[147]. Чаще всего Цезарь использует выражения типа ut supra demonstravimus («как мы выше указали»).
Нередко от указанных глаголов зависит инфинитивный оборот (в русском языке он передается придаточным предложением). Например: «[Бельгийская Галлия] которая, как мы сказали, составляет треть Галлии» (2, 1, 1); «[часть конницы] которая, как я выше упоминал, перешла через Мосу» (4, 16, 2); «[Кинтий] который, как мы выше указали, расположен у моря» (5, 22, 1); «солдаты, которые, как мы указали, отправились под особым знаменем вместе [с когортами]» (6, 40, 4). С помощью подобных словесных выражений автор отсылает читателя к соответствующим местам «Записок», где о данном предмете уже шла речь.[148] Таким образом, он выполняет роль проводника, помогающего читателю ориентироваться в тексте «Записок». Кроме того, эти указания должны внушить читателю мысль об основательности и правдивости автора и его стремлении к полной ясности.
Авторские отсылки с глаголом в 1-м лице характерны для книг 2–7, в 1-й книге употребляется исключительно безличная форма ut dictum est/ut ante dictum est («как сказано выше»). В последующих книгах такие безличные и иногда лично-пассивные конструкции без указания на действующее лицо (например, 6, 25, 1) встречаются один, редко два раза в каждой книге соответственно. Исключением является 7-я книга, в которой нет безличных или лично-пассивных конструкций указанного типа с интересующим нас значением, зато более чем в десяти случаях употреблен оборот с глаголом в 1-м лице. Лексическое и грамматическое единство рассматриваемых выражений выдержано лишь в 1-й и 7-й книгах. В 1-й книге используется только глагол dicere в безличной конструкции dictum est; в 7-й — глаголы demonstrare и dicere, всегда в форме 1-го лица множественного числа. Наибольшую лексическую пестроту в описываемых нами случаях дают книги 2, 4, 6[149].
Приведенные примеры не охватывают всех случаев употребления автором 1-го лица по отношению к самому себе. Начиная с 5-й книги, форма 1-го лица служит ему и для других целей. Так, в рассказе о постройке новых судов для переправы в Британию автор говорит о том, что Цезарь приказал сделать их несколько ниже тех кораблей, «которыми мы пользуемся в Нашем море», и несколько шире тех кораблей, «которыми мы пользуемся в остальных морях» (5, 1, 2). Автор счел необходимым сделать здесь разъяснение, обращаясь при этом к совместному опыту его и читателей.
Говоря об островах, лежащих у побережья Британии, он приводит мнение многих писателей, сообщающих, что там во время зимнего солнцестояния 30 суток продолжается ночь. «Но мы, — продолжает автор «Записок», — в своих расспросах таких сведений не получали и только на основании точных измерений посредством водяных часов видели, что ночь там короче, чем на материке» (5, 13, 4).
Еще отчетливее заявляет о себе автор в 6-й книге. Так, обратив внимание на то, что галльские жрецы-друиды считают грехом записывать тексты священных стихов, он лично объясняет причины этого явления, вводя их следующими словами: «мне кажется, это заведено по двум причинам» и т. д. (6, 14, 4). А в главе о германцах, упомянув о Геркинском лесе, добавляет: «[лес], который, как я нахожу, известен по слухам Эратосфену и некоторым другим греческим ученым» (6, 24, 2).
В 7-й книге «Записок» автор, не зная точно, являются ли действия галльского племени эдуев вероломством, говорит так: «это нам не известно, и, как кажется, не может считаться твердо установленным» (7, 5, 6). Но самый яркий пример, где автор обнаруживает себя, можно сказать, «с головой», следующий: «в это время на наших глазах случился достойный упоминания эпизод, о котором мы не сочли возможным умолчать» (7, 25, 1). Речь идет о мужестве галлов в осажденном римлянами городе Аварике. Сходным образом автор «Записок» говорит о речи Критогната, представителя галльского племени арвернов, выступившего перед соплеменниками против предложения о сдаче римлянам осажденной Алезии (7, 77, 2)[150].
Автор, вплоть до 5-й книги остававшийся в тени, вдруг начинает давать разъяснения от себя лично, делиться своими наблюдениями, выражать собственное отношение к излагаемым фактам, а иногда и сомнения в правильности общепринятого толкования того или иного события. Он поражается тому, что ему довелось увидеть или узнать от других. Означает ли это, что в авторский монолог врывается голос самого Цезаря[151]?Или образ рассказчика, созданный им в начальных книгах «Записок», по каким-то причинам перестал удовлетворять в последующих книгах?
Возрастающему от книги к книге авторскому вторжению в ход повествования сопутствуют изменения в стиле изложения. Например, в 4-й книге впервые появляется прямая речь, которая дважды встречается в 5-й и 6-й книгах соответственно, достигая рекордного числа (6 случаев) в 7-й книге; или появляются конструкции с предикатом в начале предложения: в сравнении с 1-й книгой в 7-й их в три раза больше.
Представляется, что эти и другие стилистические особенности последних книг прямо связаны с изменениями в политической жизни Рима, личными обстоятельствами жизни самого Цезаря, задачами, которые он решал в той или иной конкретной исторической ситуации. Так, в 5-й книге, как уже отмечалось, впервые очень четко обнаруживается образ автора. В ней излагаются события 54 г., а раньше, в 55 г., сенатским постановлением Цезарю был продлен срок управления Галлией еще на 5 лет, что тотчас упрочило его положение в политических кругах.
Похоже, что Цезарь писал и публиковал «Записки» в несколько приемов: сначала появилась 1-я книга, затем 2-я — 4-я вместе, потом книги 5-я — 6-я (возможно одним выпуском), и, наконец, после завершения 7-й книги было опубликовано новое, дополненное и частично переработанное издание «Записок», включавшее все семь книг. Каждая такая публикация преследовала определенную цель. Не исключено, например, что в 7-й книге Цезарь ставил себе задачу не только довести до сведения читателей, как на самом деле развивались самые драматические события галльской кампании — всеобщего галльского восстания 52 г., но и определить для себя линию поведения на будущее. Ведь в самом Риме события развивались для Цезаря с не меньшим драматизмом. В 54 г. умерла дочь Цезаря, бывшая замужем за Помпеем; в 53 г. погиб один из триумвиров Марк Лициний Красе; в 52 г. убит Клодий, сторонник Цезаря, в этом же году Помпей избирается единоличным консулом до августа и примиряется с сенатом; в 51 г. делаются попытки лишить Цезаря командования в Галлии. Разрыв между Цезарем и сенатом стал неизбежен, все предвещало столкновение с Помпеем и его партией. В этой экстремальной ситуации, когда Цезарю нужно было быстро принять решение, урок 52 г. приобретал для него особое значение. К прежним задачам присоединяется новая: теперь объектом пристального изучения становится сам Цезарь и его тактика.
Говоря о самом себе в 3-м лице, Цезарь как бы со стороны взирает на себя и свои действия, вникая в ход сражений и причины неудач и успехов, выпавших на его долю за время войны, которую он уже более семи лет ведет в Галлии[152]. Цезарь прекрасно понимал, что любая ошибка, недооценка или переоценка своих военных и человеческих качеств неминуемо приведут его к политической катастрофе.
Какой, например, урок он мог для себя извлечь из опыта подавления всегалльского восстания, чуть было не лишившего его всех прежних завоеваний? Главный вывод, видимо, заключался в том, что своими успехами он обязан прежде всего внезапности и стремительности своих действий. В этом убеждает помимо соображений общего характера рассмотрение в «Записках» лексической группы celeritas — celeriter («быстрота» — «быстро») и других близких по семантике слов[153]. Если в книгах 1-й — 4-й мы находим лишь единичное употребление указанных лексем, то начиная с 5-й (опять 5-я!) книги положение резко меняется, их число резко возрастает.
В 1-й книге celeritas (быстроту) проявляют германцы в своем особом способе вести сражение (1, 48, 7), во 2-й — галлы при нападении на врага (2, 19, 7–8; ср. 20, 4), в 4-й — британцы, сумевшие благодаря быстроте избежать гибели (4, 35, 1). В последующих книгах это свойство все чаще обнаруживают римляне. В тяжелых для римских солдат обстоятельствах единственным спасением для них оказывается быстрота (5, 29, 6). Можно сказать, что celeritas становится для римских солдат одной из воинских доблестей — virtutes (ср. 5, 48, 1 и 5, 34, 2). Часто все зависит именно от быстроты (7, 40, 2). Она дает римлянам выгоду (7, 20, 1), помогает предупредить замыслы врагов, преодолеть неблагоприятное местоположение (7, 9, 4; 45, 9). Не случайно Цезарь старается исполнять свои планы со скоростью, которой он был обязан успехом большей части своих предприятий (7, 12, 3).
В 7-й книге Цезарь создает настоящее похвальное слово стремительности наступления: «и с такой быстротой захватили [римляне] три лагеря, что царь нитиоброгов Теутомат, застигнутый врасплох в своей палатке — так как спал в полдень полунагой — с трудом вырвался на раненной лошади из рук грабивших лагерь солдат» (7, 46, 5). Эта впечатляющая сцена не имеет ничего общего с сухим военным рапортом, который иногда видели в «Записках» Цезаря. В самом деле, какую важную информацию, необходимую для служебного отчета, несут в себе такие детали, как указание на обыкновение неприятельского царя спать полуобнаженным в середине дня, или упоминание о том, что лошадь царя была ранена? Но все это — штрихи, характеризующие автора «Записок» как человека — наблюдательного, как рассказчика — искусного и достоверного.
Стремительность была присуща самой натуре Цезаря, который прекрасно знал за собой это качество (Свет. Бож.