всё, что есть у человека, – рефлексия о том, что было, установочный набор воспоминаний, личностные лекала, по которым каждое утро «я» заново собирается в единое целое.
Ты снова позабыл, Костя! Творение изначально мертво. Жив только Бог, в нём нет ничего смертного и, стало быть, временного. В магическом измерении Вечности короткий человеческий век выглядит неподвижной целокупностью. В земном времени жизнь разворачивается, словно детская книжка-гармошка, на множество последовательно распределённых событий от рождения до смерти. Иллюзорный же миг настоящего – иголье ушко, через которое в обе стороны тянется нить пространственно-именного континуума. Времени как такового не существует, мой мальчик. Ни «до», ни «после», ни «сейчас».
Это как раз понятно. Античный Хронос питался олимпийскими божками, христианский Боженька сам пожрал время. Но спроси-ка лучше, Костя, а почему людям достался покойницкий меон, в котором их заточили, как хомяка в клетке? Будь всё проклято! Seid ihr alle verdammt!..
– По-другому нельзя, дружок. Иначе ваша Неглубокая Нереальность, состоящая из четырёх миллиардов феноменоскопов, тотчас рассыплется.
Божий Покой окружает нас. Внутри него мы движемся к Концу. Помнишь выражение «Страшный Суд»? В линейном измерении он где-то впереди, как бревно на рельсах. Но в Постоянстве всё давно свершилось. Вообрази континуальный парадокс: грешники, праведники одномоментно покоятся во гробах и уже радуются в Раю или нестерпимо страдают в Аду.
– Как ты уже догадался, Костя, Линейное Настоящее похоже на тетрадь в линейку!
– А у нас-то тетрадь в клетку! – восклицает мальчишка.
– Именно!
– И выдёргивал я штраницы и кушал их!.. – Лёша Апокалипсис со смаком дожёвывает скомканный лист, булькает пойлом. – И была целлюлоза во рту моём сладка, как шоколад. А потом горько стало в пищеводе моём…
Рома с Большой Буквы хочет что-то сказать, но его, точно непроизвольная отрыжка, перебивает бес-графоман:
Время в клетку и время в линейку —
Два студенческих старых конспекта.
Время – рухлядь, и стоит копейку.
Где-то, как-то нахмуренный Некто
Выставлял этот хлам на продажу,
Листопад заметал барахолку…
Я шёл мимо, решился на кражу,
Наклонился!.. И спёр кофемолку.
Н-н-н-н!..
– Будущее, Костя, – это тетрадь в клетку! – патетично объявляет царапина.
Мальчишка скептически хмурится:
– Божье Ничто, ты же сам минуту назад сказал, что будущего не существует!
– Всё так, малыш. Прошлое, настоящее – не более чем оттенки линейности. Конкретно же будущее, которого нет, представляет собой плоскость с незаполненными клетками, вроде шахматной доски или пчелиных сот.
Божье Ничто, погоди, а куда прикажешь девать пресловутое «иголье ушко» с нитью – вечно не наступающее сейчас?!
– Материя имеет статичную природу, и наш паровозик из Ромашково действительно стоит в тупичке. За окнами сменяется только лента пейзажа – прям как в старых фильмах. Но для того, чтобы воспроизводилась иллюзия движения и паровозик мог продвигаться по рельсам предначертанного, требуется постоянно прокладывать путь. Для этого необходимо всякий раз перебрасывать в условный завтрашний день хрональное вещество.
– Какое вещество?! – морщится Костя.
– Э-э-э… Витальную субстанцию, которая содержится в живых существах… – тут царапина умолкает.