Такое построение делало римлян уязвимыми перед противником, и нервии тщательно выбрали свою позицию. Как обычно, точное место этой битвы остается неизвестным, но возможно, она произошла в нескольких милях от современного Мобежа. Белги хорошо представляли, где Цезарь будет переправляться через реку, а значит, он следовал по наезженному пути, используемому племенами для торговли и передвижения войск. По обе стороны от реки, глубина которой в это время года составляла лишь около одного метра, возвышались пологие холмы. На дальнем берегу долина была открыта примерно на 200 шагов, а дальше начинался густой лес, что позволяло воинам поджидать врага в засаде. На той стороне, откуда приближались римляне, местность была пересечена рядами высокой изгороди, специально воздвигнутой нервиями для того, чтобы воспрепятствовать конным вылазкам противника. Все эти приготовления содержали недвусмысленное послание для захватчиков: когда они пересекут эту черту, то столкнутся с сопротивлением племени, гордящегося своими военными победами.
Теперь они собирались устроить атаку по всему фронту, как только появится обоз, идущий за первым легионом [21].
Пленники, захваченные конными патрулями и разведчиками, двигавшимися перед основной армией, предупредили Цезаря, что попытка переправиться через реку столкнется с ожесточенным сопротивлением. В результате он изменил походный строй и назвал это новое расположение «обычным распорядком движения римского войска при угрозе нападения». Под прикрытием конницы и легковооруженной пехоты шесть опытных легионов двигались, не отягощенные обозом, который был собран в одну большую колонну и находился под охраной двух новых легионов, следовавших в тылу армии. В этот день Десятый легион находился впереди, а за ним следовали Девятый, Одиннадцатый, Восьмой, Двенадцатый и Седьмой. Группа центурионов, сопровождавшая конные патрули, имела задачу выбрать и разметить место для лагеря. Сооружение походного лагеря со рвом и земляным валом было стандартной процедурой для любой римской армии, находившейся на марше. Работы по обустройству лагеря занимали несколько часов, но результат гарантировал защиту от внезапного нападения. Поскольку лагерь строился по стандартному образцу, каждое подразделение всегда заранее знало свое место. Центурионы выбрали участок на холме, на ближнем берегу реки. Когда начала подходить главная армия, всадники и легковооруженные пехотинцы переправились на вражеский берег и выставили защитное охранение. Основная масса нервиев скрывалась среди деревьев, но немногочисленные отряды делали вылазки и вступали в мелкие стычки с римлянами. У нервиев было очень мало конницы, и вспомогательные войска легко удерживали занятую позицию, но старались не приближаться к границе леса. Прибывающие легионеры приступили к строительству лагеря. Они сложили свои заплечные мешки, шлемы, копья и щиты, но оставили доспехи, как это было принято во время земляных работ в виду вражеского войска. Каждый легат следил за работой легиона, находившегося под его командованием, так как по приказу Цезаря он должен был оставаться со своими солдатами до завершения строительства. Небольшие подразделения вооруженных легионеров были выставлены в качестве пикетов, но Цезарь фактически не предпринял усилий для защиты строителей от полномасштабной атаки.
В прошлом году Цезарь прикрывал строительство лагеря рядом с армией Ариовиста, развернув первую и вторую линии своих легионов в боевом порядке лицом к противнику, в то время как когорты третьей линии занимались земляными работами. Наполеон и многие другие авторитетные комментаторы оправданно критиковали его за то, что он не воспользовался сходной тактикой в данном случае. Цезарь уже знал, что противник сконцентрировался на другом берегу реки, и видел мелкие стычки между своими легковооруженными отрядами и конницей неприятеля. Нервии и их союзники находились поблизости, поэтому риск атаки был очень велик, но он счел ее маловероятной. День уже клонился к исходу, а враг до сих пор лишь тревожил его аванпосты. Несколько недель назад, когда он столкнулся с еще более крупной армией, противник отказался нападать на пересеченной местности, а река казалась надежной преградой. Если бы он оставил значительную часть армии при оружии, это замедлило бы строительство лагеря; в 58 г. до н. э. когорты третьей линии соорудили лагерь силами двух легионов, а не всей армии. Было ли это сознательным решением или просто ошибкой, вызванной благодушным настроением после легкой победы над тремя белгскими племенами, но Цезарь пошел на риск и не обеспечил защиту работающим легионам. Эта ошибка едва не оказалась роковой [22].
Белги выказали замечательную дисциплину, выжидая благоприятный момент для атаки. Их главнокомандующий — вождь нервиев по имени Бодуогнат — решил, что они будут ждать появления римского обоза. Хотя обоз не последовал за первым легионом, как они ожидали, воины сохраняли спокойствие и устремились в атаку лишь после того, как на дальней стороне долины показался объединенный обоз шести легионов. Римская вспомогательная конница и легковооруженная пехота не могли выдержать массированный натиск противника и быстро отступили. Под прикрытием леса строй белгов был разделен на племенные контингенты; во время стремительной атаки вниз по склону и переправы через реку этот порядок частично нарушился, а изгороди и плетни на другом берегу, вероятно, еще больше смешали строй нападавших. Несмотря на это, они были лучше подготовлены к бою, чем римляне, не успевшие сформировать хотя бы подобие боевого порядка. Битвы с гельветами и Ариовистом (как и большинство крупных сражений этого периода) готовились заранее, и полководец мог в течение нескольких часов тщательно разворачивать войска и воодушевлять их перед схваткой. На этот раз «Цезарь должен был делать все сразу: выставить знамя [это было сигналом к началу сражения], дать сигнал трубой, отозвать солдат от шанцевых работ, вернуть тех, которые более или менее далеко ушли за материалом для вала, построить всех в боевой порядок, ободрить солдат и дать общий сигнал к наступлению» [23].
Проконсул не мог одновременно находиться в нескольких местах и впоследствии воздал должное своим легатам, которые начали собирать ближайшие к ним войска, не ожидая приказа главнокомандующего. Легионеры и центурионы тоже не ударились в панику, но принялись собирать подразделения из всех, кто находился поблизости. Боевой порядок возник с удивительной скоростью, и даже если он был менее аккуратным и впечатляющим, чем обычно — у солдат не оставалось времени снять чехлы со щитов и надеть шлемы, — он мог оказать сопротивление. Сомнительно, что армия могла бы справиться с такой критической ситуацией в прошлом году, когда солдаты и полководец были еще не вполне знакомы друг с другом и не имели той сплоченности, какую дает боевая подготовка и уверенность в себе, рожденные прежними победами. Сам Цезарь поочередно объехал все легионы, начиная со своего любимого Десятого, который находился на левом фланге. Он произнес несколько ободряющих слов, напомнив легионерам об их былой доблести и приказав «храбро выдержать неприятельскую атаку». Белги, которые на этом фланге были представлены главным образом атребатами, теперь находились примерно в 100 метрах. Десятый легион устремился в атаку, увенчавшуюся относительным успехом. Пилумы, выпущенные легионерами, смяли передние ряды противника и остановили наступление атребатов. Склон в этом месте повышался в сторону римлян, и белги устали от быстрой атаки, поэтому Десятый и соседний Девятый легион вскоре оттеснили их вниз. Расположенные в центре Одиннадцатый и Восьмой легионы тоже смогли удержать свои позиции и оттеснить веромандуев к реке. Правый фланг и центр белгской армии рассыпался, и Девятый и Десятый легионы даже переправились через Сабис, чтобы преследовать противника на дальнем берегу. Однако главный удар белгов, нанесенный основной массой нервиев под командованием самого Бодуогната, пришелся на правый фланг римлян. Римским командирам было трудно видеть, что происходит, из-за высоких изгородей и плетней, сооруженных белгами, но проконсул, движимый интуицией или, быть может, ясным пониманием ситуации, вскоре прискакал к ним [24]:
«Ободрив Десятый легион, Цезарь направился к правому флангу. Там он увидел, что его солдат теснят. Манипулы со своими знаменами сбились в одно место, солдаты Двенадцатого легиона собственной скученностью сами себя затрудняют в сражении, у четвертой когорты перебиты все центурионы и знаменосец, и отбито даже знамя, у остальных когорт убиты или ранены почти все центурионы, в том числе и центурион первого ранга, необыкновенно храбрый П. Секстий Бакул так тяжко изранен, что от слабости уже не может держаться на ногах, а остальные потеряли энергию; из задних рядов некоторые от истощения сил оставляют поле сражения и уходят из зоны обстрела (лучников и пращников. — А.Е.), а тем временем враги безостановочно идут снизу на фронт римского лагеря и наступают на оба фланга; вообще все положение было очень опасно, и не имелось под руками никакого подкрепления. Тогда Цезарь выхватил щит у одного из солдат задних рядов (так как сам пришел туда без щита) и прошел в передние ряды; там он лично поздоровался с каждым центурионом и, ободрив солдат, приказал им идти в атаку, а манипулы раздвинуть, чтобы легче можно было действовать мечами. Его появление внушило солдатам надежду и вернуло мужество, и так как на глазах у полководца каждому хотелось даже в крайней опасности как можно доблестнее исполнить свой долг, то напор врагов был несколько задержан» [25].
Римские полководцы обычно руководили сражением, находясь на небольшом расстоянии от линии фронта, и подвергались значительному риску от метательных снарядов или от рук храбрых воинов, готовых снискать славу убийством вражеского командира. В этом отношении они разделяли тяготы боя со своими солдатами, что играло важную роль в формировании боевого братства. На этот раз Цезарь пошел еще дальше и присоединился к сражающимся в первой линии, проявив личное мужество. Готовность сражаться и при необходимости умереть вместе со своими людьми подтверждала растущее доверие между Цезарем и его войсками. В Риме ходило много историй о Помпее, сражавшемся вместе со своими солдатами и поражавшем врагов мечом или копьем в подлинно героической манере. Именно так сражался Александр Великий, и Помпей несказанно гордился, когда его сравнивали с ним. Известно, что Цезарь мастерски владел оружием, но в его повествовании нет ни одного упоминания о личном единоборстве с противником. Возможно, это было умышленное проявление ложной скромности, предназначенное для того, чтобы читатели сами могли представить героизм проконсула, на который он лишь намекнул, когда рассказал, как взял щит у одного из солдат. Вместе с тем Цезарь не хотел особенно выпячивать свою личную доблесть, сосредоточившись на своей роли лидера и полководца. В конце этого эпизода он признает, что победа в битве при Сабисе была добыта решимостью и дисциплиной легионеров.