Завывая от ужаса, бесы сбились в плотное темное облако, оно поднялось в небо и смешалось с другими облаками.
— Кажется, дождь собирается, — сказала Дара, перегнувшись через Аннушку и выглядывая в окно машины. — Вон туча какая плывет!
— Да нет, она, кажется, уходит к северу. А что ты собираешься делать в Дублине, Дара О'Тара? — спросил отец Василий. — У тебя есть где-нибудь родственники, к которым ты можешь поехать?
— Я попытаюсь разыскать свою младшую тетку, если она еще жива. Это тетушка, с которой все остальное семейство не желает иметь ничего общего. Она не ведьма, а быдличка, да еще и христианка. Другие мои тетки ее стыдятся. Ну, а я после Юлианны христиан уже не боюсь.
— Послушай, Дара, а твою тетушку зовут не Лина О'Тара?
— Вы что, тоже прозорливец, как наш Финегас? — с некоторой опаской спросила Дара.
— Боже упаси! Просто у нас есть прихожанка, которую так зовут. Она живет на окраине Дублина в собственном маленьком домике. Это одинокая благочестивая старушка, и если это действительно твоя тетушка, то сейчас самое время вам поселиться вместе. Здоровье госпожи О'Тара в последнее время стало сдавать, и она подумывает о том, чтобы продать свой домик и перебраться в приют для престарелых. Но я-то знаю, что ей этого страшно не хочется. Я услышал твое имя и подумал: если у Лины О'Тара вдруг объявится юная родственница, которая поселится с нею и станет за ней приглядывать, радости старушки не будет конца.
— Ой, как хорошо! — сказала Аннушка.
— Здоровско! — закричала Юлька.
— Класс! — сказала Дара. — Если только тетя Лина не испугается, что я бывшая келпинка. Она ведь знает, что ее старшие сестры учились в Келпи.
— А я за тебя поручусь, — пообещал Андрюша. — Мы с твоей тетей большие друзья.
— Так оно и есть, — подтвердил отец Василий. — У них общие литературные интересы — оба любят сказки.
— А лимерики тетя Лина любит?
— Не знаю. Ты сама ее сегодня спросишь.
— Как хорошо все устраивается, Дара! — воскликнула Аннушка.
— Похоже, что так, — сказала Дара и впервые в этот день улыбнулась.В Дублине матушка встретила их распростертыми объятиями, борщом и пирогом с капустой.
— Мы с девочками молились вчера и сегодня почти без перерыва, так что не браните нас, если обед получился не очень вкусный! — сказала она, подавая на стол.
Обед был даже очень вкусный — после таких-то приключений! Только вот Даре пришлось пирог есть не вместе со всеми, а забрать его «сухим пайком»: как только отец Василий позвонил госпоже Лине О'Тара и объявил ей, что ее племяннице Даре негде жить после побега из колдовской школы, она тут же приехала за нею на такси. Тетя Лина с порога бросилась к Даре с поцелуями, мгновенно вычислив ее среди всех сидевших за столом детей — по рыжим космам, надо полагать. Сама она была маленькая, сухонькая и почти совсем седая, рыжей была одна прядь на лбу. Зато веснушек было еще больше, чем у Дары.
— Мы не будем задерживаться у вас, батюшка, — сказала она решительно. — Дара устала, ей надо срочно ехать домой!
И Дару с легким сердцем отпустили.
Все легли рано, сразу после общей молитвы. Девочек уложили в комнате Андрюши — для такого случая он перебрался на раскладушку в кабинет о. Василия. Но бабушка, которой постелили в гостиной на диване, еще побыла с девочками, пошепталась с ними перед сном. После всех приключений сестры никак не могли уснуть, и тогда бабушка сказала:
— Я спою вам колыбельную, которую пела ваша мама, когда вы жили вместе и спали в одной кроватке.
И она запела:
Как слетались Ангелы, словно гуленьки, к нашей дочке Аннушке, к дочке Юленьке!
Как играли Ангелы с ними в ладушки, баю-баю-баюшки, в переглядушки
— Ты помнишь эту колыбельную, брат? — спросил Хранитель Иоанн.
— Конечно, помню! Но вот уж не думал, что когда-нибудь снова услышу ее…
Когда бабушка, подоткнув внучкам одеяло и перекрестив их на ночь, вышла из комнаты, Юлька спросила:
— Ань, тебе мама пела эту колыбельную?
— Нет, конечно! Как она могла мне ее петь, ведь я у нее была одна, а это колыбельная для двоих! Спи, Юленька…
И сестры уснули, обнявшись.
Ангелы стояли над ними и тихонько играли в ладушки, потому что на сердце у них было так легко и спокойно, да и делать им пока что было нечего — Ангелы ведь не спят.
Вот так закончился побег сестер Мишиных и Дары О'Тара из сида Келпи.
Так, полной победой Ангелов Света, завершилась Келпинская битва и бесславно закончила свое существование колдовская школа Келпи.
Эпилог
Ну что ж, осталось досказать немногое. В Санкт-Петербурге девочек и бабушку встречал сам Дмитрий Сергеевич Мишин.
Это Ангел Димитриус нашептал ему, что дома неблагополучно, надо бы прервать деловую поездку и немедленно вернуться в Санкт-Петербург.
В последнее время Мишин все больше прислушивался к тихим речам своего Ангела Хранителя — послушался и на этот раз. Узнав от девочек и бабушки правду о школе Келпи, Мишин собирался потребовать объяснений от Жанны, но когда подошел к ее комнате, то нашел ее запертой. Запасной ключ нашелся у Акопа Спартаковича. Комнату открыли и на столе нашли записку: «Дорогой Мишин! Я улетаю на Филиппины лечиться от своей головной боли. Жанна». Сестры надеялись, что Жанна с этих самых Филиппин не вернется, а что думал сам Мишин, об этом мы гадать не станем.
— А скучно в доме без Жанны и Жана! — говорил домовой Михрютка бесам-минотаврам, сидя у них в комнате охранников за картишками.
— Ну-у, — туповато соглашались с Михрюткой минотарвы.
Уехала и бабушка в Псков — доживать до весны в своем привычном и уютном доме, уже проданном соседу. Она так устала, завершив свою первую в жизни заграничную поездку и свое, как она думала, последнее важное дело на земле, что без уговоров согласилась оставить Аннушку в Петербурге. Как ни уговаривали ее внучки побыть еще немного в Петербурге, пожить с ними, отдохнуть, она не согласилась. Дмитрию Сергеевичу, который тоже начал было ее уговаривать, она объяснила, что ей надо срочно показаться врачам-онкологам. И он не стал ее задерживать, и дочерям объяснил, что бабушка сейчас лучше отдохнет одна, без них. Девочки расстроились: Аннушка уже успела поведать Юльке бабушкину тайну, и они догадались, что бабушка не зря торопится к врачам… Провожая ее, они сдержали слезы, но зато уж потом, вернувшись домой, убежали в свою комнату, обнялись и наревелись вволю.
А потом жизнь снова стала входить в колею. В один прекрасный день Юлька привела в лицей сестру, усадила ее за один стол с собой и объявила:
— Кто косо взглянет на мою сестру, будет иметь дело со мной!
Косо на Аннушку никто не глядел — на нее глядели во все глаза: не часто можно видеть двух совершенно одинаковых девочек, одинаково одетых и причесанных, с одинаковыми личиками. Надо ли добавлять, что и в лицее сестер немедленно стали звать Юлианнами?
А их друзья и подруги? Кира по-прежнему усиленно занималась фитнесом, ухаживала за своим лицом и мечтала о карьере фотомодели. Ее даже пригласили однажды демонстрировать костюмы для школьниц на городском фестивале моды, и она потом без конца заставляла друзей любоваться фотографиями, где она вышагивает по подиуму в числе тридцати пяти других хорошеньких школьниц. Рассказам сестер о Келпи она не верила и высокомерно называла их детскими сказками.
Гуля со своей фигурой не боролась и по-прежнему обожала шоколад и пирожные. Она в рассказы о Келпи поверила сразу и безоговорочно. Поверила она и в то, что любое колдовство — от бесов, и даже хотела немедленно выбросить все книги о Гарри Поттере и Тане Гроттер, но потом передумала и просто кому-то их подарила. Но главное, она теперь стала ходить в Иоанно-Предтеченскую церковь на соседнем Каменном острове — поставить свечки и помолиться за упокой своих папы и мамы. Гуля утверждала, что она слышит их отклик на свои молитвы.
Юрик, как и прежде, блестяще учился, иногда сопровождал Гулю и сестер в церковь, а иногда — нет, но по-прежнему считал себя вполне воцерковленным тинэйджером. А еще он любил хвастать друзьям, что ему приходят письма «от одной арабской королевы». В доказательство он демонстрировал шикарные письма, написанные на какой-то необыкновенно плотной блестящей бумаге с золотым королевским гербом в верхнем углу. Впрочем, Аннушке тоже часто приходили письма от Ясмин и тоже с королевским гербом, но она ими не хвасталась.
Перед самым Рождеством сестры получили в один день четыре поздравительные открытки. На одной была изображена синяя южная ночь и пастухи, идущие за звездой: королева Ясмин поздравляла девочек с Рождеством Христовым и приглашала их посетить на святках Нафтанию. «Мы могли бы взять самолет и слетать на Поле пастухов возле Вифлеема», — писала она. Но Аннушка с Юлькой знали, что сейчас папа ни за что не отпустит их даже на Святую Землю.
На второй открытке была рождественская елка с яркими разноцветными рыбками вместо игрушек. Андрюша писал, что неподалеку от их дачи, на другом берегу реки начались археологические раскопки в одном из древних сидов. «Со временем, — писал Андрюша, — там хотят устроить музей кельтской мифологии. Мы с Дарой обязательно сходим туда, когда весной поедем к нам на дачу».
Третья открытка была с коричневым кроликом, на шею которому была приклеена желтая ленточка. Дара писала, что ей очень нравится жить у ее «тетушки-быдлички», что у нее почти хорошие оценки в гимназии и ее приняли в клуб любителей лимериков. «А еще я покрестилась и хожу в воскресную школу отца Василия», — писала она. В самом конце открытки мелкими буковками был написан лимерик:
В Келпи взорван магический атом, унеслись во главе с Диаматом через окна и двери люди, звери и фэйри — все закончилось шахом и матом.
Четвертая открытка, с видом Псково-Печерской Лавры, была от бабушки. Бабушка писала, что последнее обследование в больнице привело всех врачей в недоумение: на месте раковой опухоли и метастазов у нее оказались абсолютно здоровые органы и ткани. Объяснить столь внезапное и полное исцеление врачи даже не пытались. «Медицинский феномен!» — говорили одни и пожимали плечами.«Божье чудо!» — утверждали другие и крестились.