Здесь на погостных перекрёстках
Копытца бесов и чертей!
Колдунья в люрексовых блёстках
Наводит порчу без затей…
В биологии издавна существует классификация на «царства»: животные, растения, грибы, бактерии. Так же обстоит дело и с потусторонним. Бесовско-демоническое царство – обитатели нематериальных измерений. Они умеют показывать всякие гнусные «фокусы», за которыми и обращается к ним колдовская братия. Специфика имматериума в том, что сам по себе он не в силах проникнуть в людской мир. Проводником является маг. Происходит формат симбиоза, «ты мне – я тебе»: иуда открывает лаз и скармливает соплеменника тёмным, взамен получая личные выгоды…
Впрочем, добропорядочному обывателю не стоит бояться потусторонней флоры-фауны кладбищ. В группе риска только любопытные контактёры. Места захоронений ошибочно как идеализировать, так и демонизировать. Сами по себе они, скорее, нейтральны.
Кладбища, хоть и разнятся грунтами и гектарами, близнецы по структуре. Схематично это напоминает соты. Отсюда и системная взаимосвязанность. Их неспроста называют «разумными ландшафтами». Кладбища «знают» друг о друге, постоянно обмениваясь информацией. Поэтому и случайным гостям, и некромантам необходимо строго соблюдать правила коммуникации. Если незадачливого практика «изгонит» одно кладбище, не факт, что примет иное.
Неверно также утверждать, что какое-то кладбище «лучше» другого. Природные красоты, размеры, статусные захоронения – внешние, субъективные параметры. Существенно лишь, что все некрополи – рукотворные оккультные экомашины утилизации, и назначение их сводится к простой сути, заложенной в двух, казалось бы, взаимоисключающих инстинктах: побыстрее избавиться от умершего и сохранить его поблизости. Связь с реальной подоплёкой этих первичных мотивов погребена под палимпсестом всевозможных метафизических гипотез, но истина настолько очевидна, что невидима. Кладбище – ритуальная имитация процесса возвращения феномена в Глубинную Реальность. В сути, мы имеем дело с буквализацией Божественной технологии, выразившейся в «закопать» вместо «спасти и сохранить». Однако ж милость Создателя безраздельна, что жалкий ритуальный симулякр кое-как работает – феномен возвращается в Дом Бытия, но возникают и непредвиденные побочные явления, как постсмертие и его обитатели.
В смерти исчезают навсегда, но на территории «перегонного куба» ещё долгие годы разлагаются концентраты различных человеческих информаций; говоря языком программирования, «софт»: рефлексы, инстинкты, привычки. Личность рассыпается на утилиты и файлы. Колдовская братия называет их по старинке «мертвяками», хотя правильнее термин «оболочки» – он точнее отражает природу этих существ, а именно бессубъектность. Да, оболочки сохраняют фрагментарное сознание, эпизодическую память. На уровне энергетической рефлекторики совершают стереотипные действия, воспроизводят одинаковые фразы. Зацикленная «мать» будет находиться в вечных поисках своего ребёнка, пока программа сама собой не истощится, а призрак-мизантроп замучает окружающих ночными завываниями: «Seid ihr alle verdammt!» Но насколько оболочки соотносятся с теми, кто когда-то жил, любил, работал, воспитывал детей, болел, страдал, а затем умер? Да примерно так же, как голос на пластинке – с личностью давно почившего исполнителя, то есть никак, чисто символически. Просто эхо. Спустя какой-то период оболочки окончательно разлагаются, становясь подобием кладбищенского ила. Встречаются и оболочки-долгожители, те, кто мутирует в паразитов, прилепляясь к неопытным колдунам, – наш Сапогов на заре своей карьеры наглядный тому пример.
Ведьмаки, чернокнижники и некроманты жалуют Погостный мир больше Бесовского. Да, инфернальное обладает впечатляющим ресурсом, но и требует немало взамен. Поди потом разойдись с амбициозным демоном или бесом. Для обитателей иных измерений человек – всегда дойная корова. Сложные сущности желают лишь одного – подпитаться энергией материального мира. Обычных людей «жрут» просто так, с колдуном же заключается формальный договор: в обмен за «услуги» вторая сторона обязуется вдоволь насыщать демонического покровителя. Будет стараться – сотрудничество пройдёт без видимого ущерба для здоровья; облажается – сам станет пищей. В фильмах про мафию точно показана хищническая суть подобных отношений: мелкий гангстер получает уличную «вотчину» с наркодилерами, проститутками, кафешками и прочими магазинчиками, но при этом обязан заносить «конверт» старшим боссам; если по какой причине улица конверт не наполнит – либо доложишь своё, либо в гетто появится новый смотрящий.
«Мертвяк» же – не субъект и в порче играет роль специи, усилителя вкуса, вроде глутамата натрия. С ним всякое чародейство в разы эффективней: цепляй на жертву, и voila – выест, сгубит. Но имеются и свои издержки. Если заартачится, договориться с ним или принудить невозможно. Проще переделать порчу на другой могиле. На колдовском майдане, где ошивался Андрей Тимофеевич, кто-то из ведьмаков, Леонтьич или Пантелеймоныч, рассказывал, что устроил «вражине» подселение с солдатского захоронения. Но вместо того чтоб губить, мёртвый солдат стал жертву оберегать – непроизвольно сработала прижизненная программа защиты.
В общем, оболочки – так называемое Погостное Царство, соседствующее на кладбище с Бесовским. «Царства» не дружат, не враждуют и особо не пересекаются между собой: два автономных существования даже по времени суток. К нечисти обращаются ночью; подходят все кощунственные даты, бесу в радость пакостить людям в канун церковного торжества. «Мертвяки» отзывчивы по будням и днём; в церковные и гражданские праздники, по выходным лучше не беспокоить – не будет отдачи.
Бесовской мир атомизирован – каждый сам за себя. На кладбищах, наоборот, спонтанно возникает коллективное некрополе. Известно, что живые существа одного вида, к примеру термиты или птицы, при достижении определённого числа особей (рой, стая) становятся целостным организмом, будто бы управляемым из единого мозгового центра.
Мертвецкое квазисознание колдовской люд величает Погостным Барином, Хозяином, Гробовым Дедом, Костяным Лордом. Советские некроманты обращались к «Товарищу Коменданту» или «Комиссару». Разноименница логична. На советском кладбище неуместны Баре с Лордами. Не менее наивно взывать к Барону Самеди из пантеона вуду – откуда ему взяться в наших-то широтах?
В частом обиходе выражение «Крестовый Отец». Украинцы и белорусы называют кладбищенское начальство «Хрестный Тато», «Хросный Бацька». И раз уж речь зашла, возможна и Крестовая Матушка (Костяная Барыня) – Разум с приметами противоположного пола. При этом исключено, чтобы Отец и Матушка соседствовали на кладбище. Они отнюдь не дружная семья. Либо Крестовый, либо Крестовая. Завсегдатаи-некроманты уверяют, что сущности не спутать – отличаются по энергиям, одна из которых условно проводник «мужского», а другая «женского» начал, хотя уместнее сказать «концов». Матушка вроде стелет помягче, обволакивает, но при этом коварна и мстительна. Отец суров, может с порога развернуть и наподдать, но иногда поражает щедростью даров – как Морозко из сказки.
Немало копий сломано, кем является Крестовый Отец. Самость или групповая структура, через которую презентует себя аура кладбища? Оболочки-мертвяки в сути пустышки. Хоть их десять, хоть сто. Но если сравнить кладбище с самогонным аппаратом, то Крестовый в нём – высшего сорта дистиллят коллективного постсмертного, наделённый собственной волей и сознанием, которых нет у оболочек. Он – кладбищенский Закон во астральной плоти, суперличность надчеловеческой природы, даже если в основе его сплетённые в клубок обрывки тысяч сознаний.
Постсмертие отнюдь не синоним вечности. Отцы-Матери «смертны». Если по какой-то причине кладбище гибнет, развоплощаются и Крестовые. Впрочем, не исключено, что они – приходящая извне форма, вроде мешка или сети, которая улавливает бесхозный клубок информаций и обретает «персональный» статус. При катаклизме «мешок» опустошается.
Попадаются кладбища, где Разум не формируется в силу каких-то причин. В таком случае Закон держится на местных оболочках – погостниках, так называемых дежурных. Это могут быть как старейшие могилы, так и свежепохороненные новички, которым в качестве подарка дают на сутки «поуправлять» кладбищем. Полномочия символические, но должность почётная. Всякого пришельца встречает тогда не Крестовый, а Дежурный – Старший по Тлению. Но правила этикета от этого не меняются, особенно для могильных практиков.
Некрополь может быть старым и юным, закрытым и действующим, статусно-столичным или просто сельским. Важно лишь, с каким сердцем вступать в его чертоги. Если отсутствует в груди робость, страх или хотя бы волнение – лучше не заглядывать. Всё, что не затрагивает чувств, – пустая и опасная трата времени.
Калитки, ворота – это таможни на границе миров. Уголовный мир щепетилен к тому, как новоприбывший входит в «хату». Кладбище не менее консервативно. С обычного посетителя довольно, что он воспользуется калиткой, ибо ворота исключительно для покойника. Про лазы в заборе – сразу забыть.
Некромант свой визит начинает с подношения или «закупа» Крестовому Отцу. Это что-то вроде предоплаты за разрешение поработать. Достаточно бутылки марочного коньяка или водки. Для Матушки подойдёт ликёр или коробка конфет – любит сладенькое. Впрочем, дело не в градусах или ценнике, а во внимании и уважении.
И ещё немаловажный момент. У нераскрещенного мага закуп перед кладбищенским ритуалом и откуп после должны быть по тройному тарифу, иначе результат ворожбы окажется жалким. Это в лучшем случае; в худшем накажут за жадность. Ведьма Макаровна не из пустого любопытства спрашивала Сапогова, крещёный ли. В общем, колдуну в законе на кладбище позволено многое, а вот «двойного агента», что кланяется нескольким эгрегорам сразу, точно не погладят по головке – получит откаты и обратки. Встречаются простецы, попросят, к примеру, погостных бесов извести вражину, затем швырнут горсть монет за спину с залихватским «Уплочено!» – и будут думать, что в расчёте. Нечего потом удивляться хворям и опухолям: инфляция, она не только в миру, но и на кладбище. Хочешь результат – плати не «медяками», а золотишком.