Юдоль — страница 58 из 74

– Вдохни носом. Или просто вотри в десну! Не бойся, он сладкий, как сахарная пудра!.. Ну вот, теперь у тебя ключи ко всем кроссвордам…

– А что это значит?

– Щ-щ-щ!..

На поваленный памятник запрыгнула знакомая трёхцветная кошка. Выгнув костлявый позвоночник, разъярённо шипит.

– Пойдём отсюда побыстрей, дружок… – с тревогой произносит Божье Ничто. – Да и могильщики уже обнаружили недостачу инвентаря, скоро вернутся…

Так и есть. Идут парой обратно, даже песня доносится:

Мать уронила коромысло,

Сказала: «Не забудь, сынок,

Четыре главных русских смысла:

Земля, Пшеница, Смерть и Бог!..»

Прижимая к груди праведные кости, мальчишка спешит прочь от могилы Тыкальщика. А кошка прыжками за ним. Хоть и невелика, но иррационально страшна.

– Щ-щ-щ-щ-щ!.. – то там, то сям раздаётся злобное шипение. – Щ-щ-щ!..

– Поспеши, малыш!

– Не могу, Божье Ничто, я же кости выроню!

– Лучше б ты взял сумку, а не авоську! – сетует царапина. – Вот же незадача!

Кошка не отстаёт. Самое жуткое, что за спиной слышатся шаркающие звуки, отчётливо напоминающие быстрые человеческие шаги по гравию.

Уноси, Костя, ноги подобру-поздорову! Свои и Натан Абрамыча! Это ведь не кладбищенская киса, а озверевшая Линда-Барбара! Или же сам Комендант так осерчал и гонит прочь. Нельзя проявлять неуважение к погостным обитателям. Если и вправду взаимосвязаны кладбища, Косте теперь на всякое путь заказан…

Только уже не кошка, а тень преследует его! Мальчишка в панике сворачивает с дорожки, бежит, уворачиваясь от ощерившихся оградками могил. Шаги не отстают, наоборот, настигают. Шорох иногда сменяется дробным цокотом, будто торопливые дамские каблучки стучат по каменным плитам.

– Главное, назад не смотри! – сдавленно вскрикивает Божье Ничто.

Костя, разумеется, оглядывается. И видит дымчатый силуэт в развевающемся чёрном платье – скачет по надгробиям, как цирковой лев с тумбы на тумбу – хоп, хоп, хоп! Обогнала и встала посреди аллеи, растопырив рукава, словно огородное пугало, – преградила путь к калитке.

Или с Костей происходит какое-то зрительное расстройство, или призрак уже пять или шесть метров в высоту. Лицо размыто, смоляные волосы плещутся на ветру. Женоподобная форма состоит из чернильной зыби, сквозь неё просвечивают пограничные могилы, забор, ворота и уже недоступная калитка. А начиналось всё с мелкой кошки…

Мне, милая моя, однажды довелось наблюдать нечто обратное. Когда-то в раннем детстве я проснулся среди ночи и увидел, как в комнату шмыгнула горбатая старушонка, быстро так посеменила ко мне, стремительно уменьшаясь при этом в размерах. Прежде чем я успел заорать от страха, она сделалась комком пыли и юркнула под кровать – всё так и было…

В заборе выгнут прут – если постараться, можно протиснуться. Хоть не по правилам этикета так покидать кладбище, выбора у Кости особо нет.

Вот чем оборачивается оккультное дилетантство и разгильдяйство. Оболочка Линда-Барбара была как неприметная родинка на теле – никому не мешала. Костя её «расковырял», и она переродилась в роковую меланому. В считаные минуты сформировалась критическая масса кладбищенского негатива. За этим с огромной вероятностью последует цепная реакция и некровзрыв «перегонного куба». Рассыплется коллективный эгрегор, и когда-то тихое кладбище перейдёт в разряд беспокойных, превратится в геопатогенную опухоль. Чем это чревато для прилегающих территорий? Смертность среди окрестного населения подскочит в разы, будут процветать паранормальные явления, расплодится всякая нечисть: мытари, вампиры, упыри – словом, ничего утешительного. И ладно мальчишка, откуда ему знать о последствиях всяких экстенсивно-интенсивных афер?! Но Божье Ничто мог бы догадаться об этом – а ещё кладбищенский симбионт…

Во всё небо раскинулась грозовая туча, отдалённо напоминающая распатланную женскую голову с крючковатым армянским носом. Волосы-щупальца тянутся к Косте!

А мальчишка пытается протиснуться между прутьями. Застрял! Потому что руки с праведными костями прижаты к груди!

Хватают, волокут! Костя истошно вопит, но вдруг понимает, что тащат куда надо – наружу. И не кто-нибудь, а Лёша Апокалипсис! А того за брезентовый рукав курточки тянет Рома с Большой Буквы – как в сказке про репку.

Костя рухнул бы, но его подхватывают юроды. Мальчишка оборачивается, поднимает взгляд… Никакой армянской тучи. Лишь чахоточное солнце да русские облака с курносым профилем императора Павла I.

В забинтованной кисти у Лёши Апокалипсиса вместительная холщовая сумка – оттуда торчит верх серебристого оклада. Косте кажется, что сумка негромко урчит, точно там живое существо.

Лёша Апокалипсис нежно поглаживает холстину, наклоняется и шепчет:

– Тише, тише, матушка, всё хорошо, это свои!..

Рома с Большой Буквы проницательно подмигивает Косте:

Кладбище – это прозрение!

Оно не про Смерть, про Зрение!

Н-н-н-н!..

– Я добыл кости праведника… – выдыхает пережитое Костя. – А вы чем весь день занимались?

Лёша Апокалипсис, пощипывая бородёнку, затейливо повествует:

– И как схоронили в сундуке Ангельчика-с-Пальчик, направились мы в церковь на улице Руставели, чтобы добыть икону Кусающей Богородицы. А когда хотели внутрь зайти, с паперти бросились два рыжих чёрта, гаркнули мне в уши: «Дух вышибем!» И вышел из меня воздух, как из пробитого колеса, и глист-сионист, который молвил во всеуслышанье: «Я не люблю государство Израиль, оно напоминает призрак-корабль, где вместо голландцев-коммерцев плывут хасиды-житомирцы!» И укрылись мы от чертей в храме, а там рогатый батюшка топчется возле кануна, огарки заупокойные собирает и в карман прячет, увидел нас, начал заунывно петь: «Я спросил оракула: где летает Дракула?» А я ему говорю: «Отец Савва, мне велели передать, что вы дурачок!» – хватаю с аналоя икону Кусающей Богородицы и бежать! А батюшка кинулся было в погоню с криком: «Фолкнера читал?!» – да только его сам Христос-Господь за подол рясный ухватил, он упал, не догнал… Тише, матушка, тише, все свои!..

Сумка ворчит, порыкивает.

– А я в церкви веник спёр, чтобы следы заметать! – сообщает Рома с Большой Буквы, вдруг судорожно дёргает кадыком. – Коохчи!.. Не бес, а чисто Агния Барто!..

На нашей книжной полке

Среди унылых книг

Стоит Уильям Фолкнер —

Писатель-озорник.

Картинки, буквы, фразы

Заманчиво рябят.

Романы и рассказы

Он пишет для ребят.

Он гений, между прочим

Во творчестве своём,

Мы с ним и похохочем,

Поплачем и споём!

Н-н-н-н!..

– Костя, – торопит Божье Ничто. – Пора на Станкостроителей, 29! Время поджимает, нельзя разминуться с диктором!..

И они отправляются к интернату. Выстроились гуськом – впереди Лёша Апокалипсис, указывает дорогу, затем Костя с мощами Натана Абрамовича, а последним Рома с Большой Буквы – веником помахивает, следы заметает.

– Божье Ничто… – с тревогой интересуется Костя. – Откуда я знаю, кто такой Уильям Фолкнер? В школе о нём точно не рассказывали.

– Всё правильно, ты же съел Lorem ipsum…

А у нас дома не было Фолкнера, милая. И Клава Половинка его на продажу не выносила. Поэтому я его не читал…

– И шли мы пять минут переулком Металлургов, – комментирует маршрут Лёша Апокалипсис. – И свернули с него на улицу имени Косыгина!..

Бес в гортани Ромы с Большой Буквы пробует себя в песенном жанре. Звучит дребезжащий народный тенорок:

Я бежал по Фучика,

Повернул на Плучека,

На Толстого – автора

«Золотого ключика».

С Толстого на Гашека,

В глазах два карандашика!

Господи, помилуй мя,

Твоего барашека.

Н-н-н-н!..

– Божье Ничто, – мается Костя. – Я почему-то знаю, кто такой Юлиус Фучик! И Гашек с Плучеком. Скажи, зачем мне это?

– И прошли мы улицей Индустриальной и вышли на проспект Большевиков! – сообщает Лёша Апокалипсис. – По прямой три километра!

Роме с Большой Буквы наскучило заметать следы. Бренчит на венике, как на гитарке. А бес сменил визгливо-народный тенорок на глуховатый городской баритон, прям как у барда Визбора:

Во время определённое

Пугают глаза любые.

У Страха они – зелёные,

У Ужаса – голубые!

Походкою пролетария,

Хмельной, обхожу столбы я…

У Жути глаза – карие,

У Ужаса – голубые.

У Жути глаза – карие,

У Ужаса – голубые!..

– Как Рома с Большой Буквы узнал про Страх и Ужас, его же не было с нами? – удивляется Костя. – Или он тоже съел Lorem ipsum.

Царапина успокаивает:

– Полагаю, обычная интуиция. Но не забывай, что юроды тонко чувствуют тебя. Вы, как говорится, на одной волне…

– И прошли мы проспект Большевиков, – трубит Лёша Апокалипсис. – А затем свернули на улицу Энтузиастов!

– Божье Ничто, какие на самом деле глаза у Ужаса?

– Ты же их видел, малыш. Совсем недавно. Сам расскажи, какие они… – тут царапина усмехается. – Покойный Ефим Тыкальщик на свой лад инсталлировал взгляд Ужаса, втыкая кохиноры в глаза своих жертв. И прибавлял при этом: «Я покажу тебе Вечную Ночь».

– Жестокая и убогая имитация! – морщится загадочно помудревший Костя. – У тех глаз, что смотрели на меня, точно не было цвета, зрачков или радужек. Но их было великое множество!

– Должно быть, те самые глаза, что видели на сияющих колёсах пророки Исайя и Иезекииль.

– Божье Ничто, а я ведь откуда-то знаю, кто такие Иезекииль и Исайя.

– Lorem ipsum dolor sit amet… А ободья тех огненных колёс, высоки и страшны, были полны глаз!..

– И прошагали мы улицей Энтузиастов, а как закончилась она, вышли на проспект 60-летия ВЛКСМ! Скоро доберёмся!