Третий консульский срок Помпея стал очередным важным шагом в его чрезвычайно успешной, но необычной карьере. Римская республика снова назвала его единственным человеком, который сможет справиться с кризисом, и даже его личные враги признавали необходимость обратиться к нему за помощью. В прошлом он имел дело с Лепидом, Серторием, пиратами, Митридатом и поставками зерна, а теперь и с политическим насилием в Вечном городе. Как обычно, он хорошо справился с задачей, но он не был бы римским сенатором, если бы не воспользовался возможностью для получения личной выгоды. Он обеспечил себе еще один пятилетний срок командования в двух испанских провинциях и сохранил за собой властные полномочия даже после ухода с консульского поста. В начале 52 г. до н. э. Милон и два других кандидата на выборах консулов были осуждены и отправлены в изгнание. Один из них, по имени Квинт Цецилий Метелл Пий Сципион Насика, принадлежал к одному из самых выдающихся родов в Риме, на что указывает его чрезвычайно длинное имя. Рожденный патрицием, Сципион — из его рода вышел человек, разгромивший Ганнибала во Второй Пунической войне, и тот, кто разрушил Карфаген после окончания Третьей Пунической войны, — впоследствии был принят в одну из ветвей рода Метеллов, прославленного плебейского семейства. Таким образом, Метелл Сципион сочетал огромное богатство с обширными семейными связями и прославленной родословной. Его личные способности были крайне ограниченными, но он имел красивую дочь Корнелию, которая вышла замуж за Публия, блистательного сына Красса, овдовевшую после битвы при Каррах. Помпей решил жениться в четвертый раз и узнал, что Метелл Сципион приветствует предложение, сделанное Корнелии. Ему удалось снять обвинение, выдвинутое против Сципиона, и свадьба состоялась без помех. Новая супруга Помпея, как и Юлия, годилась ему в дочери, если не во внучки, но брак снова оказался счастливым и успешным. Корнелия была умной, изощренной и обаятельной, а также привлекательной женщиной. Помпея всегда радовали знаки внимания, и он очень благосклонно относился к жене, которая всячески показывала свою любовь к нему. Ему исполнилось 54 года, но для человека, имевшего такие громкие успехи в юном возрасте, гордившегося своим физическим здоровьем и приятной внешностью, наступление старости могло нести с собой серьезные психологические проблемы. Возникает искушение предположить, что обе последние жены, которые были гораздо моложе его, позволяли ему чувствовать себя молодым. В политическом отношении этот брак тоже был очень выгодным и объединял удачливого полководца с некоторыми семействами, входившими в верхушку римской элиты. В свою очередь отец Корнелии не остался внакладе: он не только избежал наказания, но и стал коллегой Помпея на посту консула в августе [8].
Вероятно, Цезарь был разочарован решением своего бывшего зятя больше не связывать себя брачными узами с его родом. Нам известно, что всего лишь через два с половиной года они вступили в непримиримую борьбу друг с другом, но в то время не было почти никаких свидетельств значительных разногласий между двумя оставшимися триумвирами[78]. Цезарь пока что не хотел возвращаться в Рим не только из-за восстания в Галлии, но и потому, что он еще не завершил заселение недавно покоренных территорий. Он начинал думать о будущем и уже дал понять, что после сложения командных полномочий собирается претендовать на второй консульский срок. Положение частного гражданина делало его уязвимым для гонений, скорее всего связанных с его предыдущей деятельностью на посту консула. Некоторые действия Помпея в 52 г. до н. э. на первый взгляд противоречили этой цели. Отсрочка между сложением консульских полномочий и направлением в провинции косвенно угрожала положению Цезаря. До сих пор было принято определять провинции, достающиеся новоизбранным консулам, еще до выборов, так что губернатор заблаговременно, иногда за полтора года получал уведомление о своей грядущей замене. Согласно новой системе бывший консул теоретически мог быть мгновенно назначен для управления любой провинцией, включая провинцию Цезаря и особенно Трансальпийскую Галлию, которая досталась ему по решению сената, а не в результате народного голосования. Это был тревожный знак, но разумно предположить, что Помпей и другие союзники Цезаря в Риме могли бы не допустить этого, несмотря на усилия таких людей, как Домиций Агенобарб.
Большую тревогу вызывал закон, проведенный Помпеем и запрещавший практику выдвижения кандидатов на пост консула in absentia, т. е. заочно. Это означало, что если Цезарь хотел второй раз выдвинуть свою кандидатуру, то ему придется сложить властные полномочия, приехать в Рим и, таким образом, подвергнуться возможным нападкам. В начале года он убедил трибунов, которые хотели отозвать его и сделать коллегой Помпея, внести законопроект, наделявший его исключительным правом участия в предвыборной кампании безличного присутствия в городе. Союзники Цезаря в сенате поспешили напомнить Помпею, что этот предыдущий законопроект теперь вступает в противоречие с его собственной законодательной инициативой. Бронзовая табличка с текстом нового закона уже была сдана в государственный архив, но Помпей лично вписал дополнительный пункт и приказал добавить его к главному закону. Очевидно, такое дополнение имело сомнительную юридическую силу. Такая уступка Цезарю вполне могла быть ненамеренной, или же Помпей просто хотел напомнить своему союзнику, что без помощи Помпея ему не обойтись. Они оставались союзниками до тех пор, пока это устраивало обоих. В данный момент ни один из них ничего не выиграл бы от раскола. В конце 52 г. до н. э. союз стал менее прочным, чем раньше, но еще держался. Когда в Рим пришла весть о разгроме Верцингеторига, в честь Цезаря был назначен еще один двадцатидневный срок общественного благодарения. Помпей все еще проявлял готовность отпраздновать подвиги своего союзника, но при этом не забыл увековечить собственные достижения и посвятил новый храм Победе (Victoria) [9].
«Цезарь покорил всю Галлию», — написал Гирций в начале восьмой книги, которую он добавил к семи книгам «Записок о Галльской войне» Цезаря. Однако из его собственного повествования вскоре становится ясно, что это было не совсем так. Многие мятежные племена капитулировали после сдачи Верцингеторига в Алесии, но некоторые не сложили оружия. 31 декабря 52 г. до н. э. Цезарь покинул Бирбакт, снял Одиннадцатый и Тринадцатый легионы с зимних квартир и повел их в карательную экспедицию против битуригов. Римляне напали внезапно, и проконсул приказал солдатам не поджигать фермы и деревни, как это делалось обычно, чтобы столбы дыма не предупреждали другие племена об их приближении. Галлы не смогли оказать организованного сопротивления и тысячами попадали в плен. Их земли подверглись опустошению предыдущим летом, когда они подчинились приказу Верцингеторига и сожгли свои города и запасы провианта. Теперь битуриги не имели возможности сражаться и вскоре капитулировали. Их подтолкнули к этому и щедрые условия, предложенные Цезарем другим мятежным племенам; в результате его милосердие распространилось и на битуригов. Проконсул не брал рабов и не занимался грабежом, поэтому назначил награду в 200 сестерциев для каждого солдата и 2000 сестерциев для каждого центуриона, чтобы вознаградить их за выдержку и дисциплину во время зимней кампании. Через две с половиной недели он повел Шестой и Четырнадцатый легионы в карательную экспедицию против карнутов. Галлы покинули свои дома, и Цезарь временно разместил многих солдат в городе Кенабе, где в прошлом году произошла резня. Отсюда совершались регулярные набеги пехоты и конницы для грабежа окрестностей. Карнуты, которым приходилось жить в землянках суровой зимой, вскоре истощили запасы провизии и понесли тяжкий урон. Многие из них бежали к другим племенам и нашли там убежище [10].
Оставив Требония командовать в Кенабе, Цезарь вызвал с зимних квартир Седьмой, Восьмой и Девятый легионы, приказал Одиннадцатому присоединиться к ним и выступил против белловаков. Это племя славилось своим мужеством и отправило лишь немногих воинов для поддержки большой армии, пытавшейся снять осаду с Алесии. Только 2000 человек пришли по особой просьбе Коммия, имевшего хорошие связи с белловаками, остальные предпочли сражаться с римлянами по-своему и самостоятельно. В начале 51 г. до н. э. белловаки собрали сильную армию под руководством Коррея и при содействии атребата Коммия, который отказался сдаться римлянам после поражения при Алесии. От пленников Цезарь узнал, что противник собирается напасть, если проконсула будет сопровождать не более трех легионов, но в противном случае будет лишь наблюдать и ждать лучшей возможности. Он попытался скрыть Четвертый легион за армейским обозом в надежде выманить белловаков на битву и одержать быструю победу. Галлы не поддались на эту уловку, и две армии встали лагерем друг напротив друга через долину. Ни одна из сторон не собиралась атаковать противника вверх по склону и ставить себя в невыгодное положение, но для большей надежности Цезарь приказал легионерам укрепить позицию сильнее, чем обычно было принято для походного лагеря. Довольно часто происходили конные стычки — обе стороны имели германских всадников, поскольку Коммий смог убедить 500 из них присоединиться к белловакам, — и однажды галлы подстерегли и уничтожили отряд фуражиров из племени ремов, выступавшего на стороне Рима. Цезарь решил, что его сил недостаточно для победы, и вызвал Шестой, Тринадцатый и Четырнадцатый легионы для поддержки. Кампания оказалась гораздо более трудной, чем он ожидал, и, когда весть об этом достигла Рима, в столице начали ходить жуткие слухи о тяжких поражениях.
Вражеские разведчики доложили о приближении новых легионов, и белловаки решили отступить под прикрытием горящих связок соломы и хвороста, которые они тайно подготовили для этой цели. После этого они полагались на засады, а не на открытый бой, и держали свою главную армию на некотором отдалении. В следующие несколько дней они совершили ряд небольших, но успешных нападений на римских фуражиров. Разведка играла огромную роль в таких операциях, и Цезарь увидел благоприятную возможность, когда пленник на допросе сообщил ему о том, что Коррей с 6000 пехоты и тысячным отряд