– Ты любишь меня? – спросил Дэстен, заглядывая в огромные зеленые глаза любимой девушки. Голос его срывался от желания.
Олола смешно сморщила носик. Потом обернулась, вглядываясь в обступившие беседку заросли.
– Смотри, Дэстен! Первый цветок венерии! Она распустилась!
Олола протянула руку и сорвала цветок с алых чувственных «губ», притаившихся в зарослях. Венерия словно улыбнулась, зная, что случится неизбежное, и охотно рассталась с первым своим даром для истинно влюбленных.
– Вот мой ответ, – крохотный золотистый цветок с пятью ароматными лепестками лег в руку Дэстена.
– Дед должен позволить мне забрать тебя в Нарабор, – он осторожно сжал руку. Маленький, но упругий. Нежный и ароматный, как смуглая кожа Ололы. Дэстен вдохнул ее запах. Держать себя в руках удавалось с трудом. – Ты должна быть рядом.
– Дед?
– Я внук сьора Халларда.
– Но почему же ты не мейсир! Ведь это даже больше чем лэрд! Твой отец наследник дома Халлард?
– Не совсем так. Не спрашивай, Олола. Мне позволено сделать тебя своей любовницей, но я хочу большего.
– Любовницей?! – она уперлась кулачками в его грудь и встала. – Так вот что ты задумал, сир Дэстен! Соблазнить невинную девушку! И я подарила ему венерию!
– Шлюхины губки, – улыбнулся Дэстен.
– Фи!
– Подари мне лучше свои, – он потянул Ололу обратно на скамейку.
На аллее вдруг раздался смех:
– Эге! Здесь уже занято!
– Я приметила здесь днем венерию, которая готова была распуститься!
– Похоже, цветок-то уже сорвали.
– Тогда, прощай!
Они увидели, как мужчина с хохотом побежал за убегающей в глубину парка девушкой. Необычная ночь началась. Раздался звук, похожий на раскаты грома. В ночном небе распустились сначала сиреневые колокольчики, потом огненные цветки, похожие на касмею. Тателариусы постарались.
– У меня еще две луны, – шепнул Дэстен в розовое ушко Ололы. – Я тоже хочу, чтобы у нас была свадьба. Но сейчас это невозможно.
– А я хочу первую брачную ночь! Я дочь лэрда, а не какая-то дворцовая потаскушка! Вы, мужчины, забываете свои обещания, как только своего добьетесь. Меня здесь хотя бы уважают. И грата Гота доверяет мне танцевать с ее мужем. Потому что я порядочная девушка, которая хочет замуж. Не разбивай мне сердце, Дэстен, – жалобно сказала Олола. – Ты ведь знаешь, я не смогу устоять. Когда ты меня обнимаешь, у меня голова кружится, и ноги подгибаются, – простонала она.
Дэстен почувствовал угрызения совести. Он и в самом деле собирался ее соблазнить и увести в Нарабор. Дед с радостью оплачивает все прихоти любимого внука. Не откажет и особняк снять для сирры Ололы.
Дэстен с досадой подумал, что собирается ворваться в чужую жизнь как какой-нибудь варвар, и нарушить все планы девушки, которая хочет жить честно и пользоваться уважением. Олола могла отправиться в Калифас и стать любовницей сьора. Но она готова выйти замуж за простого сира, хотя поначалу Дэстену отказала. Он уже одержал победу над самим Ранмиром аль Хали. Осталось только деда уговорить.
– Извини, – Дэстен опустил руки. – Эта ваша чихуанская мамва… И шлюхины губки, которые тянутся ко мне отовсюду, когда я иду по саду…
– Это ведь Чихуан, – тихо рассмеялась Олола. – Город любви. А сегодня у нас большой праздник. Я клянусь, что буду ждать тебя. Не будет ни сьора, ни лэрда, ни кого-нибудь другого. Мы либо поженимся, либо…
– Мы поженимся. Клянусь!
… Сир Шаи едва не сказал: «Эге!». И с недоумением посмотрел на сьора Намира аль Хали. Тот неслышно шагнул в темноту. Шаи скользнул следом, и за ними тут же сомкнулись густые ветки цветущей жаккардии.
– Так выходит, что у сира Хота любовь-то вовсе не с гратой Викторией? – с обидой сказал Махсуд. – Но ведь он держал ее за руку! Так что ж получается? Она ему…
– Сестра. Сир Хот – бастард Дома высших.
– Но у наследника Дома Халлард и его дяди нет бастардов! Как и у сьора Ренье! Почему же сир Дэстен называет его дедом?
– Потому, – Намир аль Хали скрипнул зубами. – Халларды нанесли мне смертельную обиду. И это еще не все. Догадываешься, кто такой сир Хот, Махсуд?
– Я внимательно изучил геральдику, прежде чем отправиться в Нарабор. У сьора Ренье нет бастардов. И у императора Тактакора их нет. А вот у его отца, императора Такташа была парочка. Одного я знал, он не так давно умер. И он носил титул мейсир Тадрарт. А вот второй бастард загадочным образом исчез. Кажется, его звали Эдардом. И император его не признал. Там была какая-то неприглядная история с его матерью.
– У каждого великого Дома есть тайны, – усмехнулся Намир аль Хали. – И Императорский – не исключение. Теперь ты понимаешь, Махсуд, кого мы имеем?
– Бастарда императорской крови.
– Заметь: единственного бастарда императорской крови. А он собрался жениться на какой-то сирре Ололе, – тихо рассмеялся сьор Намир. – Так вот что задумали Тактакор и Ренье! Они на пару растят из щенка правителя, стараясь не испортить его раньше времени. Или ближайшего советника для будущего императора. Но у кронпринца нет детей, и вряд ли они будут, а вот сир Дэстен, похоже, весьма проворен на сей счет. Он молод, здоров, красив. Ни единого изъяна. Только глаза его выдают, и то, в сумерках сира Хота вполне можно принять за сьора. В нем много высокородной крови, и он – Тадрарт. Прекрасный экземпляр!
– Прикажете убить его?
– Это не так-то просто… Какая ночь, а? – сьор Намир потянул носом. – Как они это называют? Шлюхины губки?
– Венерия, она такая. Развратный цветок.
– Идем, развлечемся. Мне всегда хотелось попробовать этих горских сучек: так ли они хороши?
– Как вам будет угодно, мой сьор.
– Сира Хота убьет Ранмир. Судьба упрямо толкает их друг к другу. Видишь: оба положили глаз на одну и ту же женщину. Это лишь подольет масла в огонь. Но какова моя жена! Пожалуй, я был с ней слишком мягок…
… Балет слава Огню закончился, живые картины были встречены с восторгом и бурными аплодисментами, но и это зрелище подошло к концу. Гота устала. Развлекать гостей, следить за тем, чтобы на празднике всего было вдоволь, контролировать порядок в городе, выслушивать бесконечные сплетни, проверять финансовые отчеты. Ей, пожалуй, единственной, хотелось, чтобы все это поскорее закончилось.
– Гота!
Она резко обернулась: муж! Наконец-то! Линар успел переодеться, но грим еще не смыл. Его глаза казались огромными, в густых черных прядях запуталась мишура. Он был разгорячен и весь пропах цветами. Гота почувствовала, что сердце остановилось. Она какое-то время не могла дышать, жадно разглядывая Линара. Как же хорош он был в балете! И не менее хорош в живых картинах. Она опять в него влюбилась, и снова не верит, что Линар принадлежит ей. Впрочем, это не такая уж и неправда: Линар принадлежит Чихуану, а не своей жене.
– Балет закончился, что дальше? – грустно спросила она. – Завтра у нас в Чихуане скачки? И ты, разумеется, участвуешь. А послезавтра все мы едем на побережье. Твой корабль уже под парусами.
– Мне кажется, нинита, ты обиделась, – Линар нежно взял ее руку и склонился, целуя кончики пальцев. Гота тонкой кожей обнаженного запястья почувствовала шелк его волос и тепло карминных губ. Сердце очнулось и стремительно забилось.
– А разве у меня есть такое право? – горько спросила она. – Обижаться?
– Ты моя жена, – мягко сказал Линар. – Я не собираюсь тебе изменять, какие бы красивые женщины меня не окружали.
– У тебя нет на это времени, милый. Я не беспокоюсь о том, что ты мне изменить. Я переживаю, что ты меня попросту забудешь за всей этой суетой. Мы будем жить каждый в своем дворце, и встречаться только на официальных приемах. Весь Чихуан против нас, нашей с тобой любви. Ты нужен всем, ты их Бог. А я лишь досадная помеха, которая появилась в вашей веселой богатой столице, где каждую луну что-то празднуют… Пойдем, я смою грим, – вздохнула Гота. – Кто-то же должен стирать с божества позолоту и укладывать его спать.
– Я не собираюсь спать! – глаза Линара вспыхнули. – Не в эту ночь. Но я очень бы хотел, чтобы ты мне помогла снять одежду. Эти бриллианты… Они колются. А жемчуг насыпался мне за шиворот. У тебя красивое платье, – он нежно провел пальцем по выступающей из корсажа женской груди. – Подари мне цветок венерии?
– Ты говоришь про это? – Гота легко коснулась его губ. – Но нас ждут за столом. Гости собрались, мой сьор.
– Но надо ведь смыть грим.
Линар, смеясь, потянул ее за руку в темноту. И Гота простила ему все. Ее ветреное божество завтра с утра опять куда-то умчится. Но она, кажется, начала подстраиваться под этот безумный ритм. Скачки, говорите? Ну что ж, с горячими скакунами принцесса Дома Готвир умеет управляться прекрасно. Из Фригамы скоро прибудут новые лошади. Они не такие красивые, как чихуанские, зато выносливые. Как и все, кто родился на Севере.
6
Сьор Ранмир аль Хали смахнул огромным мечом еще с десяток настырных горцев, которые преграждали наемникам империи путь к воротам Храма. Ранмир рубил, колол, отсекал головы и конечности, заливая свой красный камзол и сапоги дымящейся кровью. За ним, шаг в шаг, будто приклеенный пробивался сир Гор. Вот уже тридцать с лишним лун сьор аль Хали со своими головорезами карабкался в горы, но прошли они всего лишь половину пути. Скалы становились все отвеснее и круче, растительность скудной, а холод лютым.
Наемники не роптали, но Ранмир то и дело ловил на себе недовольные взгляды. Куда мы идем? Зачем? Больше половины освобожденных горцами рабов уже удалось отбить. Их спустили вниз, где отощавших и замерзших невольников встретили надсмотрщики, тателариусы, восстановившие повреждения подъемных механизмов и храмы, и обозы с провизией, присланные из ближайших к каменоломням оазисов. Горцам и самим не хватало еды, а тут еще надо было кормить огромную ораву, не приспособленную к жизни на почти что голых скалах. Казалось, рабы должны быть рады, что окажутся снова в тепле и им хотя бы дадут нормальной еды. Пусть не вдоволь, но это будет мясо и горячая похлебка. Но радовались возвращению в каменоломни далеко не все. Встречались упрямцы, которые предпочитали свободу, несмотря на лишения, голод и холод. Этих Ранмир без колебаний велел казнить.