Юлий Цезарь. Полководец, император, легенда — страница 68 из 141

Цезарь решил воссоединиться со своей армией раньше, чем обычно. Еще до его прибытия переселенцы снова тронулись в путь. Повернув на юг, они вошли в земли эбуронов и кондрусиев. Последовавшая за этим военная кампания вскоре стала предметом жаркой дискуссии, и Катон, выступивший в сенате с речью против Цезаря, публично обвинил его в тяжких правонарушениях. Поэтому в своем описании событий Цезарь постарался обосновать каждый свой маневр и показать, что он действовал разумно и благородно, со своей обычной спокойной решительностью. Даже самые жесткие критики должны были признать, что появление двух германских племен в Галлии угрожало интересам Рима. За последние три года Цезарь распространил власть Рима почти на всю Галлию. Этот регион еще не был официально присоединен в качестве провинции, и племена сохраняли самоуправление, но практически все прямо или косвенно признавали римское господство. Менапии были одним из немногих исключений и еще не выдали заложников Цезарю, но эбуроны и кондрусии сделали это еще в 57 г. до н. э. С самого начала проконсул подчеркивал свою готовность защищать союзные племена от любых противников, а в своих кампаниях демонстрировал преимущества союза с Римом и ужасную кару, ожидающую всех, кто не покорится его легионам.

Переселенцы внесли элемент нестабильности в недавно сложившийся баланс сил. В Галлии не было пустующих земель, где они могли бы поселиться, и они уже выказали готовность прибегнуть к силе против тех, кто не собирается признавать их права. Отдельные племена или даже вожди могли бы приветствовать новоприбывших, исходя из того, что многочисленность и репутация этих воинов делает их ценными союзниками. Точно такие же побуждения в свое время привели некоторых галльских вождей к признанию Ариовиста, гельветов и самого Цезаря. Перспектива нового соперничества и конфликтов как между племенами, так и внутри них усугублялась возможностью того, что победители в конечном счете могут выиграть от поддержки германцев, а не римлян. Когда Цезарь изгнал Ариовиста из Галлии, он публично заявил о том, что отказывает в притязаниях германских племен на земли к западу от Рейна. Как известно, он явно преувеличивал разницу между галлами и германцами и всегда представлял последних как потенциальную угрозу для Рима. Но даже преувеличенная, эта разница, как и угроза римским интересам, не была вымышленной. Римляне не приветствовали вторжения народов на территории, прилегающие к их границам [5].

Когда Цезарь прибыл к своей армии в Галлии, он получил новые сведения о переселенцах. Большая часть этой информации, наряду с предыдущими сообщениями, полученными им к югу от Альп, исходила от его легатов, которые командовали войсками, расположенными в зимних лагерях. Эти командиры до сих пор не предпринимали прямых действий против германцев. Зимняя погода всегда затрудняла проведение военных операций, и кроме того, легаты не обладали достаточными полномочиями для ведения крупномасштабных боевых действий. Цезарь получал сообщения и от союзных племен. В одном фрагменте «Записок» содержится упоминание о том, что он имел привычку останавливаться в домах знатных галлов во время поездок по стране. Это была хорошая возможность показать, как высоко он ценит их дружбу, так как гостеприимство играло важную роль в галльской культуре, а также помогало ему знакомиться с взглядами и настроениями галльской знати.

В целом информаторы Цезаря рисовали тревожную картину. Некоторые вожди и племена уже вступали в переговоры с германцами и предлагали им землю в обмен на военную помощь. Цезарь созвал вождей всех племен на большой совет, где договорился о выделении обычных конных контингентов и о поставках зерна. Он не счел нужным сообщить, что знает о сношениях некоторых вождей с германцами. Если бы ему удалось быстро разгромить оба германских племени, переговоры галлов и германцев утратили бы значение [6].

Римская армия сосредоточилась и выступила на север. Когда колонна находилась в нескольких днях пути от неприятеля, прибыла делегация германцев. Послы рассказали о том, что свебы выдворили их с насиженных мест, и обратились к Цезарю с просьбой выделить им землю или, по крайней мере, позволить им сохранить то, что будет захвачено силой. Как обычно, в повествовании Цезаря подчеркивается «варварская гордость»: послы заявили, что они готовы сражаться в случае отказа, поскольку не боятся никого, кроме свебов, «с которыми даже бессмертные боги не могут помериться». Проконсул дал ответ, «который счел нужным», но заявил, что не позволит им селиться в Галлии. Тем не менее он предложил им поселиться среди убиев, другого германского племени, жившего на восточном берегу Рейна. Убии тоже находились под давлением свебов и недавно направили к нему послов с просьбой о поддержке. Делегаты от двух племен согласились доставить это предложение своему народу и через три дня вернуться к Цезарю с готовым решением. Тем временем они просили его приостановить свое наступление. Цезарь отказался, заподозрив уловку с целью выиграть время, так как он знал, что основная масса германской конницы еще не вернулась из грабительского набега за провизией и фуражом [7].

Римляне продолжали наступать, пока не приблизились на двенадцать миль к главному лагерю двух племен. Вероятно, на это ушло три дня, поскольку Цезаря встретила та же делегация, что и в прошлый раз. Послы снова попросили его остановиться и подождать, но легионы продолжали двигаться вперед. Правда, Цезарь удовлетворил их просьбу приказав своему конному прикрытию не ввязываться в стычки с германцами, встреченными по пути. В случае неспровоцированного нападения они имели право лишь защищаться. Кроме того, германцы хотели получить разрешение послать гонцов к убиям, чтобы они сами могли договориться о поселении. Они опять попросили дать им трехдневную отсрочку для переговоров. Цезарь подозревал, что это лишь очередной предлог с целью выиграть время для возвращения конных фуражиров. Он имел основание так думать; даже если германцы искренне надеялись на мирное разрешение конфликта, в их интересах было занять более сильную позицию на переговорах. С другой стороны, если они собирались сражаться, им бы понадобились конные отряды, возглавлявшие атаку на менапиев и несомненно состоявшие из отборных воинов. Кроме того, после возвращения всадников с провизией и фуражом германцам было бы легче поддерживать снабжение армии во время переговоров или военных маневров.

Цезарь сделал лишь одну скромную уступку. Он сказал, что продвинется вперед не более чем на четыре мили, где можно будет поставить лагерь рядом с водой. Тем временем между конницей с обеих сторон уже завязался бой. Германский лагерь охраняли около 800 конных воинов, а конница Цезаря насчитывала 5000 человек, хотя если бы они должным образом исполняли свои обязанности по патрулированию и прикрытию главной армии, то не должны были оказаться сосредоточенными в одном месте. Так или иначе галлы, вероятно, обладали значительным численным превосходством, а их кони были крупнее, чем у противника, поэтому тем более примечательно, что германцы быстро добились преимущества. Согласно Цезарю, они напали первыми и отогнали часть галльской конницы, но в свою очередь были встречены пришедшим на выручку подкреплением. Германцы стали подсекать ноги галльским лошадям — вероятно, этим занимались отборные пехотинцы, сопровождавшие конные отряды некоторых германских племен. Галлы потеряли убитыми до ста человек и бежали, распространив панику на значительную часть вспомогательной и союзной конницы, которая в ужасе поскакала к главной армии, стоявшей за несколько миль от них. По утверждению Цезаря, германцы нарушили перемирие внезапной атакой на ничего не подозревавших союзников. В другом фрагменте он замечает, что германцы не пользовались седлами и настолько презирали галльских всадников, которые делали это, что обычно нападали на них без предупреждения. Правда о случившемся никогда не будет известна, и даже в то время положение могло выглядеть неясным. И галлы, и германцы отличались крайним индивидуализмом и высоко ценили проявления личной доблести и мастерства. Вождям было трудно призвать таких людей к соблюдению дисциплины, и при встрече большого количества воинов из разных племен драки и потасовки были обычным делом. Словесные оскорбления легко могли перерасти в личные поединки или массовую схватку. На всем протяжении военных кампаний Цезаря германские воины побеждали галлов в открытом бою, и каждый успех укреплял их внушительную репутацию. В данном случае погибли 74 галльских союзника Цезаря, и это один из очень редких случаев, где он приводит конкретные данные о собственных потерях. Среди убитых оказался аквитанский аристократ по имени Пизон, чей дед был царем племени и получил от сената звание «друга римского народа». Во время отступления Пизон повернул обратно на выручку своему брату и, хотя успел спасти его, был сброшен с лошади, окружен и зарублен мечами. Его брат, уже вышедший из боя, заметил это, поскакал на противника и тоже погиб [8].

По словам Цезаря, эта стычка доказала вероломство германцев, затягивавших мирные переговоры и одновременно собиравшихся с силами для нападения. Даже если дела обстояли таким образом, провокация на этом этапе была явно не в их интересах. Обеспокоенный тем, что слухи могут раздуть незначительные потери до размеров крупного поражения и посеять недовольство среди галльских племен, Цезарь вызвал своих легатов и квестора и отдал приказ о выступлении на следующий день. Утром, когда легионы готовились к бою, прибыла большая делегация от германцев. В ее состав входили все главные вожди и командиры, которые хотели извиниться за вчерашнюю стычку и объяснить, что они не намеревались нарушить мир таким образом и по-прежнему хотят договориться. В комментариях особо упоминается о «вероломстве и лицемерии» германцев. Цезарь даже «был очень рад», потому что они отдали себя в его руки. Забыв о своей ярости при известии о задержании собственных командиров — в конце концов, они были римлянами и его подчиненными, — он арестовал послов. Легионы выступили тремя колоннами, которые без труда можно было развернуть в боевой порядок, и прошли восемь миль до германского лагеря. Усипеты и тенктеры были застигнуты врасплох и остались без руководителей, поэтому дальнейшие события больше напоминали резню, чем битву [9]: