– Эта часовня стоит в городе Петрозаводске! Это очень, очень далеко от Крестовского острова! – со слабой надеждой увести Жанну в сторону воскликнула Кира.
– Мне это безразлично, где находится часовня. Я хочу знать, какое отношение она имеет к Юлианнам?
– А зачем это вам? Вы же не верите в Бога, как Юлианны, – попробовала Кира еще раз оказать слабое сопротивление.
– Я же беспокоюсь о них как-никак, – нехорошим голосом пояснила Жанна. – Через месяц с небольшим я стану им законной мачехой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что расскажи мне лучше все как есть, дорогая! Ну?
И Кира рассказала ей все. Рассказывая, она с ужасом чувствовала, будто с каждым словом проваливается в какую-то бездонную яму под пристальным взглядом Жанны. Это было очень, очень страшно – предавать своих подруг.
Выслушав ее, Жанна резко встала, кинула на стол крупную бумажку и сказала:
– Расплатись. Я спешу! – и покинула кафе.
А Кира осталась сидеть, совершенно несчастная и беспомощная. И она снова заплакала, только на этот раз уже совершенно безнадежными слезами. «Конечно, когда Юлианны вернутся из Пскова, я тут же им все расскажу!» – подумала она, но почему-то эта мысль облегчения не принесла.
Глава 10
А в Пскове Дмитрия Сергеевича Мишина и его дочерей ждала неожиданность. Забор между участком бабушки и участком соседа, купившего ее дом, был уже снесен, а позади дома они увидели глубокий котлован, вырытый как раз на середине двух участков.
Вечером, когда все собрались за чаем, Дмитрий Сергеевич спросил с упреком:
– Что ж вы не предупредили меня, Анастасия Николаевна? Я бы постарался выкупить у соседа ваш дом обратно.
– А я бы вам этого не позволила, Митя, – спокойно сказала бабушка. – У меня нет претензий к соседу. И не только потому, что он доверился мне и купил у меня дом, когда мне впервые в жизни деньги нужны были до смерти. Дело в том, Митенька, что давным-давно, еще до революции, оба наши участка принадлежали семье соседа, а дом, в котором жили его предки, стоял как раз на том самом месте, где он сейчас закладывает фундамент. Это его законное человеческое право – восстановить родовое гнездо.
– А что случилось со старым домом? – спросила Юлька. – Он что, сгорел?
– Хуже. Его сожгли.
– А какая разница? – не поняла Юлька.
– Большая. Дед нашего соседа Виктора Алексеевича был священником. Его самого расстреляли, матушку с детьми выгнали на улицу, а дом сожгли.
– А кто это сделал, бабушка? – возмутилась Юлька.
– Большевики.
– За что?!
– Он отпел павших героев Талабского полка рыбаков, а какой-то мерзавец донес на него в Чека.
– Что это за полк такой, бабушка? – спросила Юлька. – И почему он «полк рыбаков»? Они что, рыбу ловили, а не воевали?
– Воевали, да еще как! А «полк рыбаков» потому, что в него входили рыбаки с Талабских островов.
– А что это за Талабские острова, бабушка? – спросила Юлька.
– А я знаю, знаю! – воскликнула Аннушка. – На Талабских островах жил старец отец Николай Гурьянов, мы к нему на «Заре» с дядей Витей плавали. Правда, бабушка?
– Вы навещали этого чудесного батюшку? – воскликнула Александра, – Что же ты, Аннушка, никогда об этом не рассказывала?
– Я еще не успела, – виновато сказала Аннушка. – Мы же все время были так заняты! То зайцы, то… еще что-нибудь.
– Ладно, ладно, про отца Николая и его котика ты расскажешь Александре потом! – нетерпеливо прервала ее Юлька. – А сейчас, бабушка, рассказывай дальше про рыбацкий полк! Мы с Аннушкой родились в Пскове, так надо же нам знать, что тут до нас в старину делалось, правда?
– Правда, Юля, историю места своего рождения должен знать каждый культурный человек, – сказала Александра. – Расскажите, Анастасия Николаевна, про этот полк!
– Хорошо, расскажу. Талабский белогвардейский полк был сформирован молодым ротмистром Борисом Пермикиным из рыбаков Талабского архипелага и входил в Северо-Западную армию генерала Юденича. В полку было полторы тысячи бойцов, все бывшие рыбаки. А началось все в ноябре 18-го года с того, что большевики силой попытались загнать талабских рыбаков в Красную армию. Это было время, когда народ уже разобрался, что произошло в 17-м году, и по всей России шли антибольшевистские народные восстания. Эти восстания рабочих и крестьян против советской власти жестоко подавлялись большевиками. Псковская губерния была одной из самых «контрреволюционных», как это называли красные. Узнав, что Талабский архипелаг захвачен красными, молодой и отчаянный ротмистр Борис Пермикин с семнадцатью белыми солдатами осенней ночью высадился на острове Талабске и разгромил красный отряд из пятидесяти бойцов, а комиссаров приказал бросить в озеро. Именем одного из этих комиссаров, эстонца Яна Залита, и был потом назван остров. Сформированный рыбацкий полк ушел к белым, к генералу Юденичу. Бориса Сергеевича Пермикина назначили командовать полком, и он им командовал до самого конца. А конец у полка был героический. В декабре 19-го года под Нарвой талабцы прикрывали отход Северо-Западной армии Юденича, прямо с реки Наровы. На одном берегу были наступавшие красные, а на другом – эстонские войска. Когда талабцы увидели, что все уцелевшие бойцы армии Юденича перебрались на эстонский берег, они тоже решили отступить. Но эстонцы открыли по ним огонь и отогнали их назад, на лед Наровы. А с другой стороны стреляли красные. Так, под перекрестным огнем, весь полк и погиб. Весной тела талабцев прибивало во льдинах к берегу Наровы, и вот тут отец Виктор совершил свой подвиг. Услышав о первых найденных во льду телах талабцев, он добрался до Нарвы, отпел добытые изо льда тела павших талабцев и вместе с местными жителями похоронил их в братской могиле. После этого он вернулся в Псков, и какое-то время жил тихо со своей семьей, продолжая служить в своем храме. Но слух о том, что он ездил под Нарву хоронить талабцев, разошелся по городу. Батюшку предупреждали, что надо бы ему с семьей на время уехать из Пскова, что чекисты о нем уже расспрашивают. Он так и собирался сделать, но только хотел дождаться весны – у него было шестеро детей, а зимой с детьми трудно решиться на дальнюю дорогу. Но так и не успели они никуда уехать. Однажды ночью пришли комиссары, выгнали матушку с детьми на улицу, дом сожгли, а батюшку увели и через несколько дней расстреляли.
– Поня-ятно!.. – мрачно сказала Александра. – А его вдова и дети, с ними что стало?
– Они уцелели. Их увели к себе соседи, а потом спрятали в одной из тихих старинных деревенек в псковских лесах. Старший сын Алексей, отец нашего соседа, через несколько лет вернулся в Псков. Но на месте сгоревшего священнического дома стояли уже два новых домика, и в одном из них поселился школьный учитель. Это был мой отец. Алексей Викторович со временем перекупил второй дом у наших соседей, а его сын, наш сосед Виктор Алексеевич, решил полностью восстановить дом своего героического деда, отца Виктора, таким, каким он его видел на старой фотографии. Фотографию эту, кстати, я ему разыскала в нашем краеведческом музее. Вот и вся история.
– Так дядю Витю в честь его дедушки назвали? – спросила Аннушка.
– Да, в его честь. По крайней мере, он сам так считает.
Дмитрий Сергеевич покрутил головой и сказала:
– Нет, это надо же! Я жил тут несколько лет, вроде и отношения у нас с дядей Витей были хорошие, добрососедские, даже выпивали несколько раз вместе, а самого главного я о нем, оказывается, и не знал! Ну, работает дядя Витя на реке, катер какой-то куда-то водит, простой вроде дядька, а он, оказывается, внук расстрелянного большевиками священника!
– Он не всем про себя говорил правду, Митя.
– Не доверял, значит, соседям?
– Выходит, так.
– А вам, Анастасия Николаевна? – спросила Александра. – Вам он, конечно, доверял?
– Представьте, да. По-моему, я с самого детства все о нем знала.
– И ни один человек не уцелел из всего того Талабского полка? – спросил Дмитрий Сергеевич.
– Уцелели двое, полковник Пермикин и один рядовой, который тоже скрылся и тихо дожил до самой старости. От него люди и узнали, как происходил расстрел Талабского полка красными и эстонцами на льду Наровы, под Нарвой. А полковник Пермикин к концу гражданской войны стал генералом армии, ушел в эмиграцию, умер и похоронен в Австрии.
– Так значит, остров Залита назван в честь комиссара, которого талабские рыбаки в озеро бросили? – спросила, нахмурясь, Юлька.
– Да.
– А как раньше назывался остров?
– Остров Талабск.
– Вот пусть бы он так и назывался! – сказала Александра.
– Или переименовали бы его в честь белого генерала Пермикина, который рыбацкий полк создал! – предложила Юлька.
– Или пусть он называется Никольским – ведь на нем не только батюшка отец Николай жил, на нем и храм Николая Угодника стоит, – сказала Аннушка.
– Вы все правы, девочки! – сказал Мишин, обращаясь, кажется, не только к дочерям, но и к Александре. – Но Талабский архипелаг – это ж не какие-нибудь необитаемые острова, на них люди живут, внуки и правнуки тех самых рыбаков-героев. Вот пусть они и решат этот вопрос! И спасибо вам, Анастасия Николаевна, за рассказ.
– Ну, теперь-то вы согласны со мной, Митя, что сосед должен восстановить дом своего деда? – спросила бабушка.
– Конечно! – согласились Дмитрий Сергеевич и Юлианны. – Пусть восстанавливает!
– А вы что об этом думаете, Александра?
Александра вздрогнула – она думала о другом.
– О чем?
– О том, что сосед должен восстановить дом деда?
– Ну конечно, должен! Только я о другом думала: я вдруг вспомнила песню Александра Галича «Ошибка». Знаете? – и она тихонько напела: «Мы похоронены где-то под Нарвой, под Нарвой, под Нарвой…» – И я поняла, о ком эта песня: она о белогвардейцах, погибших под Нарвой.
– Что это за песня? – спросила Юлька.
– Ты тоже не знаешь ее, Аннушка?
– Не знаю.
– Если бы была гитара, я бы вам спела.