доходство в Средиземном море стало делом опасным. Пираты подстерегали и захватывали корабли, которые направлялись в римскую гавань Остию[46] с зерном. Поскольку Рим жил привозным хлебом, доставлявшимся из Сицилии и других провинций, ему угрожал голод. Население столицы было разъярено. Все действия сената, направленные против пиратов, оказались малоэффективными. Положение было крайне тяжелым и требовало крайних мер.
В этой критической ситуации народный трибун Авл Габиний предложил законопроект о вручении Помпею чрезвычайных полномочий сроком на три года для борьбы с пиратами. Если бы закон прошел, то Помпей получил бы неслыханные до этого времени полномочия: право распоряжаться государственной казной, доходами провинций, набором войск и неограниченную власть, распространявшуюся на прибрежную полосу всех римских провинций. В сенате это предложение встретило решительное противодействие. В числе немногих сенаторов, поддержавших законопроект, был Цезарь. Несмотря на сопротивление сената, в народном собрании этот законопроект был безоговорочно принят.
Помпею хватило всего трех месяцев, чтобы справиться с пиратами. Он разделил все Средиземное море на 30 частей, каждую из которых поручил патрулировать кораблям под командованием специально назначенных для этого офицеров. Постепенно сужая поле деятельности пиратских кораблей, Помпей вытеснил пиратов в последнее их убежище Ликию.[47] Результаты этой умело проведенной операции впечатляют: 10 тысяч пиратов было истреблено, 20 тысяч взято в плен, захвачено 840 кораблей. Благодаря этому сокрушительному удару с морским разбоем в Средиземноморье было покончено на ближайшие два столетия (Плут. Помп., 28).
Так же блистательно и молниеносно Помпей разгромил Митридата. Расчленив армию понтийского царя, Помпей легко справился с ней, принудив самого Митридата сначала к бегству, а затем к самоубийству. Рим приобрел в Азии новую провинцию Понт, а его государственная казна обогатилась на 480 миллионов сестерциев[48].
Тем временем Цезарь был поглощен своими обязанностями курульного эдила. В период избирательной кампании ему основательно помог своими денежными ссудами Красе. Назначение на должность эдила было престижным и очень важным для Цезаря. Тогда в функции эдилов входили надзор за дорогами, зданиями, рынками, ценами, религиозными церемониями. Но главным образом им вменялась в обязанность организация общественных игр, требовавших огромных, как правило, личных, расходов. Для человека щедрого на траты, каким всегда был Цезарь, должность эдила предоставляла прекрасную возможность приобрести симпатии народа. Что касается расходов, то в этом Цезарь не имел себе равных в Риме, разве что Красс превосходил его щедростью. Цезарю не стоило особого труда быть расточительным, ведь тратил он деньги не из собственного кармана, а, как обычно, взятые в долг.
Общая сумма долгов Цезаря достигла к тому времени умопомрачительной цифры — 24-х миллионов сестерциев. Однако это ничуть не смущало его, и он взялся за организацию игр в честь своего покойного отца. В устройстве игр и зрелищ Цезарю помогал его коллега по эдилитету Марк Кальпурний Бибул. Однако признательность народа выпала на долю одного только Цезаря. В связи с этим Бибул сравнивал себя с Поллуксом, имея в виду, что храм, воздвигнутый на римском Форуме в честь божественных близнецов Кастора и Поллукса, было принято называть именем одного Кастора. Понятно, что Бибула такое положение дел не устраивало. Но Цезаря ничуть не тревожило недовольство его коллеги, тем более что устроенные ими игры надолго остались в памяти римлян.
Среди прочих развлечений в игры входили состязания колесниц, запряженных чаще всего четверкой лошадей. Возница правил лошадьми стоя. Чтобы управлять такой упряжкой, требовалось особое искусство. Не обходилось без увечий и жертв, что сильно накаляло страсти на трибунах.
Владельцы римских конюшен объединялись между собой. Во времена Цезаря образовалось что-то вроде двух «партий». Возницы одной из них появлялись в туниках белого цвета («белая партия»), а другой — красного («красная партия»).
Обычно состязания проводились в Большом цирке, построенном, по преданию, легендарным римским царем Тарквинием Древним. Расположенный в лощине между Палатинским и Авентинским холмами, Большой цирк вмещал до 150 тысяч зрителей. Заезды начинались с раннего утра и продолжались до самого заката. Как правило, одновременно выезжали четыре колесницы, но бывало и значительно больше. Полагалось объехать семь раз арену длиной 600 м и шириной 150 м; таким образом, дистанция всего пробега составляла 10,5 км. Беговая дорожка имела продолговатую форму и была разделена по длине невысокой стенкой, по концам которой стояли островерхие столбы — меты.
В дни состязаний колесниц цирк наполнялся до отказа. Римляне, падкие на всякие зрелища, приходили сюда поболеть за свою партию, заключить пари, вдоволь пошуметь и накричаться, как говорится, выпустить из себя лишний пар. Зрелище стремительно несущихся и обгоняющих одна другую колесниц захватывало публику. Колесницы развивали такую огромную скорость, что управлять ими становилось чрезвычайно трудно. Они сталкивались друг с другом, при этом возницы вылетали на арену и разбивались насмерть. Накал борьбы был таков, что у всех без исключения зрителей перехватывало дух.
Однако гвоздем программы были, конечно, гладиаторские бои. Они начинались торжественным шествием участников. Это было очень красочное зрелище. Многие из гладиаторов шли в своей национальной одежде и имели разное вооружение. Фракийцы, например, сражались небольшими искривленными под тупым углом саблями и были прикрыты маленькими квадратными щитами, железным нарукавником на правой руке и металлическим шлемом без забрала. У самнитов мечи были короткие и прямые, и прикрывались они большими четырехугольными щитами. Были и такие гладиаторы, которые сражались с помощью сети и трезубца или даже
42 одной только палки или кнута. Многотысячная толпа, собравшаяся на трибунах, заранее предвкушала захватывающее зрелище, о котором заблаговременно была извещена своеобразными «афишами» — надписями на стенах домов и общественных зданий.
Но вот раздавались звуки трубы или рога, и сражение начиналось. Гладиаторы, как правило, были осужденные преступники или рабы, обученные в особых школах. Они бились один на один или целыми отрядами. Чтобы их легче было различать, одни из них были одеты в ярко-красные туники, другие — в голубые. На их шлемах развевались разноцветные перья: у одних белые, у других черные. Все это на фоне золотистожелтого песка выглядело очень живописно. Гладиаторы легко и стремительно двигались по арене, ведь от их ловкости и умения владеть оружием зависела их жизнь.
Хотя римские аристократы выказывали свое презрение к этим грубым массовым зрелищам, тем не менее, посещали их, чтобы лишний раз показаться при народе и снискать его любовь.
Говорят, что Цезарь вывел на арену 320 пар гладиаторов, доспехи и вооружение которых были из серебра (Плут. Цез., 5; Plin. Nat. hist., 33, 16, 53). Можно себе представить, как все это сияло и переливалось в лучах ослепительного солнца. В своем усердии Цезарь намеревался превысить установленный предел, вызвав в Рим на устраиваемые им игры такое количество гладиаторов, что устрашенный этим обстоятельством сенат был вынужден издать закон, ограничивающий на будущее число гладиаторов, одновременно допускаемых в город. Вместе с гладиаторами и отдельно от них на арене сражались звери. Но вряд ли Цезарь смог превзойти Помпея, который в свое время выпустил на арену 500 львов и 18 слонов (Dio Cass. Hist. Rom., 39, 38).
Все это время Помпей вел военные действия далеко от Италии: сначала против пиратов, затем против Митридата. Его отсутствие в Риме было на руку как Крассу, так и Цезарю. Красс всеми силами стремился к верховной власти в государстве, и тут для осуществления его планов представился подходящий случай. Сенатская олигархия объявила недействительным избрание консулами на 65-й год двух популяров, обвинив их в предвыборных махинациях и подкупе избирателей. На их место были выбраны другие консулы. Этой ситуацией решил воспользоваться Красе, вступив в заговор, организованный группой римлян знатного происхождения во главе с Луцием Сергием Катилиной[49]. Заговорщиками было принято тайное соглашение убить вновь избранных консулов на Капитолии 1 января 65 г. во время торжественной церемонии вступления их в должность и восстановить в должности отстраненных от консульства популяров. В случае успеха предприятия Красс становился диктатором, а Цезарь — его помощником в должности начальника конницы[50]. Однако в последний момент заговор сорвался. Как рассказывает Светоний, в назначенный день Красс не явился, и Цезарь не подал условленного знака — не спустил тогу с плеча (Свет. Бож. Юлий, 9).
Мы не знаем, как все обстояло на самом деле. Как бы то ни было, Цезарь не принадлежал к разряду людей, слепо действующих по чьей-либо указке и от чужого имени. К тому же он сам добивался для себя внеочередной магистратуры, предложив превратить Египет в римскую провинцию, а ему самому поручить верховное командование войсками в случае их посылки в эту страну. Сенат воспротивился честолюбивому плану Цезаря, почувствовав в его предложении опасность для себя.
Неудача не заставила Цезаря отказаться от честолюбивых замыслов. Он продолжает заботиться о своей популярности и ждет лишь удобного случая, чтобы выдвинуться. Наконец, такой момент настает. В начале 63 года умирает главный жрец, верховный понтифик Квинт Метелл Пий. Цезарь выставляет свою кандидатуру на наследование этой очень почетной в Риме должности.
Обычно сами члены коллегии понтификов назначали своего главу. При таком порядке избрания Цезарь не имел никаких шансов на успех. Тем более, что другими соискателями на должность верховного понтифика были два очень известные и влиятельные человека из правящей олигархии Публий Сервилий Ватий Исаврик и фактический глава римского сената Квинт Лутаций Катул. Оставалось одно: обойти существующий порядок избрания главного жреца. В этой ситуации на помощь Цезарю пришел народный трибун Тит Лабиен, который заставил принять закон, восстанавливающий древний обычай избирать верховного понтифика семнадцатью трибами, получившими на это право в результате жеребьевки между тридцатью пятью трибами, на которые делилось все римское население