манерой его действий. Цезарь приложил значительные усилия для того, чтобы сохранить хотя бы фасад старинной конституции. Магистраты избирались по его рекомендации, а не прямо назначались сверху. Сенат продолжал заседать и дискутировать; именно сенаторы наделили диктатора большинством полномочий и привилегий. Кроме того, суды продолжали функционировать по-прежнему, и Цезарь приобрел репутацию строгого ревнителя закона. Однажды он аннулировал брак бывшего претора, который женился на аристократке на следующий день после ее развода с бывшим супругом. Судебные заседатели теперь были представлены только всадниками и сенаторами, так как он удалил из состава третью группу (tribuni aerarii), которая по указу Суллы должна была участвовать в заседаниях на равноправной основе вместе с двумя другими [13].
Хотя Цезарь славился своей учтивостью и хорошими манерами, он был подвержен нетерпению и вспышкам гнева. Большую часть последних четырнадцати лет он провел на посту главнокомандующего армией и крайне редко находился в обществе людей, обладавших такой же властью. Он трудился не покладая рук, планировал военные кампании, возглавлял армию в походе, управлял своими провинциями, а с 49 года до н. э. на его плечи легло бремя управления огромной державой, которая впоследствии стала Римской империей. Он часто обнаруживал, что без его личного участия дела идут плохо или не так, как было задумано. За эти годы он очень мало отдыхал и в последние месяцы своей жизни тоже не имел возможностей для отдыха. Цезарь продолжал трудиться изо всех сил, а поскольку он давно привык командовать, то скорее всего стал менее терпимо относиться к формальным и неэффективным условностям политической жизни, тем более что многие из них лишились содержания и сохранили лишь внешнюю оболочку.
В конце 45 или начале 44 года сенат собрался для того, чтобы проголосовать за наделение Цезаря многими почестями и привилегиями, о которых упоминалось выше. Он отсутствовал на заседании, так как предпочитал сохранить видимость свободных дебатов. После окончания заседания все сенаторы под предводительством консула Антония (или Фабия и Требония, если это произошло в 45 году до н. э.) отправились сообщить Цезарю о своем решении. Цезарь восседал в церемониальном кресле около ростры или рядом с храмом Венеры на форуме и занимался своими обычными делами. Он не поднялся навстречу сенаторам, когда они приблизились к нему. Это оставило горький осадок, так как создалось впечатление, что Цезарь презрительно отнесся к консулам и к достоинству сената. С формальной точки зрения, будучи диктатором, он превосходил консула и поэтому мог оставаться на месте, но многие сенаторы восприняли это как оскорбление. Ходили слухи, будто он попытался встать, но был остановлен Бальбом, который решил, что ему не подобает выказывать такое уважение к сенату. По сведениям из другого источника, Цезарь впоследствии объяснял инцидент тем, что он почувствовал приближение эпилептического припадка и боялся опозориться на людях, так как во время припадков у него помрачалось сознание и он мог задрать одежду, что считалось большой непристойностью. Этого не произошло, так как дальше сказано, что он без помех вернулся домой, когда завершил свои дела. Более того, в беседе с сенаторами он отклонил ряд предложенных привилегий, назвав их чрезмерными, и принял лишь незначительную часть. Некоторые сенаторы, в том числе Кассий, выступали или голосовали против новых полномочий и привилегий в самом сенате и не подверглись никаким гонениям. Однако теперь — или, возможно, в последующие дни — многие сенаторы, поддержавшие принятые меры, открыто выражали свое возмущение бесцеремонным поведением Цезаря, и инцидент был раздут сверх всякой меры. Интересно отметить, что никого не озаботило нежелание Цезаря встать со своего места, когда к нему приблизился консул Антоний на празднике луперкалий [14].
Большинству ближайших сторонников Цезаря не нравилось, что Республикой, по сути дела, управляет один человек. Это относилось даже ко многим из тех, кто продолжал утверждать о своей абсолютной преданности Цезарю после его убийства. Впрочем, несмотря на общее недовольство, сенаторы продолжали заниматься своими делами и приспосабливались к новому положению вещей. Все они имели обязательства перед своими клиентами, а поскольку многие услуги или поблажки в конечном счете зависели от Цезаря, они отправлялись к диктатору или к его друзьям, которые, по общему мнению, могли повлиять на него. Этот аспект сенаторской жизни продолжал действовать независимо от ограничения политической свободы. Масштаб заговора был довольно большим, но в нем участвовало лишь около семи процентов от состава сената. Большинство заговорщиков во время гражданской войны принадлежали к партии Цезаря, а некоторые занимали высокие должности. Гай Требоний несколько лет служил легатом в Галлии и руководил осадой Массилии. Он был назначен временным консулом в 45 году до н. э., после возвращения Цезаря из Испании. Децим Юний Брут, сын Сервилии, принимавший участие в заговоре Катилины, тоже служил в Галлии и добился отличия за свое мужество. Цезарь очень любил его и назвал его имя в списке кандидатов на выборах консулов 42 года. Он также числился в списке «наследников второго эшелона» в завещании диктатора. Сервий Сульпиций Гальба был другим легатом, служившим под командованием Цезаря во времена Галльской войны, но он не смог одержать победу на консульских выборах 49 года (вероятно, из-за тесной связи с Цезарем) и в результате затаил обиду на него. Другим разочарованным человеком был Луций Басилий, которого Цезарь отказался назначить губернатором из-за сомнений в чистоте его намерений. В большей или меньшей степени все эти люди много получили в результате правильного выбора сторон во время гражданской войны, как и многие другие, менее видные заговорщики. Очевидно, некоторые из них считали, что их дела могут пойти еще лучше, и теперь решили продолжить карьеру без Цезаря. В некоторых случаях они пришли к этому решению уже довольно давно. Почти за год до описываемых событий Требоний обратился к Марку Антонию с предложением присоединиться к заговору. Это случилось в то время, когда раскол между Антонием и Цезарем еще казался очень глубоким. Антоний отказался и сохранил верность Цезарю, но не предал заговорщиков; возможно, он надеялся, что в конце концов заговор закончится ничем [15].
Хотя в заговоре участвовали многие сторонники Цезаря, двумя его главными вдохновителями стали бывшие помпеянцы. Брут сдался в плен после битвы при Фарсале, и его влияние на Цезаря помогло убедить последнего помиловать Кассия. В 46 году оба они стали преторами, а Брут, как упоминалось выше, числился среди кандидатов на пост консула. По словам Плутарха, Кассий затаил обиду, потому что Цезарь отдал Бруту престижный пост городского претора. Диктатор якобы признался, что Кассий более достоин этого поста, но из любви к сыну Сервилии он был вынужден поступить иначе. Другие авторы упоминают о более давней обиде на Цезаря, который якобы конфисковал животных, собранных Кассием для участия в гладиаторских боях. Последний безусловно имел причины для разочарования в человеке, которого раньше называл «старым милосердным хозяином», особенно после того, как миновала угроза со стороны Гнея Помпея, известного своей жестокостью. Кассий был женат на одной из трех сестер Брута, Юнии Терции, которая, по слухам, имела роман с Цезарем. Скорее всего это было неправдой; во всяком случае, ни в одном источнике нет упоминания о таком личном мотиве, как ревность. Даже в случае с Брутом, который едва ли мог не знать о любовной связи между его матерью и Цезарем, нет оснований полагать, что это играло какую-либо значительную роль в его действиях. Он присоединился к заговору одним из последних, под влиянием анонимных памфлетов и надписей на стенах с язвительным вопросом о том, «не спит ли Брут». Последний римский царь был низложен и изгнан предком Брута, хотя у римлян существовали большие сомнения в достоверности этой легенды. Глубоко изучивший философию, особенно стоицизм с его принципами долга и самоотречения, Брут хорошо знал о высокой оценке убийства тиранов в эллинистической литературе. Семейная гордость, подкрепленная неизменным уважением к Катону, тоже подталкивала его к действию. Порция была волевой, хотя и довольно неуравновешенной женщиной; у нескольких авторов встречается история о том, как она умышленно ранила себя кинжалом в бедро с целью доказать, что она может выдержать боль и достойна доверия своего мужа. Отдельную роль мог сыграть фактор вины. Катон, герой Брута, продолжал борьбу в то время, как сам Брут сдался на милость победителя. Когда его дядя разрывал руками собственную рану в Утике, Брут управлял Цизальпийской Галлией по поручению Цезаря. Имелись все основания полагать, что при диктаторе его карьера была бы успешной. Цезарь однажды заметил: «Если Брут чего-то хочет, он хочет этого очень сильно». В характере Брута действительно присутствовала некоторая одержимость. После того как он решил присоединиться к заговорщикам, его намерение дойти до конца было нерушимым. Но, несмотря на бремя семейной репутации, влияние дяди и жены, в конечном счете им двигало побуждение избавить Республику от человека, сосредоточившего в своих руках такую огромную власть. Сходные помыслы, невзирая на другие личные мотивы, имели решающее значение и для Кассия [16].
Заговорщики мечтали о свободе и верили в то, что ее можно будет восстановить лишь после устранения Цезаря. Они полагали, что их действия направлены на благо страны. После смерти Цезаря государственные учреждения должны были заработать надлежащим образом, чтобы в Риме снова правил сенат и свободно избираемые магистраты. В качестве демонстрации благих намерений они решили убить только диктатора и никого больше, исключив Антония из списка жертв. Брут убедил их в этом, отвергнув советы некоторых наиболее прагматично настроенных заговорщиков. Он пользовался наибольшим влиянием — во всяком случае, среди людей, принадлежавших к римской элите. Но, несмотря на веру в общее благо Республики, заговорщики не были бы римскими аристократами, если бы не жаждали личной славы. Следует также отметить, что самые выдающиеся лидеры заговора, такие как Кассий, Марк и Децим Бруты, Требоний и Гальба, значительно усиливали свое политическое влияние в случае успеха. Они выдвинулись бы на первый план среди сенаторов, управляющих восстановленной Республикой, особенно потому, что верные сторонники Цезаря едва ли могли рассчитывать на сохранение своих позиций после его смерти. И Марк, и Децим Бруты отказывались от перспективы консульства, предложенной диктатором, но могли рассчитывать на уверенную победу на свободных выборах. Другие недовольные могли надеяться на менее высокие должности. Восстановление республиканской системы также означало возврат к господству немногочисленных знатных семейств с громкими именами, возможность подкупа избирателей и богатой наживы за счет грабежа жителей провинций. Брут пользовался большим уважением и большую часть своей жизни оправдывал фразу Шекспира о «благороднейшем из римлян». Однако известно, что в одном случае он приказал своим посредникам любым способом взыскать 48 процентов от суммы долга с одной критской общины, которая неразумно взяла у него ссуду под процент, в четыре раза превышавший официально установленную норму. Та Республика, в которую верили заговорщики, должна была поддерживать и укреплять привилегии сенаторской элиты. Но вера в систему была уже не столь прочной в народе, как они наивно полагали.