[38]. В этот раз по приказу Цезаря в похоронной процессии было выставлено изображение Гая Мария, которое со времени диктатуры Суллы всенародно было показано впервые. Со стороны Цезаря это было явной демонстрацией своего восхищения Марием и намерения идти по его стопам.
При погребении жены Цезарь произнес лишь надгробную речь, но сделал он это вопреки существовавшей в Риме традиции, так как похвальные речи на похоронах молодых женщин были еще не приняты. Публичное выступление Цезаря с похвальным словом Корнелии вызвало одобрение народа, увидевшего в этом поступке Цезаря проявление его кротости и благородства.
После указанных событий Цезарь отбывает к месту своего нового назначения в римскую провинцию Дальняя Испания. Оно досталось ему при жеребьевке, в которой участвовали все те, кому было определено служить за пределами Рима[39]. Цезарь отправился в Испанию в свите наместника провинции Гая Антистия Ветера.
По делам службы Цезарю приходилось часто разъезжать в подведомственной ему провинции, задерживаться в городах и населенных пунктах для взимания налогов и задолженностей у местного населения. Должность квестора, значительная во многих отношениях сама по себе, давала ряд привилегий, прежде всего, как уже отмечалось, допуск в сенат. Но для Цезаря был здесь и отрицательный аспект — удаленность от Рима как раз в тот самый момент, когда там назревали серьезные политические события. Однако ни один римлянин, рассчитывающий на политическую карьеру, не мог уклониться от квестуры. Впрочем, Цезарь не только не пренебрегал своими квесторскими обязанностями, а с готовностью выполнял их. Он оставил в Риме многочисленных друзей и информаторов, кроме того, сам с большим вниманием следил за всеми новостями и слухами, доходившими из Италии, так что, несмотря на отсутствие, все время был в курсе событий, происходивших на родине.
Во время пребывания в Испании Цезарю исполнилось 33 года. Его общественная карьера пока еще не отличалась особой стремительностью. Все чаще задумывался он о будущем, печалясь, что в свои годы не сделал ничего значительного и что по-прежнему далек от славы, которой жаждал. О состоянии его души можно судить по рассказу Светония, повествующего о том, как Цезарь в Гадесе в храме Геркулеса сокрушался перед статуей Александра Македонского[40], что сам он до сих пор не совершил ничего замечательного, тогда как Александр в этом возрасте уже завоевал весь мир (Свет. Бож. Юлий, 7).
Видимо, Цезарь все же рвался в Рим. Свидетельством служит то, что он, не дождавшись истечения срока своих квесторских полномочий, внезапно оставил Испанию и объявился в Италии. В то время обстановка в столице была очень напряженной. Сенатская олигархия все еще сохраняла свое могущество, однако ее авторитет к тому времени был основательно подорван. Патриции уже сделали ряд серьезных уступок и лишились части своих привилегий. Однако консулат по-прежнему оставался неотъемлемым правом аристократов, чего нельзя было сказать о некоторых других должностях, к которым теперь получили доступ многие решительные представители популяров.
До сих пор на море бесчинствовали пираты, и на Востоке продолжал боевые действия Митридат. Это вызывало величайшее беспокойство сената. Консул Луций Лукулл, командующий римской армии, тщетно пытался настичь основные силы понтийского царя, который всегда находил возможность умело уклониться от генерального сражения с римлянами. Преследуя Митридата, Лукулл все больше углублялся во внутреннюю часть материка, оставив прибрежные города на произвол пиратам. Число пиратских кораблей уже превышало одну тысячу. Разбойники захватили к тому времени около 400 городов (Плут. Помп., 24). Их дерзость дошла до предела. От морского разбоя в первую очередь страдала торговля. Прекратился регулярный подвоз хлеба. В самом Риме росла дороговизна, вызывавшая резкое недовольство народных масс.
Вернувшись в 67 г. из Испании, Цезарь берет в жены Помпею, внучку Суллы и дальнюю родственницу Гнея Помпея. В следующем году Цезарь избирается курульным эдилом[41] со вступлением в должность в 65 г. В обязанности эдила входило наблюдение за порядком и благоустройством города.
В качестве эдила Цезарь заботится об украшении комиция (места, где проводились народные собрания), Форума и базилик. Он украсил также Капитолий, приказав построить портики. В них он выставил достопримечательности и редкие вещи, которые коллекционировал. За время своих многочисленных разъездов по Востоку и Испании он составил большую коллекцию картин, статуй, чеканных сосудов, резных камней. Цезарь увлеченно собирал произведения искусства, а за красивых и ученых рабов платил такие неслыханные цены, что вынужден был запрещать вносить их в хозяйственную отчетность. Все это, разумеется, требовало огромных денег, и если верить Плутарху, Цезарь еще до своего вступления в должность квестора имел долгов на 1300 талантов (Плут. Цез., 5).
Страсть Цезаря к красивым вещам и наружный лоск удивительным образом сочетались в нем с нетребовательностью в отношении всего, что касалось собственного быта. Он жил в скромном доме на Субуре, улице между Эсквилином и Виминалом. Эта узкая улица, тесно застроенная домами, населялась в основном ремесленниками и мелкими лавочниками. Вечно грязная и мокрая Субура с утра заполнялась людьми и напоминала кипящий водоворот. Грохот и гвалт стояли здесь невообразимые. Чудовищная толчея усугублялась интенсивным конным движением, нередко приводившим к несчастным случаям.
В должности эдила Цезарь совершил поступок исключительной смелости, граничащий с дерзким безрассудством. Украшая Капитолий новыми сооружениями, он восстановил на нем статую Мария и его военные трофеи, после победы Суллы удаленные оттуда по решению сената и комиций. Хотя негодование одного из лидеров римского сената Квинта Лутация Катула было просто неописуемо, сенат все же не решился отдать приказ о сносе этих мятежных символов и оставил их нетронутыми.
Несмотря на растущее расположение к нему народа, Цезарь был еще очень далек от того, чтобы сравняться в славе и популярности с Гнеем Помпеем и Марком Лицинием Крассом. Последний был личностью весьма примечательной. Искусный полководец, он не имел в Риме людей, равных себе по богатству. Похоже, что он составил себе огромное состояние, монополизировав пожарную службу в столице. Всякий раз, когда владелец горящего дома обращался к нему за помощью, он отказывался тушить пожар до тех пор, пока хозяин не соглашался продать ему за бесценок уничтожаемое огнем здание. Таким образом Красс стал владельцем огромного числа земельных участков в городе. Это недвижимое имущество составило основу его поистине несметного богатства. Получивший в детстве суровое воспитание Красс в течение всей своей жизни оставался человеком воздержанным и умеренным. Дом его был постоянно открыт для друзей. Однако Красс был поражен непомерной жаждой наживы, и это всем бросалось в глаза. Красс не любил Помпея: завидовал его популярности. Но из политического расчета старался не портить с ним отношений. Со своей стороны Помпей также нуждался в Крассе, имеющем определенное влияние на сенат. Поэтому они действовали сообща и, как уже отмечалось, вместе в один год достигли консулата.
Не принимать в расчет этих людей Цезарь, разумеется, не мог и, уж конечно, не хотел восстанавливать их против себя. Особенно нуждался Цезарь в сближении с Крассом, который давал деньги взаймы своим друзьям без процентов, но требовал уплаты точно в срок. Красс сделался для Цезаря незаменимым источником финансов.
Между тем росла военная слава Помпея, сумевшего полностью воспользоваться сложившейся в Риме ситуацией. Сын консула, крупный земельный собственник, Помпей к тому времени успел прославиться военными успехами. Свою карьеру он начал службой в войске, сражаясь на стороне Суллы против марианцев. Он разгромил сторонников Мария в Сицилии и Африке, за что Сулла официально закрепил за ним прозвище Великого, которым солдаты стихийно приветствовали его и, хотя и скрепя сердце, разрешил вне очереди отпраздновать триумф[42].
Помпей был старше Цезаря всего на б лет, но в отличие от Цезаря уже преуспел во многом. В 36 лет он достиг консулата и был обременен славой и почестями. Он разгромил нумидийцев и последние очаги сопротивления солдат Мария, подавил восстание Лепида,[43] усмирил Испанию и уничтожил действовавшего на ее территории вождя марианской оппозиции Квинта Сертория[44]. Вернувшись из Испании, Помпей не спешил с роспуском своих легионов. Благодаря своей популярности, а также войску, расположившемуся лагерем у ворот Рима, он стал консулом, не будучи до этого даже квестором. С этим человеком Цезарю в отдаленном будущем суждено было вступить в смертельную схватку.
Как ни велика была слава Помпея в то время, еще большая слава ждала его впереди в войне против пиратов и Митридата. Неуловимый царь Понта завлек войска консула Лукулла внутрь страны. Оставленные без защиты города и население малоазийского побережья терроризировались морскими разбойниками. Пираты беспрепятственно грабили Самос, Делос и многие другие острова. В своей дерзости и безнаказанности они дошли до того, что высаживались даже на территории самой. Италии. Они брали в плен мужчин и женщин, причем нередко лиц знатных и облеченных высокими государственными полномочиями. Однажды они похитили двух римских преторов в их парадных одеждах со всеми их слугами и ликторами[45]. На каждом берегу они устраивали дикие оргии и попойки, словно издеваясь над своими жертвами.
Кичась своей роскошью, разбойники дошли до того, что золотили мачты кораблей и оправляли весла в серебро (Плут. Помп., 24). Торговое су