— Как? — не понял Кай.
— Девушки так на лотки коробейников заглядываются, которые сладостями торгуют, — фыркнула Каттими. — А что? Она как раз такая, какая тебе и нужна. Без претензий. А по мне, так на змею похожа. Заползет в постель и ужалит. Так что я буду… присматривать за тобой, охотник.
— Вот спасибо, — поклонился, прижав руку к груди, Кай. — Что бы я без тебя делал?
— Ну откуда я знаю, что делают стеснительные парни, когда запираются в своих комнатах, да забираются голышом в постель? — потупила взгляд Каттими. — Мечтают, наверное, о славных подвигах и сладких кессарках.
— Эй, — высунулась из окна на втором этаже желтого дома Халана, — и долго вы так будете стоять да языками попусту молоть? Объезжайте дом слева, стучитесь в ворота. Да коней оставляйте во дворе!
И со двора этот дом, как и многие дома на улочках Высоты да и на склонах утеса, оплетал ползучий, по-осеннему желтеющий плющ. Когда, наклонившись, всадники подъезжали к дому, Каю показалось, что они очутились в зеленом коридоре, но ворота остались за спиной, и их взгляду предстал обширный, но обычный ремесленный двор: в одном углу стояла какая-то рухлядь, в другом углу пыхтели меха уличного горна и крепкий, но маленький мужичок обстукивал на наковаленке какую-то железяку для лежавшего поблизости тележного колеса. С противоположной стороны опять же дымились костры, на них исходили паром вонючие котлы, в которых шустрые кетки шевелили деревянными лопатами разноцветные комья шерсти. А прямо у входа гостей встретила сама Халана, как она только успела сбежать вниз?
— А ну-ка! — Хозяйка оглушительно свистнула, и от котлов к всадникам тут же побежали две веселые кетки, в которых Кай с удивлением узнал недавних рабынь. — А ну-ка, девочки, приберите лошадей да присмотрите за ними. Прибыли, как и уговаривались. Как насчет легкой закуски?
— Время не терпит, — мотнул головой Кай, протягивая хозяйке бутыль вина. — Да и перекусили уже. Давай уж делом займемся, Халана.
— Делом, говоришь? — напряженно хмыкнула хозяйка, ловко прибрала бутыль и посмотрела на Каттими. — А ты что скажешь?
— А можно я воспользуюсь горном? — выпалила с загоревшимися глазами девчонка. — Мне вот тут… — она встряхнула сверток, — подправить кое-что нужно.
— А сладишь с горном-то? — подняла брови Халана.
— Так отец кузнецом был, — шмыгнула носом Каттими.
— Ну что ж, — повернулась к уличной кузне Халана и вдруг зычно гаркнула: — Муженек! А ну-ка, брось свое колесо. Помоги девчонке, да смотри у меня, без излишеств.
Мужичок что-то пробурчал в ответ, а Халана, предлагая Каю жестом следовать за ним, проворчала:
— Тяжело бедняге, девки кругом, и одна другой краше. Но он у меня стойкий… Не там, где надо.
То ли посмеиваясь, то ли покашливая, Халана открыла потемневшую от времени дверь и повела Кая по узкой лестнице наверх. Повсюду постукивали ткацкие станки, за перегородками и дверьми слышались женские голоса, раздавался смех.
— Нелегкое это дело, ткацкий промысел, — ворчала хозяйка. — Да еще в такое время. И вот ведь как, вроде оживать Текан начал, купцы потянулись, а все нет конца Пагубе. Да и так неспокойно. Слышал о четырех несчастных?
Она резко остановилась между этажами.
— Да, — стиснул зубы Кай. — От старшины стражи. Всех городских Уппи убили. Так что уж не знаю, чем ты мне теперь можешь помочь.
— А надо ли тебе помогать? — мрачно произнесла Халана. — О подвигах твоих наслышана. Понимаю, что не твоей рукой голубки замучены, но не с твоего ли языка их имя слетело?
— И с моего слетало, — согласился Кай. — В разговоре с тобой и слетало. Впервые. А вот в уши мои влетело оно в Намеше еще. И не только в мои уши. Были и еще… бравые молодцы.
— А зачем им смерть Уппи? — нахмурилась Халана.
— Не знаю, — покачал головой Кай. — Только в Намеше они тоже убили кое-кого…
— Кое-кого, — как эхо произнесла Халана. — В том-то и дело, что кое-кого. А может, как раз того самого? Ну да ладно. Значит, как ты сказал, может посмотреть в сердце? И хорошо расплетает?
— Вроде бы так, — кивнул Кай. — Ну так нет уже в Кете Уппи?
— Эх, охотник, — вздохнула хозяйка. — Много чего нет в Кете, но еще больше того, что в ней есть. Уппи — ведь не только имя. Это еще и прозвище, присказка. Так мамаши кличут в люльках младенцев. И к некоторым из них это прозвище прилипает до старости. Очень редко к кому. Пошли.
Продолжая вздыхать, Халана поднялась наверх и толкнула среднюю из трех дверей. Наклонившись, Кай вошел вслед за ней в обширную чистую комнату, окна которой, как и весь дом задернутые плющом, выходили не во двор, а на улицу. По стенам комнаты тянулись лавки, а у окна на высоком табурете сидела молодая светло-русая девушка и, постукивая деревянными палочками, плела что-то кружевное. Кай оглянулся. У входа на лавке замерли трое стражников, одним из которых оказался сам старшина стражи. Кетский гвардеец кивнул охотнику и показал на лежавший на коленях меч:
— Не балуй, зеленоглазый, эту девку уж мы не упустим.
— Ты же понимаешь, что не я виновен в их смертях? — спросил Кай.
— Дождь идет из туч, — проговорил старшина. — Разве виновен ветер, что пригнал тучи? Но пригнал их именно он.
Халана присела рядом со старшиной, а Кай медленно расстегнул пояс, бросил его вместе с оружием на пол. Шагнул вперед и присел на лавку в пяти шагах от незнакомки.
— Это зеленоглазый охотник, Варса, — негромко произнесла Халана.
— Я вижу, — раздался мягкий голос, и кружевница подняла взгляд.
Ей было не больше двадцати лет. Простое льняное платье сидело на ней ладно, тонкие пальцы работали безостановочно, да так, что громыхание палочек превращалось в ровный дробный перестук, светлые волосы были собраны на шее зеленой лентой, и кружева, которые она сплетала, тоже были зелеными, но внимание привлекало не это, хотя все это Кай отметил мгновенно. Внимание привлекали глаза. Они были столь же огромными, как и глаза Каттими, только сухость и строгость лица кружевницы объяснялись не голодом и лишениями, а именно сухостью и строгостью его владелицы. Неужели именно с нею советовался Хумати?
— Варса? — переспросил Кай.
— Можешь называть меня Уппи. — Она плела, не глядя на пальцы. — Или тебе больше нравится другое имя? Назови, ты же из клана Зрячих.
— Откуда ты знаешь? — удивился Кай. — До тебя дошли слухи о зеленоглазом охотнике?
— Ты видишь глазами, а я сердцем. — Она поднесла руки вместе с кружевом к груди. — Но и слухи тоже ходят, скрывать не буду. Чего ты хочешь, охотник?
Кай оглянулся на стражников. И старшина, и двое воинов, и Халана были напряжены.
— Меня послал к тебе Паттар, в последнее время именуемый Пата, — проговорил Кай. — Перед смертью он сказал следующее. Передаю слово в слово. «Найди Уппи. Это не может продолжаться бесконечно. Мне тут нечем дышать! Мне уже давно нечем дышать! Пусть она посмотрит в твое сердце. Пусть расплетет все! Она всегда хорошо расплетала! Пусть!» Но эти слова слышал не только я. И тот, кто их слышал, возможно, сейчас в Кете.
— Значит, Паттар отошел, — задумчиво пробормотала Варса.
— Ты — Кикла, — уверенно произнес Кай и снова оглянулся на как будто окаменевших слушателей. — Но я лучше буду называть тебя Варса. Красивое имя — Варса. Его убили. Понимаешь? И убили не так, как убили всех женщин с именем Уппи в Кете. Его убил собственный сиун. Но и это не всё. Кессар, известную в Хурнае под именем Хуш, тоже убил собственный сиун.
— В этот раз они убьют всех, — безжизненно ответила Варса.
— Кто — они? — почувствовал бессильную злость Кай. — Рыжий весельчак с четырьмя всадниками? Пустота? Тринадцатый клан? Кто-то еще?
Она замерла. Застыла, закрыв глаза, только пальцы ее продолжали сплетать странное кружево, напоминающее зеленую мелкую сеть.
— Ты не боишься? — начал что-то понимать Кай.
— Боюсь? — Она почти рассмеялась, впервые остановила плетение, посмотрела через плечо Кая. — Халана! Старшина! Повторяю еще раз, говорила ураю, говорю вам, я умру сегодня, и зеленоглазый охотник, который сидит напротив меня, не будет повинен в этом. Он сам стоит в этом же ряду назначенных к смерти, только стоит одним из последних.
— Ты не умрешь, — уверенно заявил старшина. — Как раз теперь полсотни гвардейцев клана окружили дом. Никто не войдет в него и не выйдет из него без моего приказа.
— Наивные, — рассмеялась Варса и снова посмотрела на Кая. — Так ты будешь расспрашивать меня о двенадцати или последуешь совету Паттара?
— Хорошо. — Кай опустил руки. — Хорошо, Варса. Или все-таки Кикла? Не знаю, какое имя тебе милее. Может быть, даже и Уппи.
— Только не Кикла. — По ее лицу пробежала гримаса. — Я даже не тень Киклы. Меньше тени.
— Пата назвал себя слезинкой Паттара, — вспомнил Кай. — Ладно. Посмотри в мое сердце. Ты плетешь удивительно, значит, и хорошо расплетаешь. Расплети то, что можешь расплести.
— Нечего тебя расплетать, — ответила она устало. — Ты еще и не сплетен толком. Ты о многом догадываешься, но мало что знаешь. Кого ты видел из двенадцати? С кем говорил?
— Не знаю, кого я видел, потому как до Пагубы я объехал весь Текан в цирковой повозке, и уж меня-то точно видели многие, — проговорил Кай. — Но совершенно точно я виделся и говорил с Паттаром, с Кессар, с Сакува и Эшар.
— И ты сам… — Она нахмурила лоб.
— Сын Эшар, — твердо сказал Кай. — Думаю, что Сакува — мой отец.
— Удивительно. — Она впервые улыбнулась. — Удивительно. Наверное, Эшар очень долго готовила этот союз. И точно выбрала будущего отца. Сакува всегда был особенным. Он слишком любит себя, как и каждый из нас, но он единственный, кто не ненавидит людей.
— А ты? — удивился Кай. — Ты их ненавидишь?
— Я сама стала человеком, — вздохнула Варса. — Почти стала. Становлюсь. Как ты понимаешь, это повод для еще большей ненависти. Но и для любви тоже. С каждой своей смертью я продвигаюсь к человеку все ближе. Но об этом после. Если успеем. Тем более что ты и в самом деле сын Сакува и Эшар, а не Хаштая и Атимен, кем они были при твоем зачатии. Запомни, дети были у каждого из двенадцати. Были, есть и будут. Но они были и будут обычными людьми, и время обращало их в прах и будет обращать их в прах, несмотря на все их достоинства и доблести. Тебе удалось нечто большее. Точнее, Сакува и Эшар удалось нечто большее. Хотя конечно, скорее Эшар. Она единственная из двенадц