Дмитрий Сергеевич сказал, что он отвезет девочек, побудет с тещей три денька и снова вернется в Петербург, а потому с ними в Псков поедет и Александра, которая потом привезет сестер обратно. Если она согласна, конечно. Вообще-то она может остаться и в Петербурге – отдохнуть от них, заняться своими делами. Это так Дмитрий Сергеевич сказал. Но девочки не желали и слышать об этом!
– Вот вы увидите, Александра, какое чудо наша бабушка! – сказала Юлька.
– А вы в Пскове когда-нибудь были? Нет? Ну так вам обязательно надо увидеть наш город! – сказала Аннушка. – Мы ведь обе там родились.
– Я догадалась, что вы обе родились в одном городе, – сказала, улыбаясь, Александра, – с близнецами, знаете ли, это часто случается. И с бабушкой вашей я очень хочу познакомиться. А вдруг она мне понравится, и я ее удочерю?
– Не получится! Не получится! Наша бабушка – не сирота, у нее уже давно есть мы! – закричала Юлька. – Это она может вас удочерить, если вы ей понравитесь!
При этих Юлькиных словах Дмитрий Сергеевич как-то странно крякнул.
– Какую-то вы ерунду несете, дочери мои милые, дочери мои любимые, – сказал он. Девочки очень удивились этим словам, а Дмитрий Сергеевич вздохнул и ушел.
«С этими взрослыми никогда сразу не поймешь, что у них на уме», – сказала про себя Юлька.
– Так вы поедете с нами, Александра? – спросила она.
– Конечно поеду! Неужели я вас куда-то отпущу одних?
– Да, хорошая гувернантка – это что-то вроде помощника Ангела Хранителя, – глубокомысленно заявила Юлька.
Девочки с Александрой и отцом уехали, а в доме осталась одна Жанна. Не считая, конечно, Екатерины Ивановны, Тани, Павла Ивановича и Акопа Спартаковича. Но это была своя отдельная компания, и Жанну эти люди не интересовали – хозяйкой-то была она! Зато она пригласила погостить у нее денек-другой свою приятельницу Агафью Тихоновну. Ведьмы открыли в комнате сестер окно, изловчившись, накинули на висевшие иконы простыню, чтобы не смущаться, и произвели в комнате настоящий обыск.
Увидев на столе чертежи какой-то постройки, Жанна насторожилась.
– Не кажется ли тебе, Ага, что вот это подозрительно похоже на церковь?
– Не кажется. Потому что это определенно не церковь, а часовня.
– Фу, гадость какая!
– Мракобесие, каракурточка[12], типичное мракобесие… А вот тут она во всей своей красе! – скривившись, Агафья Тихоновна взяла со стола фотографию и протянула ее Жанне. – Вот, полюбуйся!
– «Часовня святых Анны и Иулии, построенная в городе Петрозаводске Александром Гезаловым и его соратниками…» – прочла она. – Ну, так это не у нас, это в Петрозаводске! – с облегчением сказала она.
– Ты в чертежах хоть что-нибудь понимаешь, змеенька? – с иронией спросила ее Ага. – Посмотри повнимательней, на чертежах-то часовня, хоть и похожая, но от петрозаводской отличается! Интересно, откуда это у твоих девчонок такие подробные строительные чертежи и зачем они им? Может, это у вас на острове часовню строят, а ты и не в курсе?
– Не думаю. А впрочем, все может быть. Мода такая дурацкая у «новых русских» пошла – часовни строить.
– Деньги девать некуда, – проворчала Ага. – Да, кстати о деньгах! Твой Мишин уже сделал тебе предложение?
– Пока нет, но сделает. Я ему на все раздумья срок дала – до тридцатого апреля, до моего дня рожденья. Вот на дне рожденья он и должен сделать мне предложение и объявить помолвку.
– Правильно делаешь, что торопишь, козявочка моя ядовитая. Но помни, в мае жениться – маяться, – рассудительно заметила Агафья Тихоновна.
– Да ну тебя с твоими сельскими приметами, Ага! Маяться ему все равно со мной придется, в каком бы месяце мы ни поженились. Просто я ему заявила: хочу в свой день рожденья получить от тебя в подарок публичное предложение руки и сердца…
– А настоящий подарок? Шубку там или брюлики?
– Ну, это уж подразумевается, не перебивай меня, Ага! Так вот, сказала я ему, голубчику, если ты в мой день рожденья не объявишь гостям день нашей свадьбы, то я на другой же день соберу вещички и выеду отсюда к чертовой матери!
– Да ну? А он?
– А он так и расцвел: обрадовался, что я так откровенно свою любовь к нему проявила, и сказал, что без подарка в день рожденья он меня ни за что не оставит.
– Ну, считай дело сделано! Поздравляю!
– Погоди, с этим успеется… А вот как бы узнать, что это там за часовня, где она строится и какое отношение к ней имеют Юлианны?
– А ты порасспроси ту девчонку, Киру, которой мы щенка воскрешали.
– Что ты, что ты! Кира на меня и не смотрит после нашего облома с ее пакостным щенком!
– А ты сумей подъехать снова, ядозубочка[13].
– Гм… Надо попробовать! Слушай, пойдем-ка отсюда, Ага! Душно мне в этой комнате, несмотря на открытое окно.
– Еще бы не душно! Иконы, книги православные… Ладаном пахнет… Пойдем, дорогая!
И они ушли, даже не закрыв за собой окно, и простыню свою оставили в святом углу. Только на другой день в комнату зашла горничная Таня и навела там порядок.
Но мысль, поданная ведьмой Агафьей Тихоновной, запала в черную душу Жанны. Она подумала-подумала и кое-что придумала.
Домовому Михрютке было велено разыскать бесиху Барби и попросить ее организовать встречу с Кирой, пообещав, конечно, что из этой встречи никакого добра для Киры не произойдет. Барби ловко выманила скучавшую на каникулах Киру из дома и отвела ее в кафе яхт-клуба. Бесы здорово умеют водить своих подопечных не только за нос, но и за руку. Оставив Киру в кафе за порцией мороженого, Барби помчалась к дому Мишиных.
Чему это вы смеетесь? Вы вспомнили об уродливых лилипутских ножонках Барби и представили себе, как она ковыляет на них по Крестовскому острову? Да нет, эти ножки ей служили исключительно в декоративных целях, как в старину богатым китаянкам: демонстрировать их можно, а ходить ими никак нельзя! А передвигалась Барби очень просто, как все бесы, то есть летала на перепончатых, как у летучей мыши, крыльях.
Жанна, узнав от Барби, где ей искать Киру, тут же села в машину и поехала в кафе.
– Привет, Кирочка, зайка! Какая приятная неожиданность! Можно мне подсесть к тебе?
– Садитесь, – сказала Кира и стала быстро-быстро доедать свое мороженое.
– Не торопись – горло простудишь, – сказала Жанна, и голос ее был холоднее мороженого. – Мне давно надо тебе кое-что сказать. Ты помнишь Гогу Магилиани, который воскрешает собачек?
– Помню. Только это жулик и никого он не воскрешает. И я ужасно рада, что мне удалось вырвать у него ваш аванс.
– Да, и это было очень мило с твоей стороны не забыть мне его вернуть. Только вот знаешь, милая, этот жулик сам обвинил нас в жульничестве и пригрозил подать в суд – за неуплату гонорара.
– Ой, так значит Лика Казимировна переменила свое завещание! Как здорово! Он ведь хотел, чтобы она оставила ему свою квартиру в уплату за воскрешение ее Титаников. Раз он так разозлился – значит, все в порядке!
– Не понимаю… Хорошо, он не получит квартирку, на которую зарился, ну а при чем же тут мы с тобой? Ведь это он на нас грозится в суд подать, а не на старуху.
– А при том, что ведь это я все рассказала подруге Лики Казимировны, бабушке Варваре, а уже бабушка Варвара поставила на место мозги Лике Казимировне. Вот за это Магилиани и мстит!
– Так чему же ты радуешься?
– А тому, что Лике Казимировне теперь, значит, уже ничего не грозит. Когда я узнала, что он добивается завещания на ее квартиру, я очень за бедную старушку испугалась: такой ведь и убить может, чтобы долго не ждать!
– А-а!.. Вот ты о чем думаешь, о благополучии какой-то полусумасшедшей старухи! А о суде ты не беспокоишься?
– Я об этом как-то сразу и не подумала, – упавшим голосом сказала Кира.
– А ты подумай! Твоей маме придется нанять хорошего адвоката. За хорошие деньги, между прочим.
– Но это же совсем, совсем невозможно! У нас еще долг за квартиру не выплачен. Ой, что скажет моя мамочка? Она меня убьет, просто на месте убьет… И правильно сделает! – Кира заплакала горько и безнадежно, потому что не видела никакого выхода и не знала, что тут еще можно сделать, как не заплакать.
Жанна накрыла Кирину руку своей холеной и холодной рукой.
– Успокойся, детка, и не плачь. Скажи мне спасибо – я уже все уладила.
– Ой, правда? – Кира как-то внезапно успокоилась, даже слезы мгновенно высохли. – А каким образом вы все уладили, Жанна? – спросила она уже с ноткой искреннего любопытства в голосе. Кира была готова услышать историю о необыкновенно коварной победе ведьмы Жанны над ведьмаком Магилиани и предвкушала удовольствие от рассказа в утешение за только что испытанное чувство ужаса.
– Да самым примитивным. Я просто заплатила ему сполна обещанный гонорар.
Кира помолчала, потупившись, и радости ее как не бывало. Потом спросила упавшим голосом:
– Выходит, я снова у вас в долгу?
– Именно так и выходит. Но ты не волнуйся, денег я с тебя не возьму! Мне вообще от тебя ничего не надо, даже благодарности. Хочешь кофе с пирожным? – Не дожидаясь ответа, Жанна остановила проходившую мимо официантку и заказала два кофе и два эклера.
– А теперь давай мы с тобой просто поболтаем!
И Кира поняла, что вот тут-то и начинается самое страшное. Жанна в ожидании заказа закурила длинную черную сигарету и для начала стала щебетать о чем попало: о весне и весенних модах, о новостях Крестовского острова, о модных голошерстных собачках и кошках…
Чувствуя себя всецело связанной по рукам и ногам, Кира даже от пирожного не отказалась и съела все до последней крошки. И вот тогда-то и наступила расплата.
– А теперь расскажи-ка мне, милая моя девочка, – начала Жанна, – что это за чертежи часовни лежат на столе в комнате Юлианн?
– Какой часовни?
– Вот этой! – Жанна достала из сумочки смятую фотографию петрозаводской часовни святых Анны и Иулии.