Для пополнения государственной казны на все товары, ввозимые в Италию, была наложена пошлина. Таможенный сбор сразу сделался прибыльной статьей государственного дохода.
В 46–44 гг. Цезарь распорядился отчеканить около 20 миллионов денариев в золотой монете, на которой по дарованному ему сенатом праву поместил свое изображение[117]. Значительная часть этих денег предназначалась для оплаты легионеров и раздач римским гражданам. Новый денарий скоро сделался единой денежной единицей в Риме и во всех западных провинциях.
Еще до отъезда Цезаря в Испанию по его указанию была проведена реформа календаря[118]. К середине I в. до н. э. римский календарь уже не был согласован со сменой времен года и в 46 г. отставание составляло 90 дней. Находясь в Египте, Цезарь присматривался к системе счисления времени у египтян и нашел ее более совершенной, чем у римлян. По совету греческого математика и астронома Сосигена, он отказался от прежнего способа счисления и взамен ввел постоянный календарь из 365 1/4 суток. В 46 г. Цезарь добавил к текущему году 90 дней для того, чтобы месяцы соответствовали временам года.
С 1 января 45 г. был введен календарный год, насчитывающий 365 дней и месяцы такой же продолжительности, как в настоящее время. Каждый четвертый год добавлялся дополнительный день к февралю. Если раньше римский год начинался с 1 марта, то теперь начало года было установлено с 1 января, что совпадало со вступлением в должность новых консулов[119]. Благодаря введению уточненного календаря был положен конец различным махинациям, вызванным путаницей в счете, например, незаконному продлению чьей-нибудь магистратуры (Dio Cass. Hist. Rom., 40, 62).
В Риме регулярно появляются указы Цезаря, регламентирующие торговые операции, упорядочивающие снабжение города хлебом, обязывающие эдилов производить текущий ремонт улиц и многие другие. «День ото дня, — пишет Светоний, — он задумывал все более великие и многочисленные планы устроения и украшения столицы, укрепления и расширения державы» (Свет. Бож. Юлий, 44). В его планы входило строительство грандиозного храма Марса и сооружение театра, который своими размерами превосходил бы театр, построенный в 55 г. Помпеем на Марсовом поле[120]. Он задумал открыть несколько публичных библиотек; устройство одной из них — греко-латинской — он поручил Марку Варрону[121].
Среди многочисленных замыслов Цезаря важное место занимали проекты по мелиорации и проведению каналов. Десятки тысяч земледельцев предполагалось обеспечить землей после осушения Помптинских болот[122] и спуска Фуцинского озера[123]. Для облегчения торговых сношений и подвоза в столицу продовольствия Цезарь планировал провести канал, который отводил бы воды Тибра на юг Лация к Таррацине, чтобы оттуда купцы могли продолжить путь в Рим, не подвергаясь опасностям морского плавания. Отводом Тибра к Ватиканским холмам увеличивалась площадь Марсова поля, которое Цезарь предполагал отдать под застройку и таким образом решить злободневный жилищный вопрос. Эту эффективную меру помешала осуществить Цезарю смерть.
Неосуществленными остались и другие проекты: возведение плотины у Остийского берега с последующим устройством там гаваней и якорных стоянок, прокладка дороги от Адриатического моря через Апеннины к верховьям Тибра, строительство судоходного канала на коринфском перешейке в Греции[124].
Обратившись к государственной деятельности, Цезарь отдавался ей с большой увлеченностью. Все новые планы рождались в его голове. «Многочисленные успехи, — пишет Плутарх, — не были для деятельной натуры Цезаря основанием спокойно пользоваться плодами своих трудов. Напротив, как бы воспламеняя и подстрекая его, они порождали планы еще более великих предприятий в будущем и стремление к новой славе, как будто достигнутая его не удовлетворяла. Это было некое соревнование с самим собой, словно с соперником, и стремление будущими подвигами превзойти совершенные ранее» (Плут. Цез., 58).
В ближайшем будущем Цезарь намеревался вернуться к военной деятельности. Он уже разработал план грандиозного похода на Восток. На Балканском полуострове были наготове крупные силы: 16 легионов пехоты и 10 тысяч всадников (Aпп. Гр. войны, 2, 110). Предполагалось захватить сначала Дакию и затем двинуться на Евфрат против Парфии. Сокрушив эту самую могущественную державу на Востоке, Цезарь отомстил бы за смерть Красса, погибшего в 53 г. в парфянском походе, и основательно пополнил бы римскую казну. Однако главной целью новой войны была реализация честолюбивых замыслов Цезаря. Ведь, если бы ему удалось захватить Парфию, возникло бы гигантское государство от Атлантического океана до Индии. Подвластные Цезарю земли были бы обширнее монархии Александра Македонского.
Среди столь разных и многочисленных дел Цезарь находил время и для литературных занятий. В эти годы он пишет небольшую поэму «Путь» о своем походе в Испанию, куда он отправился в декабре 46 г. для борьбы с помпеянцами. В ответ на панегирик Цицерона «Катон», прославлявший злейшего врага Цезаря Катона Утического, он создает сочинение в двух книгах под названием «Антикатон». Катон был одним из немногих людей, к которым Цезарь открыто выражал свою неприязнь.
Хотя Цицерон в своем сочинении всячески расхваливал и превозносил Катона, Цезарь в ответном слове не только отдал дань красноречию и всей жизни Цицерона, но продолжал относиться к нему с прежним уважением и дружелюбием (Плут. Циц., 39). Цицерон оказался одним из тех римлян, которые, подчиняясь скорее обстоятельствам, чем внутреннему убеждению, не скупились на славословия и самому Цезарю в надежде на его благосклонность. Но если с властью Цезаря Цицерон как-то мирился, то Клеопатре он не прощал ничего. В его письмах тех лет хватает старческого брюзжания, но когда в них речь заходит о Клеопатре, они дышат неприкрытой ненавистью к ней.
«Царицу я ненавижу, — пишет он своему близкому другу Аттику[125], — что я по праву так поступаю, знает Аммоний, поручитель за ее обещания, которые имели отношение к науке и соответствовали моему достоинству» (Циц. К Атт., 15, 2). Поводом для вспышки послужил следующий эпизод. В конце 45 г. Цицерон посетил Клеопатру на ее вилле за Тибром. Возможно, он хотел лично представиться женщине, которая пользовалась особым расположением диктатора. Предлогом для визита послужила какая-то книга, необходимая Цицерону для его философских занятий. Клеопатра, выслушав просьбу знаменитого оратора, распорядилась доставить ему книгу из Александрийской библиотеки. Однако Аммоний, который должен был проследить за этим, ничего не сделал, чем навлек на свою госпожу ненависть Цицерона.
Впрочем, недоволен был не только Цицерон. Многие римляне уже открыто выражали свое недовольство, причем не только Клеопатрой, но и самим Цезарем. По Риму упорно ходили слухи, что Цезарь стремится к царской власти. Издавна ненавистное римлянам слово «царь» (гех), равносильное для них понятию «тиран», было у всех на устах. Будоража и устрашая, оно звучало как призыв к борьбе.
Были, конечно, и такие люди, которые ненавидели Цезаря, движимые завистью или личной обидой. Однако большинство римлян опасалось, что Цезарь, сосредоточивший в своих руках огромную власть, — к тому времени он был провозглашен диктатором пожизненно — однажды воспользуется ею, чтобы задушить республику и установить монархию.
Монархические тенденции Цезаря уже ни у кого в Риме не вызывали сомнений. Признаки того, что он стремится стать монархом, были налицо. Цезарь не скрывал, что считает государственный строй республики не только устаревшим, но и попросту мертвым. Он прямо заявлял: «Республика — ничто, пустое имя без тела и облика» (Свет. Бож. Юлий, 77). Однажды в январе 44 г. кто-то возложил на статую Цезаря царскую диадему. Тогда же какой-то человек из толпы, приветствуя Цезаря, назвал его царем. Диктатору пришлось поправить зарвавшегося льстеца, сказав, что он не царь, а Цезарь. Но больше всего возмутил римлян инцидент на пастушеском празднике Луперкалий 15 февраля, когда консул Марк Антоний при огромном стечении народа пытался возложить на голову Цезаря царскую корону. Раздавшиеся при этом жидкие, заранее подготовленные хлопки произвели на всех удручающее впечатление. Когда же Цезарь отверг корону, то это было встречено всеобщим рукоплесканием. Точно так же реагировал народ и на повторную попытку со стороны Антония увенчать Цезаря короной. Тогда Цезарь, сказав, что «в Риме один только царь — Юпитер», распорядился отнести корону в храм на Капитолий. Однако всем показалось, что делает он это с неохотой, как бы подчеркивая жертвенность своего поступка (Dio Cass. Hist. Rom., 44, 11).
В Риме всерьез говорили о том, что Цезарь замыслил перенести столицу в Илион или Александрию. Тайные недоброжелатели Цезаря активно распространяли в народе эти и подобные им небылицы. Ненавистникам помогали льстецы, которые своими неумеренными восхвалениями и предложениями новых почестей вольно или невольно восстанавливали римское население против всесильного диктатора.
Над головой Цезаря вновь собрались тучи.
Глава восьмаяРоковые иды марта(Март 44 г.)
О, бессмертные боги, какой ценой
заплатил этот мягкосердечный человек
за свою благосклонность к Бруту!
Недовольство Цезарем зрело уже давно. Новые почести, установленные для него сенатом, были равносильны открытому обожествлению его личности. Ему посвящались храмы и жертвенники. В его честь повсюду устраивались различные игры. Статуя Цезаря была помещена в храме среди статуй богов. Месяц квинтилий переименовали в Юлий (июль)