Первый год войны в Галлии (58)
Избрав для своего управления Галлию, Цезарь желал войны: гельветы немедленно доставили ему случай к ней. Подвигнутые одним из знатнейших вождей своих, властолюбивым Оргеториксом, имевшим тайное намерение сделаться царем, они еще в 61 году решились выйти из слишком тесной для них и со всех сторон ограниченной горами и реками Гельвеции и переселиться в более пространную и плодородную Галлию. Открыв истинные намерения Оргеторикса и тайный договор, заключенный им с Кастиком, вождем секванов, и Думнориксом, вождем эдуев. {Секваны обитали в Franche-Comté, а эдуи – в южной части Бургони и ближайших, соседственных с нею землях} – двух соседственных с гельветами племен Галлии – с целью помогать друг другу в достижении царской власти, – гельветы хотели предать Оргеторикса суду и казни; но он в это самое время умер или, как полагают, лишил себя жизни. Это нимало не изменило, однако, принятого гельветами намерения переселиться в Галлию – и они два года (60–59) употребили на необходимые приготовления к тому – сбор продовольственных запасов, вьючного скота и повозок и усиление себя союзниками и сообщниками из числа соседственных равраков, тулингов, латобригов и поселенных в Норике бойев. {Равраки обитали в Южном Эльзасе, около нынешнего Базеля, тулинги и латобриги – как кажется, в соседстве с ними, также в Эльзасе или в Лотарингии, бойи были родом из Средней Галлии, а Норик заключал часть нынешних Баварии и австрийских владений.}
Для переселения из Гельвеции в Галлию было только два пути: один – чрез земли секванов, между Роданом и Юрою, узкий и трудный, по которому едва могла проехать одна повозка, и следовательно, горсть людей, заняв вершину ущелья, легко могла остановить многочисленного неприятеля; другой. – чрез римскую провинцию (т. е. римлянам принадлежавшую часть Галлии), гораздо кратчайший и удобнейший. Здесь на Родане, отделявшем Гельвецию от земель аллоброгов {галлы-аллоброги обитали в нынешних Савойе и Дофинэ}, во многих местах были удобные броды, а в Геневе (ныне Женева), городе аллоброгов, на левом берегу Родана, находился мост. А потому гельветы и избрали этот последний путь, тем более что надеялись склонить на свою сторону и увлечь за собою аллоброгов, еще не вполне покорных римлянам, в противном же случае – силою принудить их к пропуску чрез их земли.
Окончив все свои приготовления к походу, в начале 58 года (по юлианскому календарю) они запаслись на 3 месяца мукою и, сжегши 12 своих городов, 400 селений и все запасы хлеба, дабы тем лишить себя всякой надежды на возвращение когда-либо на свою родину и побудить себя к преодолению всех возможных трудов и опасностей, в числе 368 000 душ (мужчин, женщин и детей), из коих 92 000 способных сражаться мужчин, двинулись с обозами и имуществом к общему сборному месту на правом берегу Родана против Геневы, куда назначили собраться к 28 марта. {28 марта по римскому календарю, бывшему в это время в большом беспорядке соответствовало, по мнению Наполеона I, 8 января, а по исчислениям Гишара – началу или половине февраля.}
Узнав об этом, Цезарь поспешил из Рима в Геневу и, прибыв туда на 8-е сутки, тотчас велел снять мост на Родане и набрать в римской провинции сколько можно более войск, потому что в этой области был всего только один, набранный в ней, 10-й легион. {Turpin de Crisse не без основания замечает, что Цезарь мог бы гораздо ранее узнать о намерениях гельветов и перевести в римскую провинцию 1 или 2 из трех легионов, находившихся около Аквилона в Цизальпинской Галлии, где в них особенной надобности не было. Гельветы два года готовились к переселению, а Цезарь, быв в 59 году консулом, имел полное право располагать войсками по своему усмотрению.} Гельветы послали просить у него пропуска чрез римскую провинцию, обещая не разорять ее. Но Цезарь нимало не был намерен пропустить их, потому что 1) помнил поражение единоплеменниками их, за 49 лет перед тем (в 107 г.) в Галлии, римской армии консула Кассия, который сам пал в бою, а армия его была принуждена пройти под игом, 2) он не полагал возможным, чтобы такой народ и в таком числе, как гельветы, мог пройти чрез римскую провинцию, не разорив ее, и 3) как весьма вероятно, не хотел допустить и самого переселения гельветов, которое с одной стороны повлекло бы за собою переселение в Гельвецию, на пределы Римской республики, беспокойных и опасных германцев, а с другой – умножило бы число врагов римлян в Трансальпинской Галлии, которую Цезарь, без сомнения, уже в это время имел намерение завоевать. Но дабы выиграть время и успеть добрать нового набора войска, он предложил гельветам прислать к нему за ответом через две недели, к 13 апреля. {По мнению Наполеона I – к 23 января, а по исчислениям Гишара – в первых числах марта.} Гельветы согласились на это, а Цезарь, почти в виду их, с удивительною деятельностью и быстротою устроил в эти две недели, войсками 10-го легиона и отрядами, постепенно подходившими из римской провинции, земляной вал, в 16 римских футов вышины и 19 000 шагов (около 24 верст) длины, вдоль левого берега Родана, от озера Лемана до горы Юры. Впереди вала он вырыл широкий и глубокий ров, в местах, наиболее удобных для перехода галлов через Родан вброд и переправы на судах, построил малые, сомкнутые укрепления (форты) и вдоль всего левого берега Родана расположил цепь караулов.
Непостижимым кажется, как гельветы, немедленно по прибытии на Родан, не попытались перейти через него силой, потом согласились на 2 недели отсрочки и в продолжении этих двух недель оставались в бездействии, не препятствовали работам Цезаря, не прорвались силой или не пошли другою дорогой. Когда же в назначенный день они прислали к Цезарю за ответом (хотя ответ его уже был у них перед глазами, т. е. укрепленная его линия), тогда он объявил им, что законы и обычаи римлян не позволяют ему пропустить гельветов через римские владения; если же они захотят пройти насильно, то он твердо намерен и будет уметь не допустить их до того. Обманутые гельветы пытались, хотя и поздно, перебраться через Родан на лодках, плотах и вброд: но все попытки их как днем, так в особенности ночью, остались тщетными, и всюду отраженные войсками Цезаря, они по необходимости принуждены были решиться идти другим путем чрез земли секванов. Но как этим путем без согласия секванов пройти было невозможно, то они и обратились к посредничеству Думнорикса, Оргеториксова зятя, весьма уважаемого секванами по причине его высокого звания и особенно щедрости. По его ходатайству секваны согласились пропустить гельветов, а гельветы обязались не разорять земель секванов, в удостоверение чего оба народа дали друг другу заложников.
Узнав, что гельветы вознамерились идти чрез земли секванов и эдуев, для того чтобы водвориться в землях сантонов {бывшая область Saintonge, ныне департамента Нижней Шаранты, на правой стороне Нижней Гаронны}, недалеко от города Толозы или Тулузы в римской провинции, Цезарь понял, сколь опасно было бы для последней водворение в ее соседстве воинственных и неприязненных римлянам гельветов, которые владели бы чрезвычайно обильными хлебом равнинами. А потому, вверив Лабиену (одному из своих легатов, к которому имел наиболее доверия) занятие и оборону вала на Родане и рассчитав, что гельветы будут двигаться весьма медленно, Цезарь с величайшею поспешностью отправился лично в Цизальпинскую Галлию, набрал в ней 2 новых легиона (11-й и 12-й), присоединил к ним три старых (7-й, 8-й и 9-й), зимовавших в окрестностях Аквилеи, и с этими 5 легионами двинулся усиленными переходами и кратчайшим путем чрез город Оцел и земли центронов, гароцелов, катуригов, воконтян и аллоброгов в земли сегузиян, лежавшие на северных пределах римской провинции, по ту сторону Родана. {Оцел – ныне город Экзиль (Exilles), в Шемонте, на перевале чрез Мон-Женевр (Mont-Genevre) и на пути из Сузы в Бриансон, во Франции, в департ. Верхних Альп. Центроны, гароцелы и катуриги обитали на пространстве между нынешними Сузою и Бриансоном, воконтяне – в деп-те р. Дромы, а сегузияне – в деп-те Роны. И так Цезарь вообще следовал по направлению на нынешние Экзиль, Бриансон, Амбрень (Embrun), Ди (Die) и Лион.} Все это было исполнено им с чрезвычайною скоростью, несмотря на то что, при переходе его чрез Альпы, центроны, гароцелы и катуриги преградили ему путь, и он принужден был на каждом шагу сражаться с ними в горах, причем везде отразил их с успехом.
Гельветы, напротив, двигались в продолжении этого времени столь медленно, что успели только пройти чрез земли секванов и вступить в земли эдуев, из коих последние стали жестоко грабить и разорять. Эдуи, в звании союзников римлян, обратились с просьбою о помощи к Цезарю, и в то же время и с такими же просьбами прислали к нему послов союзники эдуев, амбарры {амбарры обитали, кажется, между нынешними Лионом и Маконом, по обе стороны Саоны} и аллоброги, отчасти обитавшие на правой стороне Родана. Цезарь не мог долее терпеть, чтобы гельветы грабили и разоряли земли союзников и подданных римлян, и уверил эдуев, амбарров и аллоброгов, что не замедлит положить этому конец, но только требовал от них вспомогательных войск, и особенно конницы, которой вовсе не имел в своей армии. {Замечательно, что в продолжении всей войны в Галлии Цезарь вовсе не имел в своей армии римской конницы, но вспомогательную галльскую, начальствование над которою вверял, вопреки обычаю римлян и, вероятно, из политических причин, галльским знатным вождям.} Вследствие того знатнейшие из эдуев (в том числе Думнорикс) вскоре присоединились к нему с конными и отчасти пешими дружинами.
Между тем легкие передовые войска уведомили Цезаря, что ¾ гельветов (жители трех округов или кантонов Гельвеции) переправились на судах и плотах через реку Арар (ныне Саона) неподалеку от города Кабиллона (ныне Шалон на Саоне), остальная же ¼ (жители четвертого округа – тигуринцы) с обозами еще находилась по сю сторону Арара. {Гельвеция разделялась, по словам Цезаря, на 4 округа (кантона), а Тулонжон (Toulongeon, один из комментаторов записок Цезаря) полагает, что они были образуемы четырьмя большими реками, прорезывающими Швейцарию. Тигуринцы были жители нынешнего цюрихского кантона и потомки тех самых тигуринцов, которые в 107 году разбили консула Кассия. Цезарь говорит, что гельветы переправлялись чрез Арар с большим трудом – 20 суток; но Наполеон I заметил, что это не совсем вероятно.} По получении этого известия Цезарь в следующую же затем 3-ю стражу ночи {3-я стража ночи у римлян простиралась от полуночи до 3 часов утра или рассвета.} поспешно двинулся с тремя старыми легионами (7-м, 8-м и 9-м) вверх по левому берегу Арара к месту переправы гельветов чрез эту реку. Сделав усиленный переход, на рассвете он напал совершенно неожиданно на тигуринцев и большое число их положил на месте, а остальные бежали и скрылись в ближайших лесах. {Следовательно гельветов на правой стороне Арара осталось уже только 276 000 душ, из коих т. е. 69 000 чел. способных сражаться.} Таким образом, говорит Цезарь, отмщены были и поражение Кассия, и смерть павшего с ним Пизона, деда Цезарева тестя того же имени.
Немедленно после поражения тигуринцев Цезарь, без всякого со стороны гельветов препятствия {непостижимо, как 69 000 гельветов не воспрепятствовали переправе, в виду их, 30 000 войск Цезаря} в одни сутки построил мост и перешел по нем чрез Арар, т. е. сделал то, на что гельветы употребили 20 суток! Изумленные его быстротою, они отправили к нему посольство, которое объявило, что если Цезарь хочет мира, то гельветы поселятся там, где он им укажет, а если войны, то вспомнил бы только поражение Кассия. Цезарь отвечал хладнокровно, без гнева, что согласен на мир, если гельветы дадут заложников, и удовлетворят эдуев, амбарров и аллоброгов за причиненные им убытки. «Гельветы привыкли брать, а не давать заложников», – гордо отвечали послы и тем кончились переговоры.
На следующий день гельветы двинулись далее в земли сантонов. Цезарь послал за ними, для наблюдения, по какой дороге они пойдут, всю свою конницу (прибывшую от эдуев и их союзников и набранную в римской провинции) в числе 4000 чел. Увлекшись преследованием и, главное, предводимая Думнориксом, изменявшим Цезарю {Тurрin de Crisse и некоторые другие писатели не без основания упрекают Цезаря в том, что он не вверил начальствования над конницею в этом случае кому-либо из римлян, как ни уважительны были его политические причины} конница эта вступила на невыгодной для нее местности в бой с 500 чел. конницы гельветской – и Думнорикс первый, а за ним и все прочие постыдно бежали. Гордясь этим успехом, гельветы смелее начали останавливаться и даже завязывать дела с передовыми войсками Цезаря. Но он, будучи более нежели вдвое слабее гельветов {у Цезаря было 5 легионов, или 30 000 чел. пехоты, и 4000 чел. конницы (Лабиен еще не присоединился к нему), у гельветов же, как сказано, 69 000 чел., способных сражаться}, действовал весьма осторожно, избегая общего боя и ограничиваясь только тем, что неотступно следовал за гельветами и не позволял им фуражировать и грабить край. Таким образом он и гельветы шли 15 дней, постоянно располагаясь в 5–7 милях (7 ½—10 ½ верстах) расстояния между собою.
Между тем чем более Цезарь удалялся от Арара с целью не терять гельветов из виду, тем более убавлялись в его армии запасы продовольствия, а способы пополнения их затруднялись. Те, которые он велел сплавить вверх по Арару, становились бесполезными; хлеб на полях еще не созрел, и даже подножного корму еще было мало {это было в половине или конце апреля по юлианскому календарю. Климат Галлии в древности был весьма суровый} – эдуи же, обещавшие поставить хлеб, медлили доставкой его, несмотря на беспрестанные требования Цезаря. Доискиваясь, отчего происходило это замедление, он узнал наконец, что единственною причиной были тайные козни и измена Думнорикса. Удостоверясь в этом, Цезарь поступил весьма мудро и искусно: не предался гневу и мщению, не сделал огласки и не прибегнул к суду и наказанию Думнорикса, чем возбудил бы только неудовольствие эдуев и подверг бы войска свои голодной смерти, но призвал к себе Думнорикса и в присутствии только одного брата его, Дивициака, верного и усердного союзника римлян, обличил его в измене, но простил из уважения к Дивициаку, советуя впредь быть осторожнее; для большей же верности велел тайно наблюдать за ним.
В тот же день передовые войска известили Цезаря, что гельветы расположились станом у подошвы одной горы, милях в 8 (около 9 верст) от римской армии. Цезарь немедленно приказал разведать положение и свойства этой горы, и окольные дороги, ведшие на ее вершину. Получив о том удовлетворительные сведения, он отрядил присоединившегося уже к нему Лабиена, в 3-ю стражу ночи, с 2 легионами и приказанием скрытно занять вершину горы и напасть на гельветов с тыла в то самое время, когда он нападет на них с фронта. Сам же со всеми остальными войсками в 4-ю стражу ночи {от 3 до 6 часов утра} он двинулся, предшествуемый всею конницей, прямо против гельветов, по той самой дороге, по которой они перед тем шли. Легкими войсками, шедшими впереди конницы, начальствовал Консидий, военачальник сведущий и опытный в военном деле. На рассвете, когда Цезарь был уже не более как в 1500 шагах от лагеря гельветов. Консидий прискакал к нему с известием, что вершина горы занята гельветами, которых он узнал по вооружению и знаменам. По этому донесению Цезарь счел более благоразумным отступить к ближайшей высоте, на которой и построил армию в боевой порядок. А между тем вершина горы была занята вовсе не гельветами, а Лабиеном, которого Консидий, по странному случаю, принял за неприятеля; гельветы же, до рассвета вовсе не подозревавшие близости Цезаря и расположения Лабиена в тылу их, сняли свой лагерь и поспешно отступили. Таким образом Цезарь лишился, отчасти по собственной вине, {не предуведомив Консидия об отряжении Лабиена, не условясь с Лабиеном о сигналах и не удостоверясь в справедливости донесения Консидия (Turpin de Crisse)} удобного и выгодного случая разбить гельветов и решить войну с ними.
На следующий день, крайне нуждаясь уже в продовольствии, Цезарь своротил в сторону и двинулся к находившемуся от него в 18 милях (27 верстах) главному городу эдуев – Бибракте (ныне Autun), в котором находились большие запасы хлеба. Сочтя ли это за робость с его стороны или, может быть, намереваясь отрезать ему продовольствование, гельветы обратились назад и также двинулись к Бибракте. По приближении их Цезарь выслал им навстречу, для задержания их, всю свою конницу, а сам между тем построил свою армию {Всего войск y Цезаря при Бибракте, по словам Наполеона I, было: 6 легионов пехоты – 36 000 чел. Конницы – 4000. Вспомогательных войск – от 20 000 до 30 000. Итого от 60 000 до 70 000. Но число вспомогательных войск, кажется, преувеличено. Цезарь не означает числа своих войск; достоверно, однако, то, что он был слабее гельветов}, на ближней горе, недалеко от Бибракты, в боевой порядок. Впереди, на полускате, он поставил 4 старых легиона (7-й, 8-й, 9-й и 10-й) в 3 линии, а позади, на вершине горы – все обозы под прикрытием двух новых легионов (11-го и 12-го), вспомогательных войск и устроенных ими укреплений. Гельветы, собрав позади себя все свои обозы, сомкнули ряды, отразили Цезареву конницу и, построив фалангу {по Turpin de Crisse – 2 большие фаланги в 1-й линии и одну (15 000 бойев и тулингов) во 2-й, в виде резерва и для прикрытия обозов}, прикрытую спереди, с боков и сверху черепахою из щитов, двинулись на гору против 1-й линии римской армии. Цезарь, желая доказать войскам, что намерен вполне разделить с ними опасность и победить или умереть, сошел с лошади и отослал ее назад; примеру его последовали и все окружавшие его, и все частные начальники войск. Затем 4 передних легиона, бросив дротики, стремительно бросились с горы вниз, с мечами в руках, на гельветов. Завязался упорный и жестокий рукопашный бой, в котором обе стороны долго сражались с одинаковою храбростью, не отступая ни шагу. Наконец, однако, гельветы были приведены в расстройство и, понеся большой урон, изнемогая от ран, начали отступать с боем в лощину и из нее на другую гору, в 1000 шагах от первой. Цезарь преследовал их, также с боем, 4 передними легионами в том же боевом порядке, оставив обозы и 2 задних легиона на вершине горы. В то самое время, когда 4 передних легиона всходили вслед за гельветами на гору, 15 000 бойев и тулингов неожиданно ударили им в правый фланг и в тыл. При виде этого и отступавшие гельветы обратились назад и напали на римлян с фронта.
Положение Цезаря было трудное и опасное, но он тотчас противопоставил 3-ю линию бойям и тулингам, а 1-ю и 2-ю – прочим гельветам, и на полугоре произошел вторичный, упорный бой, продолжавшийся до вечера. Наконец часть гельветов была принуждена отступать на вершину горы, а другая – к обозам у подошвы ее, и здесь произошел третий, упорнейший бой, продолжавшийся далеко за полночь, но кончившийся тем, что римляне овладели всеми обозами и всем лагерем гельветов. {Сражение при Бибракте произошло в первой половине мая по юлианскому календарю (Наполеон I).}
Разбитые наголову и претерпев огромный урон, гельветы, в числе уже не более 130 000 душ, удалились с величайшею поспешностью в противоположном прежнему направлении, а именно к с.-в. – и, следуя безостановочно днем и ночью, на 4 сутки прибыли в земли лингонов. {Часть Бургонии и большая часть Шампании; главным городом лингонов был Андаматун на р. Матроне (ныне Лангр на р. Марне).} Цезарь не мог тотчас преследовать их потому как сам говорит, что трое суток был удержан на месте сражения попечением о раненых и погребением убитых воинов своей армии – доказательство, что победа досталась ему нелегко и стоила недешево. {Распоряжения Цезаря к бою и в начале и конце боя были превосходные; но после первого отражения гельветов он сделал, по мнению Turpin de Crisse, две ошибки: 1) оставив 2 легиона и вспомогательные войска без всякой пользы позади, на вершине горы, и 2) увлекшись преследованием гельветов с горы на гору, не обеспечил своего правого фланга и тыла, был обойден и охвачен и подвергся величайшей опасности быть разбитым.} Но тотчас после сражения он послал лингонам приказание не оказывать гельветам никакой помощи, ни деньгами, ни продовольствием, ни чем бы то ни было, грозя в противном случае поступить с лингонами точно так же, как с гельветами. По прошествии же трех суток он двинулся со всею армией усиленными переходами вслед за гельветами. Лингоны повиновались ему – и гельветы, доведенные голодом до крайности, отправили к Цезарю послов с изъявлением покорности и просьбой о мире. Цезарь потребовал, чтобы они дали заложников и выдали оружие и бежавших к ним рабов. Пока это исполнялось, наступила ночь и 6000 урбигенян {иные полагают, что урбигеняне обитали около города Урба (ныне Орб, в ваадтском кантоне), другие же около Берна, но настоящие их жилища в достоверности неизвестны}, тайно уйдя из лагеря, направились к Рейну и Германии. Узнав об этом, Цезарь немедленно послал жителям земель, через которые урбигеняне должны были проходить, приказание задержать их и представить ему. И таково было нравственное влияние победы его над гельветами, что приказание его было в точности исполнено. С урбигенянами было поступлено – говорит Цезарь – как с врагами, что значит, что они были преданы смерти – жестокость, недостойная Цезаря! Зато в отношении к прочим гельветам он явил большое великодушие и весьма мудрую политику: по выдаче ими заложников, оружия и переметчиков даровал им помилование и приказал возвратиться в Гельвецию и восстановить сожженные ими города и селения, причем повелел аллоброгам снабдить их до Гельвеции продовольствием {Цезарь говорит, что в стане гельветов, в сражении при Бибракте, найдены были писанные греческими буквами именные списки всех гельветов, вышедших из Гельвеции, и что по этим спискам всего их было 368 000 мужчин, женщин и детей, из коих 92 000 способных сражаться мужчин. По исчислению же, произведенному по приказанию Цезаря, в Гельвецию возвратились только 110 000 душ. Из этого не следует, однако, заключать, замечает Наполеон I, что гельветов погибло в Галлии 258 000 душ: большое число их рассеялось и отчасти водворилось в Галлии, а многие воротились в Гельвецию позже}; храбрых бойев же поселил, по просьбе эдуев, в землях сих последних.
Таков был 1-й поход Цезаря в Галлии – поход, который, судя по многочисленности и приготовлениям гельветов, не имел бы, может быть, такого скорого и удачного конца для римлян, если бы гельветы, при всей своей храбрости, не были столь невежественны, действовали с большею быстротою и решительностью, если бы между ними было более согласия, единства и воинского порядка, и главное – если бы против них не было такого полководца, как Цезарь, быстрота, решительность и искусство действий которого заслуживают величайших похвал. При всем том должно, однако, сознаться, что он сделал в этом походе нисколько важных (указанных выше) ошибок – потому, как кажется, что в первый раз в жизни имел главное начальствование над большою армией, в важной войне против многочисленного и опасного неприятеля и не приобрел еще надлежащей в этом опытности.
Второй поход против Ариовиста (58); движение Ариовиста и Цезаря к Везонцию; сражение близ Рейна
По окончании похода против гельветов почти все племена кельтической Галлии прислали к Цезарю выборных людей с поздравлениями, изъявлением благодарности – и просьбой защитить и избавить их также от Ариовиста и германцев, прибывших в Галлию по нижеследующему случаю.
Две враждебные политические партии, на которые были разделены кельтические галлы и из которых во главе одной стояли эдуи, а во главе другой – секваны, поддержанные арвернами {арверны обитали в той части кельтической Галлии, которая соответство-вала нынешним департаментам Пюи-де-Дом и Луары, или Оверни (Auvergne)}, долго вели междоусобную войну, и наконец эдуи одержали верх, а секваны и арверны призвали на помощь Ариовиста, обещав ему щедрое вознаграждение. Ариовист, прибыв из-за Рейна с 15 000 чел. своих свевов, вскоре склонил успех и перевес в войне на сторону секванов и арвернов, наложил на эдуев и их союзников дань, взял с них заложников и заставил их поклясться, что они никогда не потребуют обратно своих заложников и не будут просить помощи союзников своих – римлян, ни стараться об освобождении своем от подчиненности секванам и арвернам или, лучше сказать, ему самому. Ибо он и самих секванов и арвернов подчинил своей власти, завладел третью их земель, водворился, между ними с своими свевами и, так как число последних вскоре умножилось вновь прибывшими из-за Рейна до 120 000 чел., то и намеревался, во время похода Цезаря против гельветов, завладеть еще одною третью земель секванов и арвернов. Подпав таким образом под тяжкое иго германских варваров, ими же самими призванных на помощь, и справедливо опасаясь, чтоб они не завоевали всей Галлии, кельтические галлы и в особенности эдуи, секваны и арверны убедительно просили Цезаря о помощи, представляя, что если римляне откажут в ней, то им ничего более не останется, как переселиться из Галлии в какую-нибудь другую страну.
Многие причины побуждали Цезаря вступиться за галлов и не позволять германцам притеснять их и водворяться в Галлии. Но в особенности он считал постыдным и для себя, и для республики и народа римского попустить, чтобы эдуи, издавна признанные друзьями и союзниками римлян, были порабощены германцами, и признавал опасным для римской политики, чтобы германцы водворялись в Галлии, ибо, покорив ее, они легко могли вторгнуться в римскую провинцию и потом в Италию. Сверх того просьба галлов вполне соответствовала, кажется, личным, тайным намерением и политике самого Цезаря, которые, как по всему заключить можно, клонились к тому, чтобы, изгнав гельветов и потом германцев из Галлии, склонить тем галлов на свою сторону и, пользуясь их междоусобиями, наконец их самих покорить власти римлян. А потому Цезарь, обещав галлам употребить все средства к их удовлетворению и успокоению, послал просить у Ариовиста личного свидания; но Ариовист гордо и дерзко отказал в том. Тогда Цезарь отправил к нему послов с просьбой не призывать более из-за Рейна в Галлию германцев, возвратить самому и позволить секванам отдать эдуям их заложников и, наконец, не причинять никакого вреда эдуям и их союзникам и не воевать с ними. В случае исполнения этого – объявлял Цезарь – Ариовист останется по прежнему другом и союзником римлян; в противном же случае Цезарь, в звании правителя римской провинции, будет обязан, на основании определения римского сената в 61 году, всячески защищать эдуев и других союзников римлян в Галлии. На это Ариовист гордо возразил, что он покорил эдуев силою оружия, что ни он римлянам, ни римляне ему не имеют никакого права предписывать, как поступать с покоренными народами, что он не возвратит эдуям их заложников, но и не будет воевать с ними, если только они будут исправно платить ему дань и исполнять другие, принятые ими на себя обязательства; в противном же случае звание союзников римлян не спасет их. Что же касалось угроз Цезаря, то Ариовист объявил, что не боится их, ибо еще никто дотоле не восставал против него войною без собственного для себя вреда и гибели, и что если Цезарь хочет измерить с ним свои силы, то испытает на себе, на что был способен храбрый, никем еще дотоле не побежденный народ, опытнейший в военном деле и уже 14 лет не знавший крова.
В одно время с этим гордым ответом Ариовиста к Цезарю прибыли послы эдуев и тревиров {тревиры обитали вокруг нынешнего Трира, на р. Мозеле, в прусской рейнской провинции} с жалобами, что прибывшее из-за Рейна германское племя гарудов разоряло земли эдуев, а 100 округов или кантонов свевов {правильнее – союз 100 германских племен под общим названием свевов} прибыли на правый берег Рейна и готовились переправиться в Галлию. Цезарь видел ясно, что медлить долее было нельзя и не должно, но необходимо было напасть на Ариовиста прежде, нежели он будет усилен свевами. А потому, запасшись сколько можно скорее продовольствием, он и двинулся усиленными переходами против Ариовиста. {Цезарь не означает, откуда и куда, но, вероятно, с границы земель эдуев и лингонов, чрез Арар, в средину земель секванов.}
По 3-дневном походе он узнал, что Ариовист со всеми своими силами шел к Везонцию на р. Дубисе {ныне Безансон (Besançоn), на р. Дуб (Doubs), в Франш-Контэ, в департаменте реки Дуб}, главному городу секванов, для завладения им. Везонций был весьма силен и местным положением, и укреплениями своими и заключал в себе большое количество всякого рода военных запасов. А потому он имел в настоящих обстоятельствах особенную в военном отношении важность и для Цезаря, и для Ариовиста, и Цезарь, положив во что бы то ни стало предупредить в нем Ариовиста, успел в том, следуя усиленными переходами днем и ночью, и, вступив беспрепятственно в Везонций, поставил в него гарнизон.
В Везонции он оставался несколько дней для устройства продовольствования армии, и в это время рассказы галлов и купцов об огромном росте, необычайной храбрости, искусстве в военном деле и страшном виде германцев распространили в целой армии Цезаревой внезапный и величайший страх. Прежде всех страху этому предались военные трибуны, префекты и все те, которые последовали из Рима за Цезарем из приязни к нему, но были изнежены жизнью в Риме, а опытности военной и неустрашимости, приобретаемым в лагерях, не имели. {Цезарь разумел здесь лица и чины, составлявшие главное управление, или, по-нынешнему, главный штаб армии.} Некоторые из них, под разными предлогами, даже просили себе отпусков, а другие впали в глубокую горесть, помышляли только о смерти, и все заняты были только составлением духовных завещаний. Мало-помалу страх распространился даже на самых старых и опытных воинов, центурионов и начальников конницы, которые, чтобы не подать подозрения в робости, говорили, будто страшатся не германцев, но трудных дорог, обширных и дремучих лесов и почти совершенной невозможности везти продовольствие. Многие из них даже объявили Цезарю, что, если он даст приказ к походу, войска не послушаются его.
Такая общая, необыкновенная трусость целой армии {по мнению Turpin de Crisse, она произошла единственно оттого, что Цезарь не занял войско учениями или работами, но оставил их в бездействии, которое повлекло за собою пустые толки и пустой страх. И в этом случае виною была также неопытность Цезаря. Должно, впрочем, заметить, что Цезарь в своих записках с намерением, кажется, распространяется о трусости своей армии, для того чтобы резче выставить собственную находчивость, силу своего красноречия и нравственное свое влияние} грозила чрезвычайною опасностью и могла бы иметь самые вредные, самые гибельные последствия, если бы Цезарь не сохранил всего присутствия духа и хотя малейше потерял голову. Но не таков был Цезарь: подобно Александру В. и Ганнибалу, он возрастал с опасностью – и в настоящем случае явил всю нравственную свою силу, все нравственное свое влияние. Он не предался гневу, не прибегнул к силе и строгости или к устыжению войск, но к убеждению их умов и возвышенно их духа. Собрав военный совет, на который призвал даже центурионов низшего класса, он произнес с тем красноречием, которым обладал в такой высокой степени, сильную, убедительную и увлекательную речь. Укорив присутствовавших за то, что они вздумали присваивать себе право рассуждать о предмете и цели движения армии, он представил им, что от Ариовиста, обязанного Цезарю званием царя и союзника римлян, нельзя было, по справедливости, ожидать нарушения долга признательности и обязанности союзника; что, впрочем, если бы даже он и захотел вести войну против римлян, то все же им не было причины страшиться его и отчаиваться в собственных силах и в распоряжениях своего полководца; что уже и предки их, под предводительством Мария, с честью и славою сражались с германцами и побеждали их, что и в недавней войне с рабами они доказали все свое превосходство над германцами, хотя и знакомыми с устройством и дисциплиной римских войск; что германцы были не раз побеждаемы теми самыми гельветами, которых перед этим победили римляне, – победами же своими над гельветами Ариовист был обязан более утомлению и оплошности галлов и собственной хитрости и удаче, нежели мужеству и храбрости своим; что те, которые страх свой прикрывали мнимою опасностью подвергнуться недостатку в продовольствии или идти по трудным дорогам, присваивали себе не принадлежавшее им право, не доверяя своему полководцу или думая учить его, как ему поступать; что секваны, лингоны и другие соседственные с ними племена доставят хлеб, который сверх того созрел и на полях; что касательно дорог, они сами вскоре убедятся, что дороги нетрудны и проходимы; что он не верит и нимало не боится, чтобы войска не последовали за ним; что если и случалось, что войска отказывали своим полководцам в повиновении, то обыкновенно таким, которые сами были тому виною или по своим неудачам, или по корыстолюбию и лихоимству, но что целая жизнь его, Цезаря, свидетельствовала о его бескорыстии точно так же, как поход против гельветов – о счастье и удаче его на войне; что поэтому он не только не замедлит, но и ускорить поход, и выступить в следующую же 4-ю стражу ночи, и тогда увидит, что сильнее в войсках, чувство страха или чувство чести и долга; если бы же они не последовали за ним, то он и тогда пойдет с одним 10-м легионом, в мужестве которого не сомневался и который будет служить ему преторианскою когортой. {Цезарь особенно любил этот легион и имел к нему большую доверенность. Одна или несколько отборнейших когорт отделялись в это время для личного охранения полководца и носили название преторианских когорт. Выше с намерением приведена почти вся речь Цезаря, так как она изложена в его записках, дабы показать, какие доводы он употреблял для убеждения и одушевления своих войск.}
Слова Цезаря, переданные начальниками войскам, мгновенно изменили расположение умов в армии, заменив упадок духа, уныние и страх бодростью, одушевлением и необыкновенным рвением к бою с германцами. 10-й легион немедленно прислал ему своих военных трибунов с изъявлением благодарности за доброе о нем мнение и готовности следовать за Цезарем. Прочие же легионы прислали просить у него прощения и уверить его, что никогда не были причастны ни сомнению, ни страху, не имели намерения подчинить Цезаревы виды собственным и вполне готовы исполнить все, что он ни прикажет.
Блистательно восторжествовав таким образом, силою своего красноречия и даром убеждать и увлекать умы, над опасным заблуждением и упадком духа своих войск, Цезарь поспешил воспользоваться рвением их к бою и в назначенное им время (в 4-ю стражу ночи) выступил из Везонция по дороге, найденной и указанной знатным эдуем, Дивициаком, к которому из числа всех галлов Цезарь имел наиболее доверия. Дорога эта, хотя и увеличивала поход почти на 40 римских миль (более 50 верст), но зато миновала леса и ущелья и пролегала по открытым равнинам. {По мнению Наполеона I, в направлении от Безансона к Бельфорту, в Эльзасе, в департаменте Верхнего Рейна.}
На 7-е сутки безостановочного похода Цезарь узнал, что Ариовист находится от него не более как в 24 римских милях (около 32 верст). С своей стороны Ариовист, сведав о приближении Цезаря, сам предложил свидание, в котором прежде отказывал. Цезарь, заключая из этого, что Ариовист одумался и стал благоразумнее, согласился на свидание, которое было назначено на 5-й после того день. Ариовист просил только – как бы опасаясь засады – чтобы Цезарь не приводил с собою пехоты, но чтобы оба явились в сопровождены одних всадников. Цезарь согласился и на это, но, не вполне доверяя своей галльской коннице, спешил ее и на лошадей ее посадил воинов любимого своего 10-го легиона. В назначенный день Цезарь и Ариовист, каждый в сопровождении 10 приближенных и доверенных лиц на конях, съехались на небольшом возвышении посреди обширной равнины между лагерями обоих войск. Конница же с обеих сторон остановилась шагах в 200 от возвышения. Цезарь повторил Ариовисту прежние свои требования и получил такого же рода гордый, хвастливый и даже дерзкий ответ с присовокуплением, что галлы сами призвали его, Ариовиста, что покоренная им часть Галлии принадлежит ему по праву завоевания, что римлянам никакого нет до него дела, что Цезарь сам, как он думает, имеет намерение завоевать Галлию, и если не удалится из нее, то Ариовист будет действовать против него как против врага и знает даже, что убиением его в бою окажет большую услугу политическим врагам его в Риме, которые не раз уведомляли о том Ариовиста; если же Цезарь удалится из Галлии, то Ариовист в благодарность за то не будет беспокоить его и даже окажет ему, если нужно будет, содействие. Без гнева и запальчивости, хладнокровно и спокойно возражал Цезарь, опровергая доводы Ариовиста и мнимым правам его на Галлию (Кельтическую) противопоставляя действительные (по словам Цезаря, но столь же мнимые на самом деле) права на нее римлян. Между тем конница, сопровождавшая Ариовиста, приблизилась мало-помалу к возвышению и начала метать в Цезаря и бывших с ним лиц стрелы и каменья. При виде такого подлого коварства, Цезарь немедленно прервал переговоры и удалился, запретив своей коннице на стрельбу германцев отвечать стрельбою, ибо хотел, чтобы с его стороны не было и тени несправедливости. Высокомерие, наглость и коварство Ариовиста исполнили войска Цезаревы сильнейшего негодования и еще более усилили рвение их к бою.
Два дня спустя Ариовист просил нового свидания или по крайней мере присылки доверенного лица для продолжения начатых переговоров. Цезарь вовсе не был намерен снова лично являться на свидание, ни подвергать опасности кого-либо из римлян; но, не желая решительно отказать Ариовисту, послал к нему Валерия Процилла, родом галла, но званием римского гражданина, и Меттия, связанного с Ариовистом узами гостеприимства. Но едва они прибыли в лагерь германцев, как Ариовист объявил их лазутчиками и заключил в оковы.
В тот же день он снял свой лагерь и расположил его у подошвы одной горы, в расстоянии 6 миль (около 8 ½ верст) от Цезарева лагеря. На следующий же день он снова снял свой лагерь и, пройдя мимо и в виду Цезаревой армии, расположился в 2 милях (около 3 верст) от нее, в тылу ее, дабы отрезывать ей подвозы продовольствия, доставляемого секванами и эдуями. Такого рода расположение и цель Ариовиста были не без искусства, но движение его в виду Цезаревой армии подвергало его опасности быть атакованным и разбитым на походе. Цезарь позволил ему, однако, пройти беспрепятственно, и странным, непонятным кажемся, как он не воспользовался столь удобным случаем разбить германцев в то время, когда они были на походе и, обремененные обозами, вероятно, шли более или менее в беспорядке. Это тем менее понятно, что в следующие 5 дней Цезарь постоянно каждый день строил свою армию в боевой порядок впереди своего лагеря и предлагал Ариовисту бой, но тот не принимал его и не выходил из своего лагеря, ограничиваясь частными действиями и нападениями 6 тысяч чел. своей конницы, при каждом из всадников которой находилось по одному ловкому, проворному и чрезвычайно быстрому на бегу пешему воину, как о том говорено было выше. В этого рода действиях германцы имели большое преимущество над римлянами, и Цезарь, опасаясь недостатка в продовольствии, счел необходимым восстановить и обеспечить свои сообщения с секванами и эдуями. Для этого, построив армию свою в 3 линии, он прошел в боевом порядке мимо и в виду Ариовистова лагеря и шагах в 600 (около ½ версты) в тылу его начал устраивать войсками 3-й своей линии, на выгодной местности, под прикрытием 1-й и 2-й линий – малый укрепленный лагерь. Ариовист выслал около 16 000 чел. пехоты со всею конницей для воспрепятствования работам, но Цезарь отразил их и, оставив в укрепленном лагере 2 легиона с частью вспомогательных войск, с остальными 4 легионами возвратился в прежний большой лагерь. Таким образом Ариовист, намеревавшийся отрезать Цезарю сообщения и продовольствие, сам увидел себя обложенным с фронта и тыла Цезаревою армией.
На следующий день Цезарь вывел войска свои из обоих лагерей и, построясь в боевой порядок, предложил Ариовисту бой. Тот не принял. его, но, как скоро Цезарь ввел войска обратно в оба лагеря, Ариовист послал часть войск напасть на меньший из них, и здесь произошел весьма упорный бой, продолжавшийся до вечера и в котором с обеих сторон было много раненых, но кончившийся ничем. Не постигая, почему гордые и храбрые германцы не принимают общего боя, Цезарь расспросил пленных и, узнав, что причиною тому были обычай германцев не вступать в бой с неприятелем, прежде нежели прорицательницы из числа германских женщин объявят, можно и должно ли было сражаться с ним, и объявление этими прорицательницами в настоящем случае, что германцы не одержат победы, если вступят в бой до новолуния. Цезарь немедленно решился воспользоваться столь благоприятным для него суеверным предрассудком германцев.
На следующий же день {по мнению Наполеона I, в сентябре (по римскому, или в июне по юлианскому календарю)}, оставив в каждом из двух своих лагерей достаточное для охранения их число войск, он развернул впереди малого лагеря все вспомогательные войска, дабы скрыть от германцев слабейшее против них число легионных или линейных войск своих. Затем, построив армию в 3 линии, он двинулся против лагеря Ариовиста. Тогда уже германцы, не видя более возможности избежать общего боя, по необходимости принуждены были выйти из своего лагеря и построились впереди его по племенам, каждое племя {гаруды, маркоманны, трибокки, вангионы, неметы, седузияне и свевы} отдельно, с равными между ними промежутками, а дабы заградить малодушным путь к бегству, сомкнули в тылу своем и на флангах все свои повозки и громоздкие тяжести в тесные ряды. {Наполеон I говорит, что Ариовист был не сильнее Цезаря, но едва ли это справедливо. Уже гораздо прежде число свевов в Галлии простиралось до 120 000 чел., а в это время, вероятно, было еще значительнее, и если положить даже только четвертую часть их способными сражаться, то и тогда они превосходили бы число войск Цезаря, составлявшее, после урона при Бибракте, вероятно гораздо менее 60 и даже 50 тысяч.}
Цезарь, назначив квестору своему место при одном, а легатам своим – по одному при каждом из прочих легионов, сам открыл бой нападением с правым своим крылом на левое крыло неприятельское, заметив, что оно было слабейшею частью боевого порядка германцев. Римские войска двинулись против германцев, а германцы им навстречу – с такого стремительностью, что даже не успели бросить дротиков, и тотчас вступили в упорный рукопашный бой. Германцы сражались в тесно сомкнутых фалангах, прикрываясь черепахами из щитов; однако римские войска вскоре привели их в расстройство, опрокинули и обратили в бегство. Но правое, превосходное в силах крыло германцев сильно теснило между тем левое крыло римлян, доколе молодой Красс (сын триумвира), начальствовавший конницею этого крыла, не подкрепил 1-й и 2-й линий третьего. Это решило победу в пользу Цезаря: вскоре и правое крыло германцев, подобно левому, было приведено в расстройство и опрокинуто, и все германцы бежали, не останавливаясь, к Рейну, находившемуся от места сражения милях в 50 (около 75 верст). {Место сражения Цезаря с Ариовистом в точности неизвестно, но долженствовало находиться между Безансоном и Базелем, но мнению Наполеона I – около Беффорта (Beffort) или Бельфорта в Эльзасе, в деп-те Верхнего Рейна.} Часть их переправилась через него вплавь, а другая, и в том числе Ариовист – в найденных на берегу челнах: все остальные же были изрублены преследовавшею их Цезаревою конницей. При этом случае Цезарь выручил и спас от неминуемой смерти Процилла и Меттия, что, по его словам, обрадовало его не менее одержанной решительной победы.
Победа эта так устрашила свевов, подступивших к правому берегу Рейна, что они поспешно воротились в свои земли, преследуемые убиянами, обитавшими на нижнем Рейне (в окрестностях нынешнего Кельна), которые множество их истребили.
Блистательно совершив таким образом два похода в один год, Цезарь расположил свою армию, еще до обычного на то времени, на зимних квартирах в землях секванов и, вверив начальствование над нею Лабиену, отправился лично в Цизальпинскую Галлию для присутствия, как он говорит в своих записках, на общенародном в ней собрании – действительно же для того, чтобы быть ближе к Риму и внимательно следить за всеми внутренними делами его.
О действиях Цезаря в походе против Ариовиста вообще можно сделать те же замечания, что и о действиях его в походе против гельветов. Цезарь и в них также явил необыкновенные свои военные дарования, похвальную умеренность, благоразумие и чрезвычайную быстроту, которой много был обязан своими успехами; но, еще не имея надлежащей опытности в ведении войны и не вполне доверяя себе и своему счастью, действовал чрезвычайно осторожно, осмотрительно и сделал несколько довольно важных ошибок. Выше, в своем месте были уже объяснены некоторые из них. Сверх того заметим, что неизвестно и непонятно, почему он не знал ранее о раздорах и междоусобиях галлов по прибытии его в Галлию, о силах и действиях Ариовиста, не разбил конницы и 16 000 человек пехоты, высланных Ариовистом для воспрепятствования укреплению малого Цезарева лагеря, а в сражении с Ариовистом (изображенном им не довольно ясно) не стал на левом крыле своей армии против правого сильнейшего крыла германцев? В заключение скажем, что хотя он и назвал походы против гельветов и Ариовиста двумя важными войнами, но это не совсем верно, и – согласно с мнением Наполеона I – не слишком большего труда стоило римской армии, предводимой Цезарем, восторжествовать над многочисленными и храбрыми, но невежественными, не имевшими правильного устройства гельветами и германцами, хотя это нимало не унижает, впрочем, достоинства и славы Цезаря.
Второй год войны в Галлии (57); третий поход против бельгов; бой при р. Аксоне
Зимою Цезарь узнал, что бельги, опасаясь вторжения его в их земли и побуждаемые многими кельтическими галлами, составляли сильный союз против римлян, взаимно давая одни другим заложников в верности. Втайне радуясь, без сомнения, этому предлогу к нападению на них и к их покорению, Цезарь решился предупредить их внесением войны в собственную их страну, что было вполне благоразумно в военном, хотя и не совсем справедливо в политическом отношении. Набрав в Цизальпинской Галлии два новых легиона (13-й и 14-й), он отправил их в начале лета в Кельтическую Галлию и сам прибыл в армию, как только явился подножный корм. {В мае по римскому, или по мнению Наполеона I, в феврале по юлианскому календарю, т. е. в начале не лета, а весны, что не совсем вероятно, ибо подножный корм в холодной Галлии являлся поздно.} Приказав соседственным с бельгами кельтическим галлам разведать, что у первых происходило, он узнал, что бельги действительно собирали сильное войско. Вследствие того, употребив 11 суток на снабжение своей армии продовольствием, затем в 15 дней похода он прибыл из земель сеннонов {жители Агендика на р. Икавне (ныне Санс, Sens, на р. Ионне, Ionne) и его округа (в Юго-Западной Шампани)} на пределы земель бельгов.
Движение его было столь быстро, а прибытие на пределы земель бельгов – столь неожиданно, что ближайшее бельгийское племя ремов {жители Дурокортора на р. Базилии (ныне Реймс на р. Вель, Vele) и его округа (в северной Шампании и Иль-де-Франс)} немедленно и добровольно покорилось ему, дало заложников, вызвалось дать и вспомогательные войска и снабдить продовольствием и доставило ближайшие сведения о бельгах, о союзе их между собою и даже с зарейнскими германцами и о числе войск, которое они взаимно обязались выставить в поле и которое долженствовало простираться до 308 000 чел., под главным предводительством царя или короля суессонов, Гальбы. Вследствие этих сведений Цезарь, дабы заставить бельгов разделить многочисленные силы свои и самому иметь дело только с частью их, послал вождя эдуев, Дивициака, с ополчениями эдуев, ремов и сеннонов, в земли белловаков, для разорения их. Сам же, получив известие, что бельги со всеми своими силами шли против него и находились уже недалеко, поспешно двинулся с своею армиею {армия его состояла из 8 легионов (около 48 000 чел. пехоты) и из неопределенного числа пеших и конных вспомогательных войск, с которыми силы ее долженствовали простираться до 60–70 000 войск, не считая ополчений, отряженных с Дивициаком} к реке Аксоне (ныне Aisne) на пределах земель ремов, перешел через нее по мосту и расположился на правом берегу ее {немного пониже нынешнего селения Pont а Vaire на реке Эн, близ Краона}, впереди моста, на высоте, имевшей отлогий но бокам и к лежавшему впереди нее болоту скат. Лагерь армии он оградил валом в 12 футов вышины, со рвом в 18 футов ширины; на левом же берегу прикрыл мост предмостным укреплением, в котором поставил 6 когорт (3000 чел.). Такого рода расположением на обоих берегах Аксоны он 1) прикрыл земли ремов, суессонов и эдуев из которых получал продовольствие, и 2) обеспечил собственные сообщения с ними.
Вскоре бельги обложили находившийся в 8 рим. милях (11 верстах) впереди Цезаря и принадлежавшии ремам городок Бибракс (ныне Биевр) и пытались взять его приступом. Но они были отражены, хотя и с большим трудом, малочисленным гарнизоном, а на другой день, когда Цезарь прислал на помощь Бибраксу своих нумидийцев, критских стрелков и балеарских пращников, разорили окрестности и расположились с лагерем на обширном пространстве насупротив Цезаря, милях в 2 (около 3 верст) от него. {Правым флангом к нынешнему Краону, в начале июля по римскому календарю (Наполеон I).}
Цезарь весьма благоразумно положил уклоняться сначала от общей битвы с превосходными в силах, воинственными и храбрыми бельгами, но действовать против них только своею конницей. Удостоверясь же чрез несколько дней, что вспомогательная галльская конница его была не хуже бельгийской, он оставил в своем лагере 13-й и 14-й легионы, а прочие построил в боевой порядок впереди лагеря. Фронт его был прикрыт болотом, а для обеспечения своих флангов от обхода бельгами Цезарь построил по обеим сторонам высоты, перпендикулярно к линии фронта армии, по одному валу, длиною около 400 шагов, со рвом и башнями на оконечностях и вооружил эти башни метательными орудиями. Бельги, нетерпеливо желавшие боя для нанесения Цезарю с самого начала решительного удара, также построились в боевой порядок впереди своего лагеря. В этом положении и они, и Цезарь довольно долго оставались в бездействии, ожидая, чтобы противная сторона перешла через болото, но сами не намереваясь переходить через него. А между тем конница с обеих сторон вступила на пространстве между обеими армиями в бой. Успех в нем окончательно остался на стороне Цезаревой конницы, и тогда Цезарь, видя, что бельги не переходят через болото, ввел свою армию обратно в лагерь. Бельги же, открыв в Аксоне, ниже Цезарева лагеря, броды, отрядили на левую сторону этой реки часть своих сил, для взятия приступом предмостного укрепления и завладения мостом Цезаря, либо – в случае неудачи – для разорения, по крайней мере, земель ремов, из которых Цезарь получал продовольствие. Узнав, что бельги переходят через Аксону, Цезарь немедленно перешел на левую сторону реки с легковооруженными нумидийцами, стрелками и пращниками, быстро двинулся против бельгов, неожиданно и стремительно напал на них во время самого перехода их через Аксону и множество их положил на месте, а остальных принудил, сильным действием метательного оружия, воротиться на правый берег. Вскоре белловаки, узнав, что Дивициак идет разорять их земли, отделились от прочих бельгов и поспешили на защиту своих земель. Никакими убеждениями не могли удержать их, не видя возможности напасть на Цезаря ни с фронта, ни с флангов, ни с тыла, с уроном отраженные при переходе через Аксону и начав уже нуждаться в продовольствии, бельги положили разойтись и, возвратясь в свои земли, каждому племени обороняться в них против Цезаря, а всем собираться там, куда проникнет его армия. Вследствие того во 2-ю стражу следующей ночи они вышли из своего лагеря с большим шумом и криком и двинулись в таком беспорядке и с такою поспешностью, что движение их походило более на бегство после поражения.
Не постигая причины этого и благоразумно остерегаясь какой-нибудь хитрости и засады, Цезарь не вышел тотчас из своего лагеря, но, удостоверясь в отступлении бельгов, послал для преследования их всю свою конницу, поддержанную Лабиеном с 3 легионами. Атакованные ими несколько раз в продолжение дня, бельги, шедшие в хвосте, были разбиты и большею частью истреблены, остальные же ускорили свое бегство. На другой день Цезарь, не давая бельгам опомниться, двинулся в земли соседственных с ремами суэссонов, прямо к главному городу их Новиодуну (ныне Суассон). {По мнению других – Нойон, Noyon; – но мнение в пользу Суассона вероятнее.} Сделав усиленный переход и прибыв к Новиодуну, он немедленно произвел приступ к нему, но не мог взять его этим способом – как говорит в своих записках – по причине его широких и глубоких рвов и высоких стен {некоторые писатели, напротив, утверждают, что он был просто отражен, потому что слишком понадеялся на легкое взятие города приступом и не принял надлежащих для успеха мер}, тотчас сделал все приготовления к скорейшему взятию его правильною осадой. Устрашенные его осадными работами и машинами, жители Новиодуна, чрез посредничество ремов, с которыми были в союзе, покорились, дали заложников и выдали все находившееся в их городе оружие. Затем Цезарь тотчас двинулся против Братуспантия (ныне Бовэ, Beauvais), города в землях белловаков. Жители его просили пощады, и Цезарь, даровав им оную по предстательству Дивициака и эдуев, бывших в союзе с белловаками, ограничился взятием 600 заложников и отобранием оружия и двинулся в земли амбиан. Амбиане покорились ему добровольно и безусловно, и Цезарь направился на с.-в. в земли нервиев. По собранным им на походе сведениям, нервии чуждались торговли и роскоши и, не изнеженные ими, были народ грубый, зверский, воинственный, чрезвычайно храбрый и твердо решились ни за что не покоряться римлянам.
По 3-дневном походе в их землях {в конце июля по римскому календаре (Наполеон I)} Цезарь узнал, что находился милях в 10 (около 15 верст) от р. Сабиса (ныне Самбра), что нервии, в соединении с атребатами и веромандуями, были расположены на другой (правой) стороне этой реки {близ нынешнего Мобёжа (Наполеон 1)} и намерены дать в этом месте отпор римлянам, что они ожидали еще прибытия адуатуков, уже находившихся в следовании, женщин же, детей и всех не способных сражаться людей укрыли в окруженном болотами и неприступном месте. Цезарь тотчас послал вперед легкие конные и пешие войска, свои для разведывания и с ними центурионов для приискания удобного под расположение лагеря места. Между тем некоторые из бельгов и галлов, бывших в армии Цезаря, ушли ночью к нервиям и дали им знать, что между легионами на походе следовало множество тяжестей и поэтому легко было, внезапно напав на легионы, разбить их отдельно и отнять их тяжести. Это было тем удобнее, что местность на самом Сабисе была лесистая, пересеченная и следовательно особенно удобная для действий нервиев, главная сила которых заключалась в пехоте, конница же была немногочисленная и плохая. Действительно нервии положили воспользоваться доставленными им сведениями и, удержав Цезареву легкую конницу устроенными в лесах на Сабисе засеками, расположились со всеми своими силами скрытно в засаде на покрытой лесом вершине отдельной высоты, имевшей отлогий и обнаженный скат к правому берегу протекавшего у подошвы ее Сабиса, глубина которого в этом месте простиралась только до 3 футов; у подошвы же высоты, вдоль Сабиса, они поставили только часть своей конницы для наблюдения. Насупротив, шагах в 200, на противоположном берегу Сабиса находилась такая же отдельная, с отлогим скатом к реке, высота, которую посланные Цезарем центурионы и избрали для расположены лагеря.
Сражение при р. Сабисе; осада и взятие крепости адуатуков; покорение приморских галлов
Послав вперед конницу, Цезарь последовал за нею к Сабису и неприятелю с легионами; но, приближаясь, изменил, по своему обыкновенно, порядок следования армии и в голове шли уже 6 старых легионов, за ними – все тяжести, а в хвосте – два новонабранных легиона. По прибытии к Сабису конница перешла через него с стрелками и пращниками и завязала бой с неприятельскою конницей; 6 передних же легионов приступили к работам по укреплению лагеря: 9-й и 10-й – на левом фасе, 8-й и 11-й – на переднем, обращенном к Сабису, а 7-й и 12-й – на правом. Но едва вслед за ними показались тяжести, как нервии, атребаты и веромандуи устремились из своей засады на Цезареву конницу, опрокинули ее, бросились вслед за нею на другую сторону Сабиса и напали на все 6 Цезаревых легионов, укреплявших стан, со всех сторон в одно время, атребаты – на 9-й и 10-й легионы, веромандуи – на 8-й и 11-й, а сами нервии – на 7-й и 12-й, которых охватили и с правого фланга, и даже двинулись в тыл римскому лагерю. Все это было произведено, по словам Цезаря, столь неожиданно и скоро, что не только армия римская не успела построиться, как следовало, к бою, но даже и войска не успели надеть шлемов и снять чехлы с щитов. А между тем конница и легкая пехота Цезаревы, опрокинутые из-за реки, бросились бежать в разных направлениях; примеру их последовали и все нестроевые: военные слуги, люди, находившиеся при тяжестях и др. и даже тревирские всадники, считавшиеся одними из храбрейших между галльскими, поспешно отправились обратно в свои земли, распространяя повсюду на пути весть о совершенном поражении римлян.
В этом крайне трудном положении армия Цезарева подвергалась опасности быть наголову разбитою и даже совершенно истребленною, и только два обстоятельства – по откровенному и благородному сознанию самого Цезаря – спасла ее: во-первых, то, что войска, будучи отлично обучены строю и получив в предшествовавших действиях против неприятеля надлежащую опытность, сами хорошо знали, что им следовало делать, – и, во-вторых то, что при каждом легионе были легаты, которым Цезарь и в этом случае, как обыкновенно, запретил отлучаться от рабочих, прежде нежели лагерь не будет совершенно укреплен, и которые поэтому могли сами распоряжаться по своему усмотрению, не ожидая приказаний Цезаря. Каждый легион построился и оборонялся там, где находился, как позволяли свойства местности и краткость времени, отдельно от других легионов и даже не видя их за густым кустарником. Таким образом армия была раздроблена на части и образовала неправильный строй в виде трехсторонника, или скорее выгнутой дуги, и не было никакой возможности ни соблюдать единства в управлении ею и ее действиями, ни подкреплять вовремя слабые ее части. Прибыв сначала к 10-му легиону на левом фланге, ободрив его и приказав ему перейти к наступлению, Цезарь отправился с тем же, от легиона к легиону, далее к правому флангу. Лабиен, собрав 9-й и 10-й легионы и отразив находившихся против него атребатов, преследовал их по пятам к реке и даже за реку до самого неприятельского лагеря, которым и овладел, истребив в преследовании большое число атребатов. 8-й и 11-й легионы, в центре, также отразили наконец и преследовали к реке веромандуев. Но 7-й и 12-й легионы на правом фланге, оставшись одни и окруженные, сильно теснимые почти со всех сторон нервиями, понесли большой урон убитыми либо ранеными начальниками и простыми воинами, потеряли одного орла, едва могли держаться против превосходного числом и беспрестанно усиливавшегося подкреплениями неприятеля и находились в самом отчаянном положении. В это самое время подоспел к 12-му легиону Цезарь. Схватив у одного воина щит, он бросился вперед, громко ободрил войска и велел разомкнуть стесненные ряды. Ободренные и одушевленные личным его присутствием, примером и храбростью, войска 12-го легиона усугубили усилия и успели удержать напор нервиев, а по присоединении вскоре к 12-му легиону, по приказанию Цезаря, и ближнего 7-го, оба вместе стали уже обороняться смелее, дружнее и успешнее. С прибытием же, с одной стороны, 13-го и 14-го легионов, шедших в хвосте армии, а с другой – 10-го, посланного Лабиеном из-за Сабиса на помощь, перевес и успех перешел совершенно на сторону римлян, и против нервиев немедленно и с разных сторон двинулись не только 5 означенных выше легионов, но и конница, поспешившая воротиться и даже самые военные слуги и другие нестроевые. Нервии сражались с упорством отчаяния и с такими храбростью и стойкостью, что сам Цезарь отзывается о них в своих записках с величайшею похвалою. Но это именно и было причиною почти совершенного истребления нервиев, так что когда старики, женщины и дети их, скрытые среди болот, вышли оттуда просить у Цезаря пощады, то оказалось, что из 600 вождей этого племени осталось всего только трое, а из 60 000 чел. способных сражаться – 500. Сжалясь над их участью, Цезарь не только даровал им жизнь, но и оставил им земли и города их. Узнав о поражении нервиев, атребатов и веромандуев, адуатуки воротились в свои земли и, очистив все свои города и крепостцы, заперлись со всем имуществом в одной своей крепости {ныне Фалэ (Falais) на р. Мегенье (Mehaigne), в равном расстоянии от Люттиха и Намюра (Наполеон I)}, чрезвычайно сильной местным положением. Она была окружена высокими скалами и глубокими пропастями, и единственный, отлогий всход на нее, шириною футов в 200, был прегражден двойным рядом толстых стен. Цезарь быстро двинулся к ней, и по прибытии его адуатуки сначала производили частая вылазки и завязывали небольшие дела. Но когда Цезарь окружил крепость контрвалационною линиею в 15 римских миль (22 ½ версту) в окружности и 12 футов вышины, с башнями или крепостцами (фортами) на близких одна от другой расстояниях, в особенности же когда адуатуки увидели огромные деревянные осадные башни, легко придвигаемые римлянами к крепости, то были поражены таким изумлением и страхом, что просили мира и, по требованию Цезаря, побросали со стен огромное количество оружия, хотя и составлявшее только третью долю всего, имевшегося в крепости, две трети которого адуатуки скрыли. Цезарь вступил в крепость, но к вечеру вывел войска свои обратно в лагерь, опасаясь, как говорит в своих записках, чтобы жители не потерпели от них ночью обид. Но адуатуки, покоряясь, имели коварные замыслы – и в 3-ю стражу ночи (вскоре по полуночи) со всеми. своими силами произвели нечаянное нападение на лагерь Цезаря, однако были встречены быстро собравшимися римскими войсками и, хотя сражались с отчаянною храбростью, но наконец были отражены с уроном 4000 убитых. На следующее утро Цезаревы войска ворвались в крепость, и 53 000 адуатуков, найденных в ней, были по приказанию Цезаря в наказание за измену проданы в рабство.
В то же время Цезарь получил известие от Красса, посланного им с одним легионом {когда и с каким именно легионом – неизвестно; все 8 Цезаревых легионов были в сражении ври Сабисе, а от этого сражения до взятия крепости адуатуков прошло, кажется, слишком мало времени для того, чтобы Красс мог с Сабиса поспеть к берегам океана, принять покорность 7 племен и дать знать о том Цезарю. Описывая поход свой против венетов, Цезарь говорит, что у Красса был 3-й легион, но не объясняет, откуда взялся этот легион} в земли венетов, унеллов, озисмиев, куриосолитов, сезувиян, авлерков и редонян, обитавших в Северо-Западной Галлии по берегам океана {а нынешних Нормандии и Бретани} что все эти племена покорились римлянам.
Успехи Цезаря в Галлии произвели в Риме величайшую радость, а на галлов и даже зарейнских германцев – такое сильное впечатление, что некоторые племена их прислали Цезарю послов с изъявлением готовности покориться и дать заложников. Но, торопясь отправиться в Цизальпинскую Галлию, Цезарь назначил послам воротиться в начале следующего лета и уехал, расположив армию на зимних квартирах в землях карнутов (pays de Chartres, в Северном Орлеане), андов (Anjou) и туронов (Touraine), соседственных на юго-западе с краем, в котором происходили военные действия этого года.
Рассматривая действия Цезаря в этом походе вообще, должно, согласно с мнением всех новейших писателей, отдать полную справедливость и похвалу: 1) намерению его предупредить бельгов внесением войны в собственную их страну, 2) быстрому вследствие того движению и неожиданному прибытию его на пределы земель бельгов, 3) отряжению им Дивициака в земли белловаков для отвлечения части сил бельгов, 4) превосходным расположению и действиям его в бою при Аксоне, 5) быстрому движению его против нервиев и потом против адуатуков, и 6) деятельности и скорости осадных работ его против Новиодуна и крепости адуатуков. Лучшею похвалою всем этим действиям служат результаты их – расторжение союза бельгов и покорение, одних вслед за другими, ремов, суессонов, белловаков, амбиан и наконец адуатуков. Но и в этом походе также Цезарь сделал четыре ошибки: 1) не приготовясь, произвел приступ к Новиодуну – и был отражен, 2) допустил нервиев и их союзников напасть на него из засады совершенно врасплох – и едва не был разбит наголову, не потерял целой армии и не лишился всех надежд на военные и политические успехи, 3) не доставил в крепость адуатуков гарнизона – и подвергся внезапному ночному нападению и снова едва не поражению, и 4) не принял тотчас же предложенной ему после того некоторыми галльскими и германскими племенами покорности. Важнейшею из этих ошибок, по единогласному сознанию всех новейших писателей, в том числе и Наполеона I, была вторая. Видя, что конница и легкая пехота его, находясь на другом берегу в бою с неприятельскою конницею, не подвигались далее опушки леса на вершине высоты, он не выждал, чтобы они проникли внутрь леса и разведали, что в нем было, – вопреки обычаю римлян в подобных случаях – не держал части войск, хотя одного легиона, впереди лагеря, в готовности к бою, и если не был разбит наголову, но сам, напротив, одержал решительную победу, то вполне был обязан этим не себе, а отличным войскам своим. Описание же им (в своих записках) этого сражения явно изобличает желание его только оправдать свою или скорее свои ошибки в нем.
Третий год войны в Галлии (56); действия легата Гальбы в Верхних Альпах; четвертый поход Цезаря против венетов
Отправляясь по окончании предшествовавшего похода, в Цизальпинскую Галлию, Цезарь отрядил легата своего Сервия Гальбу с 12-м легионом и частью конницы в земли нантуатов, верагров и седунян {Верхний и Нижний Валлис (Valais)} для открытия и обеспечения прямого и кратчайшего военного сообщения и вместе свободного торгового пути между Цизальпинскою и Транзальпинской Галлией чрез Верхние Альпы {из Милана чрез Симилон и Сен-Бернард в долину Роны (Наполеон I)}, где дотоле торговля производилась с большими опасностью и пошлинами. После нескольких удачных для Гальбы дел с горцами и взятия им многих укрепленных городков, жители окрестного края просили мира, прислали заложников, и Гальба, поставив 2 когорты в земли нантуатов, с остальными войсками расположился на зимних квартирах в местечке Октодуре {ныне Мартиньи}, которое укрепил валом со рвом. Но через несколько дней верагры и седуняне, опасаясь совершенного покорения их римлянами, презирая малочисленность Гальбова отряда и надеясь легко истребить его, внезапно заняли вершины гор, окружавших Октодур, и со всех сторон напали на Гальбу, еще не совсем окончившего свои укрепления, После упорного и жестокого боя, продолжавшегося более 6 часов сряду, утомленные войска Гальбы уже с трудом могли держаться против превосходного числом неприятеля и подвергались опасности быть совершенно истребленными, когда, по счастью для них, Гальба имел благоразумие послушаться данного ему одним трибуном и одним примипилом совета, произвел из всех выходов в одно время вылазку и напал на неприятеля столь стремительно и неожиданно для него, что более 10 000 чел. положил на месте, а остальных обратил в бегство, преследовал и рассеял. Несмотря на такой важный успех, Гальба, не считая себя в этом краю в безопасности и нуждаясь притом в продовольствии, двинулся в земли нантуатов, а оттуда со всем своим отрядом в земли аллоброгов, где и расположился на зимних квартирах: Между тем молодой Красс, принявший, как сказано выше, покорность приморских племен Западной Галлии, расположился с своим легионом (3-м) на зимних квартирах в землях андов (область Anjou) {по мнению Наполеона I, Красс расположился близ нынешнего Нанта на нижней Луаре} и для сбора продовольствия, в котором нуждался, отправил нескольких префектов и трибунов в земли евзубиев {Turpin de Crissé полагает, что это ошибка и что префекты и трибуны были посланы не к евзубиям, обитавшим близ нынешней Барселонетты, следовательно – слишком далеко, но к лексовиям, жившим в округе нынешнего Кутанса (Coutances)}, куриосолитов и венетов {венеты жили в нынешнем Морбигане (Morbihan), в Бретани; главным городом их был Дариориг (ныне Ванн, Vannes)}. Венеты были самым важным и значащим племенем всего Поморья, потому что имели большое число судов, на которых вели торговлю с Британией, были сведущее и опытнее всех соседей в морском деле и владели всеми гаванями поморья, что поставляло в зависимость от них всех чужеземных мореплавателей на океане. По поданному ими знаку все поморяне, опомнясь от первого страха, восстали против римлян, задержали посланных Крассом военачальников, уведомили его, что отпустят их, если он отдаст взятых заложников, а между тем единодушно положили отстоять свою независимость и ни за что не покоряться римлянам.
Уведомленный об этом Крассом, Цезарь приказал немедленно построить на р. Лигере (Луаре) морские суда, набрать в провинции (римской Галлии) гребцов и достать матросов и кормчих. Коль же скоро все это было исполнено и время года позволило, Цезарь сам прибыл в армию. Узнав о его прибытии, венеты и их союзники деятельно приготовились к обороне, собрали большие запасы хлеба в свои города и сколько можно более судов в венетских гаванях и заключили союз с озисмиями, лексовиями, наннетами, амбианами, диаблинтами, моринами и менапиями {все эти племена обитали в нынешних Бретани, Нормандии и отчасти Пикардии} и призвали на помощь также британцев. Не без основания возлагали они большую надежду на многие, весьма выгодные для них и невыгодные для римлян обстоятельства, которые должны были им значительно облегчить, а римлянам – затруднить ведение войны в их землях и водах. Большая часть городов, в которых были собраны главные военно-сухопутные и морские силы, средства и способы их, были расположены на берегу океана, на мысах и косах. Доступы к ним, а с тем вместе обложение и осада их были чрезвычайно трудны, с сухого пути – по причине приливов, а с моря – по причине отливов, весьма сильных и происходивших постоянно по два раза в сутки. Сверх того города венетов и их союзников были обеспечены, с сухого пути – трудностью продовольствования римлян в этом краю и невозможностью их, вследствие того, долго оставаться в нем, с моря же в особенности – решительным превосходством венетов и их союзников над римлянами во всех отношениях. Они превосходили их 1) и числом, и величиною, и постройкою, и вооружением, и управлением своих судов и 2) сведущностью и опытностью в морском деле вообще и в особенности отличным знанием прибрежных вод, отмелей, гаваней и островов, ветров, приливов и отливов океана – словом, всего, что касалось плавания в нем, несравненно более трудного и опасного, нежели плавание в Средиземном море, и что для плавания этого было необходимо, римлянам же вовсе не было известно, почему венеты и их союзники и были твердо убеждены, что римляне не извлекут никакой пользы из построенных ими судов.
Из этого видно, какие трудности предстояли Цезарю в войне с венетами и их союзниками. И эти трудности должны были еще увеличиться тем, что неминуемо повлекли бы за собою восстание, одного за другим, всех племен Галлии, как покоренных, так и не покоренных римлянами, но одинаково одушевленных ненавистью к римскому игу и любовью к независимости. Цезарь предвидел все это и, дабы разделить силы галлов, препятствовать составлению общего или по крайней мере сильного против него союза племен Галлии, и вместе с тем обеспечить свои фланги и тыл, благоразумно положил разделить собственные силы. С этою целью Лабиена с конницею он послал в земли тревиров (жителей нынешнего Трира с округом), Красса с 12 когортами и большим числом конницы – в Аквитанскую Галлию, а Титурия Сабина с 3 легионами – в земли унеллов, куриосолитов и лексовиев, первого – для удержания бельгов и зарейнских германцев, второго – аквитанских галлов, а третьего – племен Северо-Западной Галлии. Молодому Дециму Бруту он вверил начальствование над флотом и галльскими судами, которые собрал у пиктонов (ныне Poitou), сантонов (Saintonge) и других племен, бывших в мире с римлянами, и приказал ему сколько можно поспешнее плыть к берегам венетов. Сам же он со всею пехотою двинулся в земли последних.
Взяв несколько венетских городов и видя, что не может ни препятствовать спасению венетов из одного города в другой морем, ни тревожить их в этих переездах, Цезарь решился ждать прибытия своего флота. Как скоро он прибыл, венеты вышли навстречу ему с 20 отлично снаряженными и вооруженными судами. Суда Цезарева флота значительно уступали венетским в постройке и вооружении и имели на своей стороне только одно преимущество – то, что были вооружены острыми косами на длинных древках (вроде прежнего ворона, corvus). Римляне перерезывали этими косами снасти венетских судов и, тем лишая венетов возможности управлять своими судами, сцеплялись с последними и брали их рукопашным боем на палубах, в чем имели уже решительное над венетами преимущество. К счастью их, в то же время настало совершенное безветрие – и после упорного боя, продолжавшегося с утра до вечера, весь флот венетов достался в руки римлян. В этой крайности, не имея более никакого спасения, венеты покорились Цезарю – и он, в наказание их и для примера другим, продал всех их в рабство, а всех вождей их казнил – поступок жестокий, несправедливый, противный здравой политике и потому вовсе не делавший Цезарю чести.
Действия легатов Сабина и Красса; пятый поход Цезаря против моринов и менапиев
Между тем Сабин, прибыв в земли унеллов {Le Cotentin или округ Кутанса (Coutance) в Нормандии}, расположился на удобных и выгодных для действий пункте и местности и тщательно укрепил свой лагерь. Вождь унеллов, Веридовикс, предводительствуя многочисленным союзным войском восставших жителей этой части Галлии: унеллов, авлерков {Le Maine в Нормандии}, эбуровиков, {Evrеux с округом в Нормандии}, лексовиев {Lisieux с округом в Нормандии.} и множеством присоединившихся к нему беглых преступников, воров и разбойников из целой Галлии, расположился милях в 2 (около 3 верст) от Сабина и беспрестанно предлагал ему бой. Но Сабин не выходил из своего лагеря, что и галлы, и наконец даже собственные войска Сабина приписали его малодушию и робости. А между тем Сабин, считая неблагоразумным и неосторожным вступать без особенно благоприятных к тому обстоятельств в бой с превосходным в силах неприятелем в поле, намерен был принудить галлов напасть на него в собственном его лагере. Для этого он убедил одного из находившихся в его отряде галлов, за щедрую награду, перебежать в стан Веридовикса и уверить последнего в страхе и робости Сабина и его войск и в намерении их в следующую же ночь тайно идти на помощь Цезарю, будто бы окруженному венетами и находившемуся в большой опасности. Обманутые этою ложною вестью, галлы Веридовикса бросились со всех сторон на высоту, на которой был расположен лагерь Сабина. Но войска Сабина, бывшие в полной готовности к бою, внезапно вышли из передних и задних ворота лагеря и, храбро напав на галлов, утомленных бегом на гору, с первого же удара опрокинули их, обратили в бегство и, живо преследуя, большую часть истребили. Вследствие этой победы все жители этой части Галлии {Нижней Нормандии} покорились Сабину.
В то же время Красс, запасшись продовольствием и усилясь вспомогательными пешими и конными войсками, набранными в пограничных с Аквитанией землях Толозы, Каркассона, Нарбона и других городов римской провинции, перешел через Гарумну (ныне Гаронна) и вступил в земли сотиатов {округ города Лектур (Lectoure) на р. Жер (Gers) в Гаскони}. Сотиаты двинулись ему навстречу с многочисленными пешими и особенно конными ополчениями, но после упорного и продолжительная боя были разбиты, и Красс осадил главный город их {Лектур}. Жители последнего были весьма искусны в подземной войне (по причине большого числа рудников в Аквитании) и потому оборонялись весьма долго; но наконец, видя все усилия свои тщетными, покорились и выдали Крассу оружие и заложников. Затем Красс двинулся в земли вокатов {округ города Базас (Bazas) на левой стороне нижней Гаронны в Гюйенне} и тарузатов {Тюрсан (le Tursan) или округ города Эр (Aire) на р. Адуре в Гаскони}. Эти два племени призвали в помощь большое число соседственных с Аквитанией испанцев и в том числе многих военачальников и воинов, служивших под начальством Сертория. Последние положили расположиться в лагере, укрепленном по-римски, и, не выходя из него, отрезывать Крассу продовольствие и ждать, чтобы голод принудил его удалиться. Но Красс, в избежание этого, немедленно и весьма благоразумно напал на их лагерь главными своими силами с фронта и флангов, а конницею и 4 когортами с тыла, где лагерь был слабее укреплен, и взял его приступом. Из 50 000 находившихся в нем аквитанцев и испанцев, ¾ были истреблены в лагере и в бегстве из него – и, устрашенная этою победою, большая часть племен Аквитании {тарбеллы (ныне округ города Дакс), бигерроны (округ Бигорра), вокаты, тарузаты, элузаты (pays dʼEuse, ауски (pays dʼAuch) и некоторые другие (все в Гаскони и частью в Гюйенне)} покорилась Крассу. После этого одновременного покорения венетов и племен Северо– и Юго-Западной Галлии Цезарь в конце лета двинулся с главными своими силами в земли моринов и менапиев {округ Булони и часть Фландрии и Брабанта}, которые одни из всех племен Галлии оставались непокорными и вооруженными и решились защищать свою независимость, ведя войну среди обширных лесов и болот, покрывавших их страну. Прибыв ко входу в леса {близ Теруанна (Terouaune), недалеко от Сент Омера, в Артуа}, Цезарь отразил неприятелей, напавших на него во время укрепления лагеря, в несколько дней с чрезвычайною скоростью вырубил обширное пространство лесов {Le Maine, Le Perche и округи городов Эвре (Evreux; и Лизие (Lisieux) в Нормандии} и, завладев скотом и частью тяжестей неприятеля, уже готовился проникнуть во внутренность лесов, когда наступившие проливные дожди принудили его прекратить дальнейшие работы и действия против моринов и менапиев и по разорении их земель и сожжении их селений и домов расположить свою армию на зимних квартирах в землях авлерков, лексовиев и соседственных с ними племен {при этом он подвигался вперед, постоянно прикрывая себя с фронта и флангов засеками из срубленных деревьев}, покорившихся перед тем Сабину.
Затем он отправился лично в Цизальпинскую Галлию. В этом походе особенных внимания и похвалы заслуживает разделение Цезарем своих сил, но успехами своими против венетов он был обязан более случаю и счастью, против племен Северо– и Юго-Западной Галлии – благоразумным, осторожным и искусным действиям Сабина и Красса, а против всех этих племен вообще – легкомыслию и необдуманной пылкости галлов, разъединению их племен, отсутствию в них единодушия, постоянства, правильного военного устройства и воинского порядка, при всей их многочисленности и храбрости, и решительному превосходству над ними отлично устроенной и одушевленной, хотя и малочисленной, римской армии. Что касается жестокости Цезаря против венетов, то она ничем не может быть оправдана, а поход против моринов и менапиев был несправедлив, бесполезен, имел целью только удовлетворить честолюбие Цезаря и кончился без успеха и особенной для Цезаря славы. Таковы мнения Наполеона I и прочих писателей о действиях Цезаря в Галлии в 56 году.
Четвертый год войны в Галлии (55); шестой поход Цезаря против узипетов и тенхтеров; седьмой поход за Рейном против германцев (1-й)
Зимою 56 года узипеты и тенхтеры – два германских племени, вытесненных свевами из своих земель на правом берегу нижнего Рейна {в округах городов Цютфена и Берга, или в нидерландской провинции Гельдерне и в прусской провинции нижнерейнской на правой стороне Рейна}, в свою очередь вытеснили соседственных менапиев из их земель по обеим сторонам нижнего Рейна {в Гельдерне на левой стороне Рейна и в Северном Брабанте}, причем в числе 430 000 душ переправились с правого берега этой реки на левый и вскоре, по приглашению галлов, надеявшихся усилиться ими против римлян, двинулись во внутренность Галлии по направлению р. Мозы (ныне р. Маас, Meuse).
При первом известии об этом Цезарь поспешил в армию и, узнав, что узипеты и тенхтеры дошли уже до земель эбуронов {в Люттихской провинции} и кондрузиев {в Намюрской провинции}, зависевших от тревиров, положил немедленно двинуться против них. Перед тем, однако же, он собрал знатнейших галлов и, не упрекая их в призвании узипетов и тенхтеров, не показав даже виду, что знает их козни, обошелся с ними весьма ласково, ободрил их и приказал им произвести набор конницы. Затем, запасшись продовольствием и взяв с собою 5000 чел. отборной конницы, он двинулся из земель авлерков, лексовиев и др. к р. Мозе {из Нормандии в р. Маасу}. По приближении его узипеты и тенхтеры выслали ему навстречу послов с объявлением, что, быв вытеснены из своих земель свевами, они ищут только других земель для своего поселения, в случае же нападения на них будут защищаться. Цезарь отвечал, что, доколе они будут в Галлии, он не окажет им помощи против свевов, что земель в Галлии дать им не может, потому что незаселенных не было, но предлагал им поселиться на землях убиян {округ Кельна}, звавших его именно в это время на помощь против свевов. Послы просили его по крайней мере не идти далее, пока они не воротятся с ответом, но Цезарь отказал в этом и продолжал свое движение, зная, что узипеты и тенхтеры отправили большую часть своей конницы {узипеты и особенно тенхтеры славились как отличные всадники} на левую сторону Мозы {в Южный Брабант и в Антверпенскую провинцию} для сбора продовольствия и хотели только выждать ее возвращения.
Находясь уже только милях в 12 (около 17 верст) от них, Цезарь снова встретил их послов с прежними же просьбами, в которых снова отказал. Тогда послы просили его по крайней мере 1) приказать передовой коннице его не нападать на узипетов и тенхтеров, 2) позволить им идти в земли убиян и 3) дать им три дня перемирия. Хотя Цезарь и не доверял им, однако обещал пройти не далее полумили (с небольшим полуверсты) до одного места, где была вода, коннице же своей приказал не нападать на узипетов и тенхтеров, а если они сами нападут на нее, то держаться до его прибытия. Но едва 800 чел. конницы, остававшихся у узипетов и тенхтеров, открыли Цезареву конницу, как немедленно сами первые напали на нее (должно полагать – по недоразумению), опрокинули ее и обратили в бегство, нанеся ей урон в 74 чел. {Причинами обращения в бегство 5-тысячной Цезаревой конницы 800 чел. конницы узипетов и тенхтеров, вероятно, были: во-первых, отличные качества и внезапное нападение последней, а во-вторых, оплошность первой и неспособность и ошибки ее начальников.} Но Цезарь приписал это злому и коварному умыслу узипетов и тенхтеров и положил не вступать более с ними ни в какие переговоры и, двинувшись против них, произвести на них нечаянное нападение. На следующее утро, когда он готовился выступить в поход, большое число узипетов и тенхтеров, имея в голове знатнейших вождей своих и стариков, прибыли в его лагерь для оправдания нападения предшествовавшего дня и для заключения перемирия. Но Цезарь отдал их под стражу и, построив армию в 3 линии, а конницу, пораженную накануне, поставив назади, быстро двинулся вперед и, пройдя 8 миль (11 верст с небольшим), напал на лагерь узипетов и тенхтеров {в Люттихской, а по иным – в Люксембургской провинции} совершенно неожиданно для них. Атакованные врасплох и лишенные вождей, они в страхе и беспорядке бросились бежать к устью Мозеллы (ныне р. Мозель) в Рейн, были преследованы Цезаревою конницею и большею частью истреблены ею либо потонули в Рейне, и только незначительное число их воротилось за Рейн, в том числе и большая часть их конницы, посланная за р. Мозу и не участвовавшая в бою.
{Взятие Цезарем неприятельских послов под стражу, нечаянное нападение его на узипетов и тенхтеров и жестокое истребление их, не сопротивлявшихся, но бежавших, и без различия возраста и пола, послужило – и не без основания – причиною строгого порицания Цезаря и в древние, и в новейшие времена, в несправедливости, явном нарушении народного права, коварстве и жестокости, ничем не могших быть оправданными и не приносивших Цезарю, равно как и кровопролитная победа его, особенной чести. Из современников Цезаря особенно восставал против этого строгий Катон, требовавший даже выдачи Цезаря узипетам и тенхтерам головою. В Новейшее же время все писатели, и в главе их Наполеон I, единогласно и строго порицают Цезаря.}
Затем Цезарь решил перейти через Рейн, по многим, как говорит, причинам, из которых главными, по его словам, были: во-первых, намерение его доказать германцам, что римская армия смела и могла также переходить через Рейн, – внушить им страх вторжения в их собственную страну и раз навсегда удержать их от вторжений в Галлию, – во-вторых, отказ сикамбров {многочисленный и сильный народ, обитавший по берегу р. Зиг (Sieg), к северу до р. Липпы, и следовательно занимавший большую часть нынешней Вестфалии, Надерборнский округ и графство Марк} германского племени, выдать Цезарю спасшуюся к ним и поставившую себя под их защиту конницу узипетов и тенхтеров, и, в-третих, убедительные просьбы убиян подать им помощь против теснивших их свевов и обещание убиян доставить ему большое число судов для переправы через Рейн. Но эти причины были, как по всему кажется, только благовидными предлогами к прикрытию истинных честолюбивых видов Цезаря, побуждавших его перейти через Рейн и предпринять поход против германцев. Во-первых, должно сказать, что он не имел права переходить через Рейн и начинать новую войну с народом, не нанесшим никакого прямого оскорбления римскому народу, не нападавшим на Цезаря, не угрожавшим ему нападением, и притом Цезарь не был уполномочен на то, по закону, сенатом и народом. Столь же мало права имел он требовать выдачи конницы узипетов и тенхтеров от сикамбров, под предлогом будто бы конница побежденного им народа принадлежала ему. А что касается помощи против свевов, которой, по его словам, убедительно просили у него убияне, то здравая политика требовала, кажется, чтобы он не раздражал и не вооружал против себя главного и самого многочисленного, могущественного и воинственного народа Германии – свевов, которые могли причинить ему много забот и вреда в Германии и даже в Галлии. Власть римлян в этой последней стране была еще так мало утверждена, так ненадежна, а войск у Цезаря было, в соразмерности с пространством страны и необходимостью содержать ее в повиновении, так мало, что наступательные действия вне ее пределов, в соседственных странах, были одинаково вредны, опасны и следовательно невозможны как со всеми силами, так и с частью их, и оставалось только тщательно оборонять границы Галлии и препятствовать соседственным народам вторгаться в эту страну или подавать ее жителям помощь. Словом, Цезарю следовало, действуя внутри Галлии наступательно, на пределах ее ограничиться единственно обороною и не помышлять о наступательных действиях вне ее пределов. Но честолюбие его взяло верх над благоразумием и осторожностью, и, слепо веруя в свое счастье, он привел намерение свое в исполнение: перешел через Рейн и совершил 18-дневный поход против германцев, не имевший, однако, никакого важного и полезного для Цезаря результата и замечательный только по построению Цезарем моста через Рейн. По словам Цезаря, он отказал убиянам в предложенных ими судах, потому что признавал такого рода переправу не согласною с личным его и римского народа достоинством и предпочитал перейти по постоянному мосту, сколько ни трудно было построение его. Но нет, кажется, сомнения, что истинною причиною была осторожность, весьма благоразумная и похвальная: ибо очевидно, что постоянный мост мог гораздо лучше обеспечить и единовременный переход значительной части войск на правый берег Рейна, и отступление ее на левый, и действия, по произволу, наступательные и оборонительные, на том и на другом берегах, нежели переправа на судах, позволявшая переправлять войска и вводить их в бой лишь малыми частями, и главное – бывшая крайне ненадежною и даже опасною, особенно в случае неудачи и отступления, ибо галлы могли завладеть судами, и отрезав Цезаря от Галлии. Цезарь не хотел также переходить через Рейн и по мосту, поставленному на суда, ибо опасался разрушения оного галлами или разорвания водою. А потому он и построил, при слиянии р. Мозеллы с Рейном {на месте позднейшего города Конфлюенции (Confluentias, Confluentes), ныне Кобленц, а не в Бингии (ныне Бинген) и не в Могонциаке или Могунции (ныне Майнц), как полагают некоторые} мост на сваях, постройку которого описывает очень подробно и весьма ею гордится, а Плутарх и другие древние писатели восхваляют этот мост, как чудо, хотя действительно удивляться должно только обширности, трудности и скорости в тогдашнее время подобного рода работ, которые римский полководец, любимый своими войсками, мог производить посредством их. Самое же устройство моста ничего особенно удивительного не представляет. Мост был построен, по тогдашнему времени и обстоятельствам, весьма скоро, именно – всего в 10 суток, и прикрыт с обеих сторон предмостными укреплениями. Перейдя через Рейн и оставив в предмостных укреплениях сильные гарнизоны (отряды войск), Цезарь двинулся с армиею в земли сикамбров. На пути туда к нему прибыли послы некоторых племен, просивших мира и приязни его; он принял их благосклонно и потребовал заложников. Сикамбры же, вместе с спасшеюся к ним конницею узипетов и тенхтеров, заблаговременно удалились из своих земель и скрылись в лесах. Разорив земли и жатвы их, Цезарь пошел в земли убиян, обещал им свою помощь против свевов и узнал, что все 100 округов (кантонов) или племен этих последних, скрыв жен, детей и имущество в лесах, всех способных сражаться мужчин собрали в средоточии обширной их страны {по мнению некоторых – в Юго-Западной Германии или Швабии с соседственными землями, а по мнению других – в средине Германии, к з. от Одера} и ожидали там римлян с твердым намерением сразиться с ними. Узнав об этом, говорит Цезарь, и достигнув всех предположенных им результатов перехода через Рейн, именно – отмщения сикамбрам, избавления убиян от свевов и исполнения таким образом всего, чего требовали честь и польза республики, он, (Цезарь), после 18-дневного пребывания за Рейном перешел обратно через эту реку и разрушил. за собою мост. Но по ближайшем, беспристрастном рассмотрении действий его за Рейном легко убедиться можно, что результаты их были весьма незначащи, даже ничтожны, ибо ограничились только бесплодным разорением земель сикамбров.
Убиян же Цезарь столь же мало избавил и обеспечил от свевов, сколь мало устрашил этот последний, весьма многочисленный, могущественный и воинственный, народ, и скорее можно предполагать, что не они устрашились Цезаря, но Цезарь счел – и справедливо – более благоразумным и осторожным не углубляться в Германию и не иметь с свевами дела. Следовательно, вообще можно сказать, что поход его за Рейн был совершенно неудачный, бесполезный и даже вредный, ибо всякая неудача была, в положении Цезаря, вредна ему.
Восьмой поход Цезаря в Британии (1-й); девятый поход против моринов
С Рейна Цезарь двинулся на берега океана, в земли моринов, для переправы оттуда – несмотря на то что лето было уже на исходе – в Британию, жители которой, по словам Цезаря, будто бы помогали галлам почти во всех войнах их с римлянами, что, однако, недостоверно и даже сомнительно. «Если бы, – говорит Цезарь, – по позднему времени года, ему и не удалось вполне совершить предприятия против Британии, то по крайней мере было бы весьма выгодно приобрести нужные сведения о крае, его жителях, местности, гаванях и доступах к нему, почти вовсе неизвестных галлам». {Turpin de Crissé говорит, что Цезарь кроме того, вероятно, хотел удостовериться в естественных богатствах Британии, особенно в драгоценных металлах и камнях. Но средства, употребленные Цезарем для собрания сведений о Британии, были очень недостаточны.} Для предварительного приобретения этих сведений он отправил вперед к берегам Британии примипила Волусена, а сам, прибыв на берега океана {близ нынешней Булони (Boulogne sur mer), а по другим Wissant близ Булони} в землях моринов, откуда была, по его словам, кратчайшая переправа в Британию, собрав все суда, какие только нашел на ближайших берегах океана, равно и флот свой, действовавший в предыдущем году против венетов. Узнав о всем этом, многие британские племена отправили к нему послов с изъявлением покорности и обещанием дать заложников.
Уговорив их пребыть твердыми в этих намерениях, Цезарь отправил к ним галла Комия, назначенного им после побед над атребатами {в округе нынешнего Appaca в Артуа} царем или верховным вождем этого племени, человека весьма преданного Цезарю, смелого, мудрого и пользовавшегося, по словам Цезаря, большим уважением в Британии (что сомнительно). Цезарь поручил ему посетить сколько можно более племен Британии, уговорить их довериться римлянам и предварить их о скором его прибытии. С своей стороны Волусен, осмотрев берега Британии столько, сколько мог, не выходя на них, воротился через 5 дней и сообщил Цезарю собранные им сведения (очень скудные и недостаточные), на основании которых Цезарь и принял надлежащие меры для переправы и высадки. Между тем как он был занят приготовлениями к этому, морины прислали ему послов с изъявлением готовности исполнить все, что им будет приказано. Радуясь этому случаю обеспечить свой тыл, не прибегая к оружию и войне в столь позднее время года, Цезарь принял покорность моринов и, взяв у них большое число заложников, посадил в том месте, где находился, два легиона (7-й и 10-й) на 80 перевозных судов и распределил между квестором, легатами и префектами своими все, какие имел, военные суда, в в 8 милях (9 ¼ верстах) оттуда, на 18 перевозных судов, удержанных там ветром, приказал посадить конницу. {По мнению Наполеона I – в нын. Etaples, по мнению некоторых – сам Цезарь сел на суда в нын. Wissant, а конница – в нын. Булони (в то время Гезориак), а по мнению других – наоборот.} Остальную часть армии под начальством легатов Сабина и Котты он послал в земли менапиев и на берега части моринов, не покорившихся ему, а в лагере на том месте, где сам сел на суда, оставил легата Сульпиция Руфа с достаточным для охранения лагеря отрядом. Затем, при первом попутном ветре, в 3-ю стражу ночи (между полночью и 3 часами утра) он снялся с якоря, отплыл к берегам Британии и около 4-го часа дня (10-го часа утра) следующего дня бросил якорь в виду весьма высоких и обрывистых берегов Британии, усеянных вооруженными британцами, и только с судами, на которых была посажена пехота: ибо суда с конницей замедлили отправлением и остались назади. Видя неудобство и невыгоду высадки в этом месте, он дождался присоединения остальной части флота, и в 9-м часу дня (3 пополудни), воспользовавшись ветром и приливом с моря, пристал милях в 7 (верстах в 10) или около того от этого места, к низменному и открытому берегу. {Где именно – неизвестно: Юм полагает, впрочем не наверное, что около Диля (Deal). Во всяком случае достоверно то, что высадка Цезаря была произведена насупротив Булони и Кале.} Британцы последовали за ним вдоль берега, выслав вперед конницу и военные колесницы. Высадка Цезаря была сопряжена с большими трудностями по причине мелководья, тяжести вооружения и ноши римских воинов и упорной обороны британцев, производивших сильную стрельбу из луков и успешно действовавших конницею и военными колесницами, сходя даже с берега в воду. Но Цезарь направил военные суда свои к берегу по обеим сторонам перевозных и сильным действием метательных орудий и оружия против флангов британцев удержал последних и даже принудил их несколько отступить. В то же время войска его, ободренные примером орлоносца 10-го легиона, бросились с судов в воду и на берег и напали на британцев с фронта. После упорного боя, в котором все выгоды были на стороне британцев и особенно их отличных конницы и военных колесниц, Цезарь, однако, наконец опрокинул их, но, не имея конницы, не мог преследовать и совершенно разбить их. Тем не менее они освободили Комия, заключенного ими первоначально в оковы, и отправили его с своими послами просить у Цезаря мира и по требованию Цезаря дали заложников.
Четверо суток спустя 18 перевозных судов с конницей, находясь уже в виду берега, были внезапно застигнуты столь жестокою бурей, что частью отброшены назад к берегам Галлии, а частью – к западным берегам Британии. А в следующую затем ночь, в полнолуние, чрезвычайно сильный морской прилив залил лагерь Цезаря на месте высадки и крайне повредил вытащенные на берег военные и стоявшие на якоре перевозные суда, так что многие из них были приведены в негодность к употреблению и даже совершенно разбиты.
Ободренные этими двумя единовременными, крайне вредными и опасными для Цезаря случаями и сверх того малочисленностью Цезаревых войск, британцы опомнились от первого страха и начали снова вооружаться и собираться для нападения на римлян. Цезарь, хотя ничего не знал об этом, однако принял необходимые меры предосторожности, постоянно и деятельно производя в то же время, обоими легионами поочередно, исправление флота и сбор продовольствия в окрестностях. Однажды, когда на фуражировке был 7-й легион, британцы произвели на него внезапное нападение в многочисленных силах с разных сторон из засады, окружили его и сильным действием метательного оружия, военных колесниц и конницы привели его в большое расстройство. По счастью Цезарь, извещенный об этом {по его словам, но на самом деле он увидал только большую пыль, начальником же 7-го легиона не был извещен о нападении британцев}, подоспел с сторожевыми когортами 10-го легиона, выручил 7-й легион и, не намереваясь вступать с британцами в бой, в порядке отступил в свой лагерь.
Несколько дней спустя британцы, снова собравшись в большом числе, двинулись против самого Цезарева лагеря. Цезарь построил войска свои впереди его в боевой порядок и с первого удара опрокинул британцев, обратил их в бегство, преследовал и множество истребил. Британцы просили мира, и Цезарь, взяв с них двойное число заложников и вскоре после того, незадолго до осеннего равноденствия, желая избежать обычных в это время бурь, благополучно переправился обратно в Галлию. Но два перевозных судна были отнесены к берегам Галлии, несколько южнее Цезарева лагеря, и находившиеся на них около 300 чел. легионной пехоты окружены превосходными силами моринов, вероломно напавших на них в надежде поживиться добычей. Более 4 часов мужественно оборонялись легионеры против моринов, пока не подоспела посланная Цезарем в помощь им конница, и тогда морины были обращены в бегство, преследованы и во множестве истреблены. На другой же день Цезарь послал в их земли Лабиена с обоими легионами, воротившимися из Британии, и, так как, по словам Цезаря, болота в этом краю были в это время сухи, то почти все виновные в нападении морины были захвачены Лабиеном в плен. Легионы же, посланные Цезарем еще прежде е Сабином и Коттою в земли менапиев, не могли настигнуть неприятелей, скрывшихся в дремучих лесах своих, и, разорив земли, захватив хлеб и сжегши жилища их, присоединились к Цезарю. После того Цезарь расположил все легионы на зимних квартирах в Бельгической Галлии и отправился в Галлию Цизальпинскую. Из всех британских племен только два прислали ему заложников.
Итак, предприятие его против британцев было столько же несвоевременно и неудачно, сколько и поход его за Рейн против германцев. Цель последнего не была достигнута, как сказано, потому что Цезарь не мог принудить сикамбров выдать ему конницу узипетов и тенхтеров, а свевов – покориться ему; напротив, свевы грозными своими вооружениями заставили его самого воротиться за Рейн. К важному же и трудному морскому предприятию против Британии он не сделал надлежащих приготовлений, необходимых для обеспечения успеха его, имел с собою слишком мало пехоты, судов и продовольствия и вовсе не имел конницы, совершенно необходимой, однако, в такой стране, какова была Британия, и против таких ополчений, как британские, главную силу которых составляли военные колесницы и конница. Первоначальные же действия его против узипетов и тенхтеров были противны праву народному и справедливости, а победа над этими двумя племенами была нетрудная, ибо, если бы они даже действительно перешли через Рейн в числе 430 000 душ, то из этого числа способных сражаться мужчин, вероятно было не более 80 000 чел., которые не в состоянии были с успехом сопротивляться восьми отличным Цезаревым легионам, усиленным вспомогательными галльскими войсками. А потому вообще действия Цезаря в этом году, как против узипетов и тенхтеров, так против германцев и британцев, подверглись отчасти строгому порицанию, отчасти злым насмешкам со стороны политических врагов Цезаря в Риме, которые считали даже счастием, что Цезарь успел благополучно спастись из Британии. В особенности восставал против этих действий Катон. Тем не менее сенат римский повелел приносить богам торжественные общественные благодарения в продолжение 20 дней – пример неслыханный, ибо дотоле продолжительность такого рода благодарений никогда не превышала 3 дней!
Военные писатели новейших времен также относятся к действиям Цезаря в первых предприятиях его против германцев и британцев довольно строго, но справедливо. Они находят, что Цезарь, в своих записках желая оправдаться, излагает факты и их причины и последствия неверно, что он имел в виду вовсе не политические и военные выгоды Римской республики, а лишь собственные свои – приобретение славы, значения и веса в делах республики и – вероятно – также богатств в Британии, которые нужны были ему для политических целей его; что слишком увлеченный этим и слишком надеясь на свое счастье, в которое слепо веровал, он проявил гораздо более поспешности и необдуманности, нежели необходимой и достойной великого полководца благоразумной осторожности. Ошибки его, по их мнению, в предприятии против германцев уже были указаны в своем месте выше; в предприятии же против Британии заключались вообще в том, что 1) отправление одного Волусена для собрания сведений о Британии и ее жителях, способ собрания этих сведений Волусеном и самые приобретенные им сведения были крайне недостаточны для первого и такого важного, трудного и опасного предприятия; 2) факт пособия британцев галлам в войне с римлянами – недостоверен и даже подвержен сомнению, а служил Цезарю только предлогом к оправданию его предприятия; 3) Цезарь не принял необходимых и достаточных мер для обеспечения ни своего тыла в Галлии, на берегах океана, ни своей переправы морем в Британию, ни своей высадки на ее берега, ни своего утверждения на них; 4) он посадил свои войска на суда – без тяжестей и запасов продовольствия, не принял мер, чтобы суда с конницей были при нем, не имел запасных судов, ничего не знал – по его словам – о морских ветрах и особенно приливах и отливах у берегов Британии, но вернее – не подумал о том; 5) более причинил вреда неприятелям, нежели пользы себе и своим войскам, и наконец 6) в действиях против британцев и особенно моринов и менапиев, как и против германцев, явил много жестокости, не только бесполезной, но даже вредной для него и притом несправедливой и недостойной его. Словом – оба первые предприятия его против германцев и британцев были и соображены, и исполнены далеко не искусно и не удачно, а потому не имели никаких, ни особенно полезных, ни особенно славных для него результатов, и приносят гораздо более чести его отличным войскам и их начальникам, нежели ему самому, которому подлинно только особенное счастье помогло спастись, а не погибнуть за Рейном в Германии и за морем в Британии.
Пятый год воины в Галлии (54); действия Цезаря в Иллирии и десятый поход его в землях тревиров; одиннадцатый поход его в Британии (2-й)
Зимою Цезарь, по обыкновению, отправился по делам управления в Италию, сделав с большим тщанием перед отъездом все приготовительные распоряжения к вторичной переправе в Британию. Неудача первого предприятия против нее побуждала Цезаря возобновить оное в другой раз, дабы оно не осталось без пользы для Римской республики и, вероятно – еще более для него самого.
Он приказал своим легатам исправить имевшиеся морские суда и построить сколько можно более новых. По приобретен-ному опыту он усовершенствовал образ постройки судов, приказав построить их ниже, но шире, дабы удобнее было нагружать их и иметь на них более тяжестей и лошадей, а также чтобы они могли одинаково ходить и на веслах, и под парусами.
Из Цизальпинской Галлии, где он присутствовал на обычном народном собрании, он отправился в Иллирию, границы которой были разоряемы соседним племенем пирустов. Он приказал городам Иллирии выставить войска, но пирусты прислали послов с просьбой о мире и обещанием вознаградить все убытки. Цезарь потребовал заложников, которые и были присланы в назначенный день.
Устроив дела на общенародном собрании в Иллирии, Цезарь воротился в Северную Италию, а оттуда в Галлию, объехал все зимние квартиры армии и нашел около 600 перевозных и 28 военных морских судов, почти готовых выйти в море. Похвалив усердие войск, он приказал собрать все суда в гавани Иция (Itius, ныне Boulogne sur mer), откуда переезд в Британию был, по узкости пролива, самый удобный. Время, нужное для окончания всех приготовлений, он употребил на поход с 4 легионами и 800 чел. конницы, без тяжестей, против тревиров (где ныне город Трир, Trier, Trèves), не приславших выборных людей в общенародное собрание, отказывавших римлянам в повиновении и призывавших, как было слышно, германцев из-за Рейна.
Цезарь описывает тревиров имевшими, из числа всех племен, наиболее конницы и вообще войск, но разделенными на две враждебные партии. Вождь одной из них, Цингеторикс, явился к Цезарю с уверением в преданности римлянам. Вождь же другой партии, Индуциомар, собрал войско, отослал всех не способных носить оружие и сражаться в леса (ныне арденские) и приготовился к упорному сопротивлению. Но, покинутый своими, он явился к Цезарю с покорностью и заложниками, втайне же ожесточился еще более против римлян, когда Цезарь, собрав старейшин тревиров, поручил им соблюдать выгоды Цингеторикса.
Обеспечив, сколько можно было, спокойствие с этой стороны, Цезарь воротился с войсками к Ицию, где нашел уже собранными весь свой флот (кроме 40 вновь построенных судов, принужденных воротиться в Бельгию) и 4000 чел. галльской конницы, с знатнейшими землевладельцами. Цезарь имел при этом в виду оставить на твердой земле только самых преданных и надежных, а всех других взять с собой, как бы в виде заложников. В числе последних был, между прочими, Думнорикс – один из знатнейших и вместе с тем опаснейших между галлами. Цезарь, зная много нехорошего про него, отказал ему в просьбе оставить его в Галлии. Думнорикс, из злобы за то, тайно подговорил других знатных галлов, под общею клятвой, действовать заодно в пользу общего дела галлов против римлян. Цезарь, узнав это и 25 дней задержанный противными ветрами, сделал все возможное для удержания Думнорикса от его дурных намерений. Но как только войска Цезаря, при благоприятном ветре, сели наконец на суда, Думнорикс бежал со всею конницею своего племени. Цезарь послал за ним в погоню большую часть своей конницы с приказанием схватить его живым или мертвым. Думнорикс вздумал защищаться, но в происшедшей схватке был убит.
Цезарь оставил легата Лабиена с 3 легионами и 2 т. чел. конницы (всего около 17 т. войск) для обеспечения гавани Иция, устройства складов запасов, соблюдения спокойствия в Галлии и действий по обстоятельствам. Когда же все остальные затем войска (5 легионов и 2 т. чел. конницы, всего около 22–27 т. чел.) были посажены на суда, флот, в числе более 800 судов при захождении солнца снялся с якоря и на другое утро пристал к тому самому месту берегов Британии, где Цезарь высадился в предыдущем году. Высадка продолжалась беспрепятственно до полудня, и Цезарь только от пленных узнал, что британцы, при виде многочисленного флота, со страхом бежали от берега моря в горы.
Эта вторая высадка Цезаря отличалась от первой во многих отношениях выгоднее. В первой вскоре оказался недостаток в продовольствии, так как тяжести большею частью остались назади. Во второй, напротив, войска могли некоторое время довольствоваться собственными средствами, доколе Цезарь не принял сообразных с своими видами мер к продовольствованию. Войска, имея при себе тяжести, пользовались большими удобствами; при них была конница, и они были гораздо сильнее числом. Все эти преимущества произошли от опыта предыдущего года.
Цезарь прежде всего избрал выгодное место для лагеря, оставил в последнем, для охранения его и флота, 10 когорт и 300 чел. конницы под начальством К. Атрия и около полуночи двинулся вперед отыскивать неприятеля. Отойдя от берега верст на 25, он открыл британцев. Они двинулись, с своею конницей и военными колесницами, вперед до берега одной реки, дабы препятствовать переходу Цезаря через нее, и с высоты, на которой находились, начали препятствовать переправе римлян и действовать по ним издали метательным оружием, но были опрокинуты римскою конницей и отступили в лежавший позади их лес, где были устроены засеки и укрепленный лагерь. 7-й легион быстро устроил перед ними земляной вал, из-за которого осыпал их стрелами и каменьями, и затем вторгся в укрепления и выбил британцев из них и из леса. Цезарь запретил преследовать их, потому что местность была ему неизвестна, день склонялся уже к вечеру, и остаток его Цезарь хотел употребить на постройку укрепленного лагеря. На другой день, дабы преследовать неприятеля по разным направлениям, он разделил пехоту и конницу на три части и двинул их вперед. Но вскоре затем оп получил от К. Атрия известие, что некоторые суда флота сильною бурей в предыдущую ночь были выброшены на берег и очень повреждены.
Цезарь тотчас собрал все войска и двинулся назад. Он нашел, что действительно 40 судов были приведены в негодность к употреблению, остальные же могли быть исправлены. Все легионные плотники были посланы на работы, другие вытребованы из Галлии, а Лабиену приказано построить сколько можно более новых судов. Затем, дабы не подвергать своего флота вторичной опасности от бури, Цезарь решился, во что бы ни стало и скольких бы трудов и работы это ни стоило, вытащить все суда на берег и оградить их укрепленным лагерем, что и было действительно исполнено в 10 дней и 10 ночей. Затем, оставив для охранения флота и лагеря то же число войск, что и прежде, Цезарь со всеми остальными войсками воротился в прежнее место расположения своего.
Между тем британцы собрали еще более значительные, нежели прежде, силы и считали себя еще более прежнего в состоянии продолжать войну. Общая опасность заставила их избрать в главные предводители одного из знатнейших и богатейших местных владетелей, Кассивелауна, несмотря на то что он прежде беспрестанно воевал с туземными племенами. Вскоре они напали на римлян, пока те были на походе со своею конницей, но римская конница опрокинула ее и преследовала с большим уроном для нее, до лежавших позади нее лесов и гор. Вскоре после того британцы снова появились неожиданно из лесов и опрокинули одну римскую полевую стражу, но высланными Цезарем подкреплениями были обращены в бегство.
Цезарь замечает, что это дело, происходившее в виду целой римской армии, убедило ее в невыгоде тяжелого вооружения, строя и образа действий римской легионной пехоты против таких неприятелей, какими были британцы. Точно так же трудно и опасно было и римской коннице вступать с ними в бой, потому что они часто обращались в бегство только для того, чтоб отвлечь ее от легионов, и потому римская конница всегда могла, как при своем отступлении, так и при преследовании неприятеля, подвергаться поражению. Кроме того британцы сражались всегда не массами, а отдельными частями, с резервами позади, поддерживавшими и подкреплявшими одни других.
Генерал Лоссау {G. L. Lossau: Ideale der Kriegführung, 1 В. 1 Abth. S. 372.} замечает по этому поводу, что совсем невероятно, чтобы Цезарь не мог, по этим причинам, попытаться доставить своим войскам необходимый перевес в бою с британцами, заимствованием от них строя и образа действий, которые могли бы оказать римским войскам действительные выгоды. Поэтому нельзя не сожалеть, прибавляет Лоссау, что Цезарь умалчивает о средствах противодействия, принятых им против британцев, и можно было бы предположить, что он ничего не говорит об этом, потому что составленная из закаленных в боях и боевых трудах воинов и отлично обученная римская пехота вознаграждала ловкостью и искусством недостаток преимуществ ее перед британцами, или же потому, что изменение строя и образа действий во время войны трудно и сомнительно и что начальствующий полководец должен отказаться от мысли об изменении таких боевых движений и действий, к которым войска уже привыкли и имеют доверие. Что же касается римской конницы, говорит Лоссау, то в ближайшем после того деле она оказала такую сметливость, которая могла усилить доверие к ней.
Именно – на следующий день британцы появились перед римским лагерем и, расположась в некотором расстоянии от него, между холмами, по-видимому, в небольшом числе, начали схватываться с римской конницей, хотя и слабее прежнего. Но когда в полдень Цезарь выслал 3 легиона со всею конницей, под начальством легата Требония, на фуражировку, то британцы напали на них со всех сторон. Римские войска бросились на них с решительностью и отбили их; конница же римская, зная, что пехота за нею готова к поддержанию ее, преследовала неприятеля, не допуская его ни останавливаться, ни собираться, и нанесла ему сильный урон. Подкрепления, спешившие со всех сторон к неприятелю, прибыли слишком поздно и при всеобщем бегстве отступили. «С этого времени, – говорит Цезарь, – варвары не пытались более нападать на римлян всеми своими силами».
Угадав их намерения, он двинулся к реке Темзе, чтобы, вторгнуться во владения Кассивелауна. Неприятельское войско стояло по другую сторону реки за деревянным тыном, преградив и реку под водою острым тыном, который нельзя было видеть, но о чем Цезарь узнал от переметчиков. Тогда он приказал коннице переправиться через реку единственным имевшимся на ней бродом, а пехоте следовать за конницей. Пехота имела воды до шеи, но так быстро перешла через реку и с такою стремительностью напала на неприятеля, что последний не мог устоять и обратился в бегство.
Этот переход Цезаря через Темзу, хотя успех и оправдал его, подает, однако, повод к тем же замечаниям, какие были сделаны выше по поводу первой высадки на берега Британии.
После того Кассивелаун распустил свои войска и сохранил только 4 т. человек, которые должны были сражаться в боевых колесницах и наблюдать движения римлян. С этою целью он оставался в некотором отдалении от них, скрывался в лесах и закрытых местах и отсылал жителей и скот в леса, на конницу же римскую, как только она показывалась, нападал со всех сторон. Для этого он употреблял свои боевые колесницы и, зная хорошо все дороги и тропинки, держал римлян в постоянной тревоге, так что конница их под конец не смела более пускаться на разведывание местности и неприятеля.
Между тем племена, обитавшие в нынешних графствах Эссекс и Мидлсекс, просили мира. Цезарь согласился, с условием выдачи 40 заложников и продовольствия для римской армии.
Этому примеру последовали многие соседние племена, и Цезарю недоставало только взятия главного места пребывания Кассивелауна. Он и двинулся к этому городу, окруженному лесами и болотами и в котором укрылась наибольшая часть окрестных жителей с имуществом и скотом. Город этот был не иное что, как огражденное земляным валом и рвом пространство в густом лесу. Цезарь атаковал его в двух местах и взял приступом, после некоторого сопротивления. Жители спаслись с одной свободной стороны его; в преследовании многие из них были взяты в плен или убиты, а в городе захвачено множество скота.
Кассивелаун возбудил жителей нынешнего графства Кент и послал их напасть на приморский лагерь Цезаря. Если бы они имели успех, то Цезарь и его армия в Британии погибли бы. Но, к счастью для них, британцы были отражены от римского лагеря оставленными в нем войсками. Тогда Кассивелаун, понеся столько неудач и потерь и видя многие племена британцев отложившимися от него, а край – разоренным, упал духом и просил мира. Цезарь, решась провести зиму в Галлии и не желая терять времени, так как лето уже было на исходе, потребовал заложников, определил дань, которую британцы должны были ежегодно платить Риму, и запретил Кассивелауну воевать с жителями Эссекса и Мидлссекса и с Мандубрацием, изъявившим покорность и преданность римлянам и которого Цезарь, по этой причине и по просьбе британцев, поставил царем или вождем их.
Как только заложники прибыли, Цезарь повел армию свою к приморскому лагерю и здесь приказал посадить ее на флот двумя отделениями порознь, так как нужно было перевезти много пленных, а некоторые суда были разбиты бурей. Счастье не изменило Цезарю, и при обратном переезде в Галлию ни одно из судов флота его не погибло.
Двеннадцатый Поход Цезаря против Амбиорикса (54)
Первою заботой Цезаря по возвращении к берегам Галлии было сохранение и обеспечение флота. Затем он отправился на общенародное собрание в Самаробриве (Amiens), на р. Самаре (Somme), в землях амбиенов, а армию свою расположил на зимних квартирах, более пространных, нежели прежде, по причине скудного урожая, а именно: один легион с легатом Фабием – в Теруанне (Terouenne), другой легион с легатом Кв. Цицероном – между pp. Скальдис (Шельдой) и Сабис (Самброй), в нынешнем Геннегау, третий легион с легатом Л. Росцием – в землях саиев или эссуев, на р. Олина (ныне Seez на реке Orne в Южной Нормандии), четвертый легион с легатом Лабиеном – в Дурокорторе (Rheims) и окрестностях, три легиона с квестором Крассом и легатами Мунацием Планком и Требонием – между pp. Скальдис (Шельдой) и Мозой (Маасом), в нынешней Бельгии, и наконец вновь учрежденный легион и 5 когорт с легатами Сабином и Коттой – на средней Мозе (Маасе), в окрестностях нынешнего Люттиха, словом – в нынешних Северо-Западной Франции и Южной Бельгии. Сам Цезарь оставался в Галлии до тех пор, пока зимние квартиры армии не были совершенно устроены и надлежащим образом укреплены и обеспечены. В своих записках он замечает, что зимние квартиры легионов (кроме легиона легата Росция) находились недалеко одни от других, на пространстве около 150 рим. миль (около 200 верст) длины. Но в этом должна быть какая-нибудь ошибка, потому что стороны треугольника от Теруанна до Люттиха, Реймса и снова до Теруанна составляют каждая более 190 и даже 210 верст, и таким образом зимние квартиры легионов были слишком отдалены одни от других, для того чтобы, в случае восстания и внезапного нападения галлов, легионы могли вовремя поддерживать друг друга (что и случилось). Почему Цезарь не предусмотрел этого и не расположил легионы по прежнему своему обыкновенно, нельзя объяснить дурною жатвой, потому что можно было учредить склады продовольствия.
Между тем Галлия, особенно Северная, была спокойна только по наружности, на самом же деле ежечасно готова свергнуть с себя римское иго. Не только низшие сословия народа, но в особенности знатнейшие и богатейшие терпели жестокий гнет, и вожди племен чувствовали себя стесненными и униженными в значении и власти своих. Многие обеднели, многие местности были разорены, многим из жителей уже оставалось мало что терять. В отношении к такого рода народам римляне в иные времена были слишком мало снисходительны, чтобы щадить их доставкой продовольствия. Экономическое и финансовое положение занятого неприятельского края вовсе не входило в то время в соображение при дислокации армии в нем. Поэтому должно полагать, что Цезарь не принял в соображение ни расстояний, ни уважительных причин к более сосредоточенному расположению армии, потому, может быть, что надеялся, что ни одно из племен галлов не осмелится восстать, так как это уже многим из них обошлось очень дорого. Но оскорбленное народное чувство и отчаяние брали верх над рассудком. А между тем из записок Цезаря не видно, было ли назначено общее сборное место для нескольких или для всех легионов. {Lossau, 1 В., 1 Abth… S. 379.}
Несмотря на то что Цезарь мог полагать, будто все меры предосторожности были достаточно приняты, случилось одно происшествие, внезапно нарушившее спокойствие очень неприятным образом. Один из знатнейших владетелей племени, обитавшего близ нынешнего Шартра, Тасгеций, был публично убит. Предки его уже были владетелями этой части края, а он сам, по своему значению, храбрости и услугам, оказанным римлянам, был утвержден Цезарем в наследии своих предков. Убиение его не могло остаться без наказания, и Цезарь приказал легату Планку с его легионом идти из Бельгии к нын. Шартру, схватить и прислать к нему убийц.
Но едва прошло после того две недели, как в землях эбуронов (в н. Люттихской области) вожди племен, Амбиорикс и Кативолк, уже возбудили новое восстание. С одной стороны, вследствие измены Амбиорикса, а с другой – непростительных неблагоразумия и малодушия легата Титурия Сабина, отвергнувшего мудрые советы опытных центурионов и трибунов своих и вступившего в переговоры, эбуронам удалось, напав из засады в лесу на легион, бывший на походе, с головы, хвоста и обеих сторон, истребить весь этот легион и убить самого Сабина, после мужественного и отчаянного сопротивления их.
Усиленными переходами прошел затем Амбиорикс через земли адуатуков и нервиев и преувеличением произошедшего и обещаниями увлек их за собою в восстание. Затем с войском, ежедневно возраставшим в силах, он напал на легион легата Цицерона на его зимних квартирах. Тщетно старался Цицерон уведомить Цезаря через гонцов об опасности, в которой находился: все пути были отрезаны, и все гонцы перехвачены. На другой день галлы возобновили нападение и военную хитрость, с таким успехом употребленную против Сабина; но Цицерон оборонялся упорно и решительно отверг всякие переговоры. Галлы окружили лагерь его со всех сторон земляным валом и рвом, дегтярными шарами зажгли шалаши и землянки римлян и со всех сторон пошли на приступ их лагеря. Но римляне оборонялись так мужественно и упорно, что галлы были отбиты с большим для них уроном. Наконец, по преодолении храбрым легионом неимоверных трудов и опасностей, Цицерону удалось известить Цезаря об отчаянном своем положении.
Цезарь немедленно сделал распоряжения к сосредоточению ближайших легионов Красса, Фабия и Лабиена и с двумя из них (числом всего около 7 т. чел. пехоты и 400 чел. конницы) усиленными переходами двинулся в земли нервиев (в нын. Геннегау). Нервии, едва проведав о наступлении Цезаря, сняли осаду Цицеронова лагеря и в числе около 60 т. войск обратились против Цезаря. Преднамеренными, по-видимому робкими мерами он еще более увеличил и без того непомерную самоуверенность их, а когда они, вследствие того стремительно достигли даже самого рва его лагеря и начали засыпать его и взлезать на вал, он внезапно вышел со всеми своими войсками из всех ворот лагеря, опрокинул их и обратил в бегство с огромным для них уроном. Затем он соединился с Цицероновым легионом, в котором едва ли не 10-й человек был ранен, воздал ему достойную хвалу и наградил храбрейших.
Эта решительная победа разом положила конец восстанию и покорила большую часть племен Галлии Цезарю, который, снова расположив легионы на зимние квартиры, сам, против обычая своего, остался с тремя легионами целую зиму в окрестностях Самаробривы (ныне Amiens), дабы немедленно и быстро подавлять всякое новое восстание.
Между тем все племена Северной Галлии были в сильном возбуждении и готовились к новому восстанию. Главный и постоянный возмутитель их, вождь тревиров Индуциомар внезапно напал на легион легата Лабиена, расположенный в землях ремов, соседних с тревирами (близ Рейна). Но Лабиен принял такие разумные меры, что успел опрокинуть и обратить в бегство тревирскую конницу с большим для нее уроном, причем Индуциомар, за голову которого Лабиен назначил высокую цену, был изрублен. Сведав это, собранное уже войско нервиев и эбуронов (близ нн. Sens и Namur) разошлось и остальная зима прошла спокойно.
Рассматривая 5-й год войны Цезаря в Галлии, можно по поводу него сделать следующие замечания:
Все меры Цезаря до и во время 2-й экспедиции в Британию бесспорно заслуживают величайшей похвалы, но, как замечает Наполеон I в своих записках, 2-я экспедиция имела столь же мало положительных результатов, сколько и 1-я: и в той, и в другой Цезарь проник во внутренность страны только на весьма небольшое расстояние от морского берега, и хотя разбил и победил британцев, но воротился в Галлию, не оставив в Британии ни войск, ни каких-либо прочных учреждений и вовсе не покорил Британии Риму, а разве только обеспечил с этой стороны свои действия в Галлии, наказав британцев за содействие их (сомнительное) галлам и взяв с них заложников в том, что они впредь не будут неприязненно действовать против римлян.
По возвращении его в Галлию слишком широкое размещение им своей армии на зимних квартирах в Северной Галлии – средоточии восстаний – было неблагоразумно и неосторожно, не может быть оправдано предлогом к тому – неурожаем и скудостью жатвы и всеми военными писателями признается за большую ошибку, которая имела последствиями – истребление целого легиона Сабина и едва не подобное же истребление легиона Цицерона, и если последний был спасен и предотвращено общее восстание галлов, то единственно последующими мерами и действиями Цезаря, столько же мудрыми и искусными, сколько быстрыми и решительными.
Что касается легата Сабина, то он, перед тем всегда оказывавший опыты мужества и храбрости, соединенных с благоразумною осторожностью, на этот раз непонятным образом сделал весьма грубые ошибки, которые и повели к гибели его самого и его легиона – первому значительному поражению, нанесенному армии Цезаря в Галлии. Главною ошибкою Сабина было то, что он не послушался мудрых советов Котты и частных военачальников – остаться и обороняться в своем лагере, но допустил вовлечь себя в коварные переговоры Амбиорикса с ним, вышел со всеми войсками из своего лагеря на соединение с Лабиеном, на походе туда не принял надлежащих мер предосторожности, попал в засаду и был убит, а легион его истреблен. Ему следовало, как позже сделал Цицерон, стоять и обороняться в своем лагере, назначенном ему Цезарем, но отнюдь не вступать ни в какие переговоры с галлами. Меры, принятые им во время похода, были непростительны и имели следствием внезапное нападение галлов на легион в лесу, из засады, со всех четырех сторон. Вина во всем этом падала преимущественно на Сабина, но также и на Котту, поровну разделявшего с ним начальствование, и особенно на Цезаря, который не вверил одному из них главное начальствование. От этого произошло несогласие между обоими легатами, оказавшее еще более вредные последствия от излишней поспешности Котты и непостижимых неблагоразумия и оплошности Сабина.
Действия же легата Цицерона и его легиона, напротив, заслуживают величайшей похвалы и служат доказательством отличных духа и дисциплины римских войск в это время в армии Цезаря.
Все последующие за тем меры и действия Цезаря, как военные, так и политические, в отношении к галлам, в этом походе вполне искупают предшествовавшие ошибки его в нем и вполне достойны такого великого полководца.
Шестой год войны в Галлии (53); тринадцатый поход Цезаря против тревиров, сеннонов, карнутов и менапиев; поражение Лабиеном тревиров
С наступлением весны 53 года Цезарь произвел значительные наборы войск в Галлии, для пополнены убыли, понесенной его легатами в предыдущем году. Сверх того по его просьбе проконсул Помпей, которого государственные дела удерживали в Риме, прислал Цезарю подкрепления из Цизальпинской Галлии.
Между тем тревиры (около нын. Treves, Trier) употребили зимнее время также на значительные вооружения и склонили нервиев, адуатуков и менапиев (в нынешних землях Геннегау, Намюра и Гельдерна) и соседних германцев к общему с ними восстанию. Кроме того сенноны (Sens) и карнуты (Chartres), не приславшие, несмотря на строгое приказание Цезаря, представителей своих на общенародное собрание в Лютеции (ныне Париж), также готовились к неприязненным против римлян действиям.
Все это побудило Цезаря еще в конце зимы двинуться с 4 легионами в земли тревиров и разорением их принудить это племя, без кровопролития, к покорности.
Не более времени и трудов стоило Цезарю принудить к тому же сеннонов и карнутов. Деятельно и прочно обеспечив спокойствие и безопасность в средине страны и в тылу своем, он мог уже надежно и с большими силами обратиться против Амбиорикса и его союзников – тревиров и прочих. Зная наперед, что Амбиорикс будет постоянно уклоняться от боя с ним в открытом поле, он положил прежде всего напасть на земли менапиев {менапии жили в нынешнем Геннегау (Hainaut), в Бельгии}, союзников эбуронов {эбуроны – в окрестностях Люттиха (Liège)} и Амбиорикса и тем лишить этого последнего убежища в их лесах и болотах. Отослав все тяжести армии, под прикрытием 2 легионов, в лагерь Лабиена, с остальными 5 легионами он быстро и неожиданно вторгнулся 3 колоннами в земли менапиев и разорением их принудил просить мира. Он согласился на мир под условием, чтобы менапии признавали Амбиорикса и его союзников врагами. Оставив в землях менапиев атребата {атребаты – в окрестностях Арраса (Arras)} Коммия с частью конницы, с остальными войсками он обратился против тревиров, угрожавших лагерю Лабиена. Остановившись в расстоянии около 100 верст от него, они ждали прибытия германских вспомогательных войск. Но Лабиен выступил против них с 18 когортами (3 ½ легионами) и конницею, с помощью военной хитрости (притворного отступления и затем обратного нападения) разбил их наголову. Сведав об этом, германцы воротились к себе, а вождем тревиров был назначен Цингеторикс, родовой тревир, который от начала пребыл верен римлянам.
Четырнадцатый поход Цезаря против германцев (2-й); действия против Амбиорикса; осада лагеря Цицерона сикамбрами (53)
Не найдя более врагов в землях тревиров, Цезарь положил перейти через Рейн, наказать германцев и вместе с тем отрезать Амбиориксу отступление в Германию. Через Рейн был построен мост выше того места, где был сооружен первый. Оставив для охранения его и главного города тревиров сильные отряды войск, Цезарь немедленно предпринял движение в земли свевов. Убии {убии – в окрестностях Кельна (Кölln)}, всегда бывшие приязненными к римлянам, уведомили их, что свевы ополчили все свое способное носить оружие население и отступили к отдаленным пределам своих земель (в Гарц), разорив позади лежавшие. Так как длинное пространство от пределов убиев до дремучих лесов свевов, разоренное последними, было совершенною пустыней, то Цезарь, опасаясь недостатка на нем продовольствия для своей армии, положил вернуться обратно за Рейн. Однако, дабы не совсем избавить свевов от страха вторжения в их земли, он приказал только снять несколько пролетов моста близ правого берега Рейна, а на левом построить башню и укрепление и оставил для охранения их и моста Волкация Тулла с 12 когортами.
Затем, в середине лета, он открыл поход против Амбиорикса в землях эбуронов. Минуция Базилия с конницей он послал вперед через Арденский лес, дабы, где и как можно было, внезапным нападением одержать какие-нибудь успехи над неприятелем, а сам обещал следовать с пехотой за конницей.
Базилий проник почти до самого места пребывания Амбиорикса, который лишь с большим трудом успел спастись от преследовавшей его римской конницы.
Тогда Цезарь оставил Цицерона с 14-м легионом для охранения всех тяжестей армии в Атуатуке (ныне Тонгерн), Лабиена с 3 легионами послал в земли менапиев (Брабант и Гельдерн), Требония с 3 же легионами – для разорения земель адуатуков (Намюр), а сам с остальными 3 легионами двинулся против Амбиорикса, собравшего несколько конницы на р. Скальдисе (Шельде), в конце Арденского леса. Он обещал воротиться через 7 дней и к тому же времени, по возможности, приказал Лабиену и Требонию прибыть к Адуатуке.
Между тем эбуроны укрылись в своих лесах и производили из них частые нападения только на отдельных римлян. Цезарь, видя, что их нельзя встретить и победить в открытом поле, пригласил соседние племена свободно грабить земли эбуронов. Вследствие того 2 т. конных сикамбров (германского племени, в нынешней Вестфалии) переправились через Рейн, ниже римского моста, и в числе прочих награбили большую добычу. Один из плененных ими эбуронов предложил им двинуться к лежавшей лишь в трех часах расстояния Адуатуке, где все тяжести и запасы римской армии охранялись только слабым отрядом римских войск. Сикамбры послушались и двинулись к Адуатуке, а здесь между тем Цицерон, не опасаясь никакого нападения в разоренном Цезарем краю, видя, что 7-й день уже прошел, а Цезарь еще не воротился, и нуждаясь в продовольствии, выслал на ближайшие засеянные поля, скосить хлеб, 5 когорт, к которым присоединились нестроевые и выздоровевшие, в надежде на добычу. В это самое время сикамбры внезапно появились с другой стороны – из-за леса перед лагерем Цицерона и привели слабый гарнизон его в ужас (значит – не было принято надлежащих предосторожностей). Сикамбры же, увидав возвращавшиеся с косьбы когорты, обратились против них. Последним, по счастью, удалось, после упорного боя, пробиться, хотя и с уроном, в свой лагерь, иначе войскам Цицерона угрожала бы большая опасность. Сикамбры удалились за Рейн, а вскоре затем прибыл и Цезарь с своими войсками. Он объявил отряду Цицерона строгий выговор за все происшедшее по крайней оплошности, особенно за то, что когорты были высланы на фуражировку. Затем он продолжал свои действия.
После совершенного разорения земель эбуронов и истребления самих жителей, за исключением лишь немногих спасшихся и в том числе самого Амбиорикса, Цезарь, понесший в продолжении этого похода 2 когорты урона (именно в деле при Адуатуке), воротился в Дурокортор (ныне Реймс), в землях ремов. Затем, расположив 6 легионов в землях сеннонов (где ныне Sens, между средней Луарой и Верхней Сеной), 2 в землях тревиров и 2 в землях лингонов (где ныне Langres, на верхней Сене), он отправился в Италию.
Небольшие походы этого года замечательны искусными соображениями и распоряжениями и быстрыми, решительными действиями Цезаря, предупредившими значительное и опасное восстание Амбиорикса, с галльскими и германскими союзниками, в Северо-Восточйой Галлии (ныне Северо-Восточная Франция и Юго-Восточная Бельгия). Хотя это было соединено с разорением и опустошением неприятельских земель, но в тогдашнее время и в тогдашних обстоятельствах, и против такого народа, как галлы, это средство не только не противоречило общепринятым обычаям, но и было одним из действительнейших для устрашения и усмирения галльских племен. Но несчастный случай при Адуатуке, весьма удивительный и редкий в римском войске, падает виною на Цицерона, дотоле всегда распорядительного и храброго, но тут, непостижимым образом, по стечению неблагоприятных обстоятельств, обнаружившего большую нераспорядительность, едва не причинившую еще больших бед.
Седьмой год воины в Галлии (52); всеобщее восстание в Галлии; движение Цезаря из Южной Галлии в Среднюю; действия его и Верцингеторикса
В Цизальпинской Галлии Цезарь узнал об убиении в Риме Клодия и что, вследствие декрета сената, все молодые люди в Италии должны были вооружиться и поступить в войско. Поэтому Цезарь приказал и в Цизальпинской Галлии произвести военный набор.
Слух об этом тотчас распространился в Трансальпинской Галлии и с ним всеобщее мнение, что смуты в Италии удержат в ней Цезаря и что поэтому ему долго будет невозможно возвратиться к своей армии. Галлы не хотели упустить такого благоприятного случая к освобождению своему наконец от римского ига и положили произвести одновременно всеобщее восстание. Вожди их собирались в разных потаенных местах Галлии и прежде всего положили воспрепятствовать возвращению Цезаря к своей армии, что казалось им тем легче выполнить, что ни один легион не мог без его приказания покинуть места своего расположения и что Цезарь не мог доехать до них один, без прикрытия. Затем карнуты изъявили готовность первыми открыть военные действия, а все прочие племена обязались клятвой не покидать их и назначили день всеобщего восстания.
В этот день карнуты, под предводительством двух отчаянных людей, Котуата и Конктодуна, напали на Генабум (Орлеан) и перерезали всех найденных в нем римлян. Слух об этом с быстротою молнии распространился по всей Галлии – и все племена пришли в движение. В то же самое время один из вождей арвернов (ныне овернцы, в Оверни), молодой Верцингеторикс, привлек к себе многих приверженцев своих, и особенно людей простого звания, и приобрел такое громадное влияние, что был провозглашен верховным вождем общенародная ополчения. В короткое время он привлек к союзу с собою сеннонов, лютециев, пиктонов, кадурков, туронов, авлерков, лемовиков, андов и другие приморские племена – словом, все племена, обитавшие в нынешней Франции между p. p. Сеной и Луарой, к западу до океана. Все эти племена признали Верцингеторикса верховным вождем общенародного ополчения, дали ему заложников в верности, обещали ему войск и в известное время – общее поголовное ополчение. Верцингеторикс обратил особенное внимание на сбор многочисленной и хорошей конницы и на введение в свое войско строжайшего воинского порядка. А когда оно стало уже достаточно сильным, он послал часть его с Луктерием в Южную Галлию, к пределам римской Нарбонской провинции (Languedoc и Rouergue), а сам с главными силами двинулся в земли битуригов (Berry, гл. гор. Bourges).
Слух обо всем происходившем в Галлии достиг до Цезаря в то время, когда он узнал, что в Риме уже было восстановлено спокойствие. Поэтому он решился немедленно отправиться в Трансальпинскую Галлию, но при этом был в затруднении, как ему прибыть в свою армию. Придвинуть ее к себе – могло подвергнуть ее поражению по частям, а лично отправиться к ней – подвергало его самого опасности попасть в руки галлов. А между тем Луктерий уже увлек за собою, на сторону арвернов – рутенов, нитобригов и габалов, на границах римской Нарбонской провинции. Тогда Цезарь, видя, что нельзя было долее медлить, принял следующие меры: прибыв лично в Нарбонскую провинцию, он приказал на пределах ее поставить гарнизоны, а части стоявших в этой области войск и приведенным им с собою, новонабранным в Цизальпинской Галлии войскам собраться на границах земель арвернов. Луктерий отступил, а Цезарь перешел, хотя и с большими затруднениями, через Севенские горы, вступил в земли арвернов, произвел внезапное нападение на это племя и выслал вперед, на значительное в ширину протяжение края, всю конницу свою, дабы распространить повсюду страх и ужас. Верцингеторикс, призываемый общим голосом арвернов на помощь, двинулся в их земли с своим войском. Цезарь, ожидавший этого, остановил свою армию и, оставив ее под начальством молодого Брута (сына), сам под достаточным прикрытием двинулся усиленными, переходами к Виенне на р. Родане (ныне Vienne на р. Роне), где нашел вновь набранную и собранную там, по его приказанию, конницу свою. Затем он с всевозможною поспешностью пошел вверх по р. Родану, через земли эдуев или эдуитян и мандубиев (в Бургони), в земли лингонов, к городу Андаматуну (ныне Langres на р. Марне), где нашел стоявшие там зимою 2 легиона. Туда же приказал он прибыть 6 легионам, стоявшим в Агендике (ныне Sens на р. Сене). Чрезвычайная быстрота, с которою он совершил эти превосходные движения и сделал мудрые распоряжения, воспрепятствовала эдуитам и мандубиям произвести какое-нибудь нападение на него. Верцингеторикс же, сведав о движении и распоряжениях Цезаря, отступил в земли битуригов (Berry) и осадил в них город Герговию бойев (Gergovia Bojorum, близ нынешнего гор. Moulins), названную так в отличие от другой Герговии арвернов (Gergoria Arvernorum, ныне гор. Clermont в Оверни). Первую Герговию Цезарь, после боя с гельветами, населил покоренными бойями и передал эдуитам, из коих те и другие пребыли верными римлянам.
Цезарь не мог оставить осады Герговии Верцингеториксом без внимания, не подвергая себя подозрению галлов, что он не хочет защитить верных ему эдуитов и что поэтому никто в Галлии не может полагаться на его защиту. Но, с другой стороны, время года было еще очень раннее, дороги дурны, перевозочные средства недостаточны, и вследствие того у него мог оказаться недостаток в продовольствии, что очень озабочивало его. Но он предпочел лучше подвергнуться этим последним затруднениям, нежели подозрению и нареканию галлов. Вследствие того он оставил 2 легиона и все тяжести армии в Агендике (Sens), приказал эдуитам доставить ему продовольствие и со всеми остальными войсками двинулся к Герговии, дав наперед знать туда, что идет на выручку ее.
На пути туда он обложил город сеннонов, Веллаунодун (Веаune), частью для того, чтобы не оставлять неприятелей в тылу за собой, частью же для устройства в этом городе промежуточного склада продовольствия. В два дня устроена была контрвалационная линия, а на третий город сдался. Цезарь оставил в нем легата Требония и двинулся к Генабуму (Орлеан), подошел к нему совершенно неожиданно и тотчас же занял приречную часть города двумя легионами, дабы жители не могли спастись по р. Нигеру (Луаре). Они действительно пытались исполнить это ночью, но Цезарь тотчас же двинул готовые легионы в городские ворота и овладел городом. В отмщение за избиение в нем перед тем римлян, почти все жители города были истреблены, а город разграблен. Затем Цезарь двинулся далее к Аварику (Бурж). Близ него он осадил город Новиодун (ныне селение Neuvi), но он сдался ему. И в то время, когда римские войска готовились вступить в обладание им и обезоружить жителей его, внезапно явилась перед ним передовая конница Верцингеторикса, который, сведав о движении Цезаря к Герговии, снял осаду ее и двинулся навстречу ему. Жители Новиодуна затворили городские ворота и отказались сдаться. Но Цезарь выслал вперед свою конницу, поддержанную 400 чел. союзной германской конницы, и конница Верцингеторикса была принуждена отступить с большим уроном; жители же Новиодуна пришли в такой страх, что тотчас же сдались.
Осада и взятие Аварика и действия во время и после того
Затем Цезарь решился осадить Аварик (Бурж), значительнейший город битуригов, обещая себе, с взятием его, покорить весь окрестный край.
Тогда Верцингеторикс составил план действий, который приносит большую честь его военным дарованиям. Он положил действовать против Цезаря совершенно иначе, нежели галлы действовали против него до тех пор, а именно – не боем в открытом поле, а разорением и опустошением страны, отрезыванием римлянам подвозов продовольствия и фуража и лишением их способов добывания их, особенно фуража, в котором крайне нуждалась многочисленная конница их. Это должно было вынудить римлян к дальним фуражировкам, во время которых галлы могли разбивать их по частям. Словом, Верцингеторикс, имея сам в тылу за собой нетронутый край, хотел выморить римлян голодом и, избегая боя с ними, разбивать их по частям. Этот план Верцингеторикса, хотя и жестокий в отношении к собственной стране, заслуживает особенного внимания в отношении к противодействию римлянам.
Действительно, он вскоре оказал на них свое влияние. Более 20 городов в землях битуригов и селения в окрестностях Аварика были сожжены. Аварик, по просьбе жителей его, был пощажен, потому что имел выгодное для своей обороны местоположение. Верцингеторикс расположился верстах в 20 от него в укрепленном лагере, ежедневно имел верные сведения о ходе осады, разведывал окрестности, особенно места римских фуражировок, и, где только можно было, нападал на фуражиров.
Аварик был со всех сторон окружен рекою (ныне p. Evres, левый приток Луары) и болотами, между которыми к городу вел только один узкий подступ. Тут Цезарь приказал построить высокое земляное укрепление, прикрытое навесами, и две башни; контрвалационную же линию устроить препятствовало местоположение города. Но в продовольствии и фураже вскоре стал оказываться все больший и больший недостаток, так что войска по нескольким дням оставались без хлеба в зерне. Однако они переносили все лишения с необыкновенными терпением и мужеством и ни разу не роптали. Цезарь предложил им, если лишения слишком тягостны для них, снять осаду. Но все они просили его не делать этого, говоря, что с тех пор как состояли под его начальством, никогда еще не покрывали себя стыдом. С такими войсками чего не мог совершить такой полководец!
Осадные работы производились так скоро, как только было возможно. Между тем получено было известие, что Верцингеторикс приближался к Аварику и с своею конницею и легкою пехотою расположился в засаде близ такого места, мимо которого римские войска должны были идти на фуражировку. Вследствие того Цезарь ночью, в величайшей тишине, двинулся с большею частью армии к лагерю неприятельского войска и поутру подступил к нему. Галлы тотчас отослали свои тяжести назад в лес, а сами выстроились на возвышенной местности, окруженной болотистою лощиной, футов в 50 ширины, на которой сломали мосты, а броды сильно заняли войсками. Цезарь, убедясь, что напасть на них в такой местности нельзя было без большего урона, отступил в свой лагерь – и поступил благоразумно и осторожно. Можно было бы только заметить, что он избавил бы свою армию от напрасного передвижения туда и обратно, если бы предварительно разведал местоположение лагеря галлов лично с конницей, но тогда уже невозможно было бы нечаянное нападение, которое он имел в виду.
По отступлении его Верцингеторикс воротился из своей засады и был встречен всеобщим неудовольствием и даже обвинением в измене за то, что взял с собою всю конницу, приблизился к римлянам, покинул свое войско и подверг его опасности нападения на него. Но он собрал военный совет и так убедительно доказал побудительные причины своих поступков, что возбудил восторг своего войска и восстановил доверие его к нему. Этот случай любопытен тем, что служит к сравнению обоих полководцев и их войск в это время.
Осада города производилась с большими трудами со стороны римлян, а оборона его – с не меньшим искусством со стороны осажденных. Между тем наступили дожди и холодная погода, и осажденные положили бежать из города к войску Верцингеторикса, но, не имея возможности ни взять с собою, ни покинуть жен и детей своих, отказались от своего намерения – на беду свою, потому что вскоре после того Цезарь взял город удачно произведенным приступом и из 40 т. жителей его спаслись не более 800, а все остальные погибли.
Затем Цезарь снабдил свою армию найденным в Аварике продовольствием и хотел с наступлением весны или выманить войско Верцингеторикса из его лесов и болот, либо окружить и обложить его в них. Но эдуиты призвали его к себе для решения возникшего между ними раздора. Пойти к ним, прервав начало своих военных действий, было для Цезаря несвоевременным и опасным, но он решился на это, не желая, чтобы в тылу за ним были смуты, которые могли бы подать повод к вмешательству Верцингеторикса. Поэтому он отправился лично в земли эдуитов и, порешив раздор между ними и обещав им большие награды по окончании войны, потребовал от них всю их конницу и 10 т. чел. пехоты, которые хотел расположить постами (этапами) до своей армии, для обеспечения подвоза к ней продовольствия, что для него было бы очень важно и полезно, если б было исполнено.
Движение Цезаря и Верцингеторикса вдоль р. Элавер к Герговии; осада Герговии и действия во время оной
Воротясь к армии, Цезарь отрядил легата Лабиена с 4 легионами против сеннонов и лютециев, а сам с остальными 6 легионами и конницей двинулся вдоль р. Элавер (Allier) в намерении осадить Герговию арвернов (ныне Clermont). Из записок его не видно, как расположено было в это время войско Верцингеторикса, и потому следует предполагать, что или римская армия обошла правое крыло его, либо войско это ранее перешло через реку Элавер, дабы воспрепятствовать переходу через нее римской армии. Известно только, что оно уничтожило все мосты на ней и следовало по правому берегу ее за движением Цезаря по левому. Оба войска двигались днем и располагались ночью – в виду одно другого, разделяемые только рекой. Цезарь, желая избежать большой потери времени от этого, употребил хитрость: он расположил свою армию на ночь в закрытой лесом местности, прямо против одного сломанного моста. На следующее утро он остался тут в засаде с двумя легионами, а остальные 4, с конницей и тяжестями, послал вперед по левому берегу, взяв, однако, от каждого из этих 4 легионов по 4 когорты и приказав им идти на месте двух оставшихся сзади легионов, дабы галлы не заметили отсутствия их. Но как только римская армия и галлы достаточно удалились, Цезарь приказал поспешно исправить мост, и через несколько часов оба легиона перешли по нем через реку и заняли на правом берегу выгодное для боя местоположение. Затем Цезарь приказал армии воротиться назад к мосту. Галлы были этим так обмануты, что без остановки двинулись прямо к Герговии, не желая быть принужденными к бою. Этот переход Цезаря через реку Элавер был столько же искусно соображен и исполнен, сколько с другой стороны подает повод предполагать, что Верцингеторикс недостаточно тщательно наблюдал за правым берегом реки и позволил обмануть себя.
Цезарь также продолжал свое движение к Герговии и, прибыв к ней на 5-е сутки, обозрел город и местоположение его – на высокой, труднодоступной горе, и решил, что внезапным нападением и открытою силою взять его, в присутствии галльской. армии, было невозможно. Поэтому он прежде всего озаботился об обеспечении продовольствования своей армии. Верцингеторикс же расположил свое войско и на вершине горы, и под стенами города, и ежедневно, на восходе солнца, выезжал с своими военачальниками и с своею конницей, поддержанною стрелками из луков, и завязывал стычки с римскими войсками.
У подошвы горы, на которой был расположен город, находился крутой со всех сторон холм, выгодный для галлов тем, что позволял им удобно добывать воду, хлеб и фураж, и потому занятый их войсками, однако не очень сильно. Для Цезаря было выгодно овладеть этим холмом, чтоб отнять у галлов выгоды обладания им. Поэтому он ночью, в величайшей тишине, двинулся к нему из своего лагеря с двумя легионами, овладел им и соединил его с главным лагерем двойным рвом в 12 футов глубины.
Между тем у эдуитов снова произошли смуты, которые могли иметь опасные для Цезаря последствия, и снова принудили его прервать только что начатые им действия против Герговии и Верцингеторикса.
Один из знатнейших эдуитов, Конвиктонитанис, назначенный Цезарем в верховные вожди этого племени, восстал со своими приверженцами против римлян и отправил 10 т. войск, обещанных Цезарю, под предводительством Литавика, как будто на соединение с Цезарем, действительно же против него, на соединение с Верцингеториксом. На пути отряд Литавика умертвил римлян, следовавших с большим транспортом, и двинулся прямо к Герговии.
Напротив, два другие знатные эдуита, Эпоредорикс и Виридомар, оставшиеся верными Цезарю, привели к нему эдуитскую конницу и объяснили, что эдуиты не причастны к восстанию Конвиктонитаниса. Цезарь, нимало не медля, оставив в лагере перед Герговией легата Фабия с двумя легионами, сам с четырьмя легионами и всею своею конницей быстро двинулся в земли эдуитов. Пройдя около 30–35 верст, он встретил отряд Литавика и преградил ему путь своею конницей.
Отряд Литавика, увидя себя обманутым и в опасности поражения, бросил оружие и просил пощады, а Литавик с своими подручниками бежал в Герговию. Цезарь уведомил эдуитов, что простил их единоплеменников, хотя имел право казнить их, и затем немедленно двинулся назад к Герговии. На полпути туда он получил от Фабия известие, что 2 легиона его были атакованы в их лагере превосходными силами неприятеля, совершенно изнемогли и понесли большой урон и что на следующий день ожидается новое нападение. Цезарь ускорил, сколько можно было, свое движение и прибыл в свой лагерь еще до восхождения солнца; однако галлы не произвели вторичного нападения.
Вскоре из Бибракты (Autun) было получено известие, что Конвиктонитанис и его партия снова произвели беспорядки, умертвили бывших в городе римлян, а других вне оного ограбили. Но прочие власти народные, страшась мести Цезаря, отправили к нему послов с объяснением, что они и большинство народа не участвовали в этих беспорядках, и просили возвратить им выставленные ими войска. За всем тем они начали готовиться к войне, склонять к тому соседственные, племена. Цезарь знал это, однако принял послов благосклонно и отпустил их с такими же обещаниями. Тем не менее положение его в Галлии начинало становиться тревожным и небезопасным, угрожая Цезарю всеобщим со всех сторон нападением. Поэтому он стал помышлять о благовидном отступлении от Герговии, так, чтоб оно не показалось галлам бегством перед ними.
Вскоре ему представился удобный случай к тому. Обозревая меньший лагерь свой, он открыл, что галлы покинули одну высоту, до тех пор сильно занятую ими, и узнал от перебежчиков, что эта высота спереди была не занята, но сзади, ближе к городу, находилось очень узкое пространство, поросшее лесом, и что Верцингеторикс приказал укрепить его, дабы римляне не могли завладеть им и отрезать галлам добывание фуража и воды. На этом Цезарь основал план – сильно угрожать этому пункту, на который галлы опасались нападения, и когда они поспешат на помощь ему, напасть, посредством эскалады, на лагерь их, расположенный на горе.
Видимые распоряжения Цезаря для угрожения первому пункту имели полный успех: галлы двинули к этому пункту главные свои силы и тем совершенно ослабили занятие и оборону сильно укрепленного лагеря своего на горе. Цезарь, как только заметил это, двинул свои войска, скрытно и по частям, из большего своего лагеря в меньший и положительно приказал легатам не заходить слишком далеко вперед, дабы не подвергнуться фланговому нападению. Из описания в записках Цезаря происшедшего вследствие того боя нельзя достаточно объяснить себе, как именно происходило дело, но кажется, что римские войска во время боя действительно не могли двинуться вперед к лагерю галлов, не навлекши на себя флангового нападения со стороны города и галльского войска в одно время.
В самом начале войско Цезаря двинулось против лагеря галлов и без сопротивления овладело им. Цезарь тотчас приказал трубить к отступлению, предполагая, что галлы, поняв цель ложной атаки, примут сообразные с тем меры. По сигналу 10-й легион при Цезаре остановился, но прочие не слыхали сигнала и продолжали идти вперед. Хотя трибуны и центурионы старались остановить и устроить своих людей, но, увлеченные порывом, последние проникли до самых городских стен и ворот, причем, как видно, пришли несколько в беспорядок: передние пытались взлезать на стены, но тщетно, потому что не имели лестниц, задние же все более напирали на них, и в происшедшем вследствие того беспорядке легаты уже не могли исполнить приказания Цезаря.
В Герговии жители пришли в ужас и предались бегству, но галльское войско Верцингеторикса, сначала по частям, потом с превосходными силами, обратилось против атакующих и напало на них во фланг и в тыл. Римские войска, хотя и в не выгодном для боя местоположении, оборонялись с отчаянною храбростью, стараясь пробиться. Цезарь послал им в подкрепление легата Секстия с несколькими когортами из малого лагеря и сам с 10 легионом выдвинулся несколько вперед.
По приказанию Цезаря вспомогательные войска эдуитов, имели назначение наблюдать за находившимися с этой стороны галльскими войсками. Но римские войска в пылу боя приняли их за неприятелей, сочли себя совершенно обойденными и стали отступать с боем, совершили чудеса храбрости и наконец отступили в свой лагерь, под прикрытием 10-го легиона и когорт Секстия, но понесли жестокий урон: 46 центурионов и около 700 воинов! Верцингеторикс не продолжал наступления и отвел свои войска назад в лагерь.
Главною причиною неудачи этого боя было, кажется, то, что легионы при взятии неприятельского лагеря расстроились в рядах и порядке и увлеклись порывом до самых городских стен. Цезарь упрекнул их в этом на другой день, но вместе с тем воздал им должную и справедливую хвалу за их геройскую храбрость и тем еще более возвысил дух в них. Тем не менее цель его – снять осаду – после нанесения неприятелю чувствительного удара не была достигнута, и потому он выступил с целою армией своей из лагеря в открытое поле, вызывая галлов на бой. Но Верцингеторикс не принял его, справедливо предпочитая оставаться в своем лагере под стенами города и будучи уверен, что при этом осада города была невозможна. Вследствие того все ограничилось передовыми конными стычками, в которых успех был на стороне римлян. На следующий день Цезарь снова вывел свою армию в поле, для того – как говорит, – чтобы сбавить у неприятелей спеси и возвысить дух в собственных войсках, и когда галлы снова не приняли боя, то он в виду их, среди дня, предпринял отступление и, не будучи преследуем, в 3 перехода достигнул р. Элавер, восстановил мост на ней и перешел на другой берег.
Восстание эдуитов и всех галлов; действия Цезаря, Лабиена и легата Л. Цезаря; меры Верцингеторикса и движение его навстречу Цезарю, а Цезаря, после боя, за ним к Алезии
Между тем эдуиты, к которым Цезарь был так благосклонен и снисходителен, окончательно и решительно изменили ему, в Новиодуне (Nevers), где были Цезаревы склады, умертвили всех римлян, разграбили все денежные кассы и часть обоза и имущества самого Цезаря, отняли прибывшие из Италии и Испании ремонты лошадей, наконец сожгли самый город, начали собирать войска и старались отрезывать римлянам подвозы продовольствия.
Цезарь, узнав об этом и говоря, что покрыл бы себя стыдом, если б отступил в римскую Нарбонскую область, двинулся усиленными переходами к р. Лигеру (Луаре), чтобы перейти через нее прежде, нежели эдуиты успели бы собрать войска. При этом он имел в виду также не предоставлять легата Лабиена с его легионами собственной его судьбе, но соединиться с ним и действовать так, чтобы восстание галлов дорого обошлось им. Этот план был вполне достоин его!
Следуя днем и ночью, он прибыл совершенно неожиданно для Галлов к р. Лигеру, перешел через нее вброд, снабдил армию зерновым хлебом и скотом и быстро двинулся прямо к Агендику (Sens), в землях сеннонов. Страх его имени предшествовал его движению и без боя нанес удар восстанию галлов в краю, через который проходил Цезарь.
Между тем Лабиен с своими легионами двинулся к Лютеции (ныне Париж), на пути оставив часть войск в Агендике для прикрытия этого города и оставленных в нем тяжестей, складов и прибывших из Италии новобранцев. Начальствовавший галльскими войсками в Лютеции (состоявшей тогда лишь из части нынешнего Парижа, на острове между двумя рукавами Сены) не впустил Лабиена в город и решился обороняться в нем. Лабиен, предвидя трудность осады, двинулся вверх по правому берегу р. Секваны (Сены) к городу Мелодуну (ныне Melun), завладел им, перешел через реку, восстановил мост по другую сторону города и вниз по левому берегу двинулся к Лютеции. Устрашенные жители этого города сожгли его, отступили на правый берег и разрушили мосты за собой. Лабиен, получая со всех сторон самые преувеличенные известия о всеобщем восстании галлов и крайнем положении римских войск, справедливо рассудил, что в этих обстоятельствах вопрос состоял не в том, чтобы наносить галлам поражения и делать завоевания, но в том, чтобы сохранить свой отряд и привести его обратно в Агендик – в целости. С этою целью он сделал ложные приготовления к переходу через реку Секвану выше Лютеции, ночью же переправился ниже, опрокинул многие галльские отряды и наконец разбил их с большим для них уроном. Затем он беспрепятственно дошел до Агендика и вскоре соединился в нем с Цезарем. Все эти действия Лабиена изобличают в нем опытного и искусного военачальника и заслуживают полной и справедливой похвалы.
Между тем эдуиты, прежде столь преданные римлянам, теперь сделались главными врагами их и пригласили Верцингеторикса и вождей всех галльских племен на общенародное собрание в Бибракте (ныне Autun). Здесь, где не было представителей только от лингонов (Лангр) и ремов (Реймс), верных римлянам, и от тревиров (Трир), занятых войною с германцами, Верцингеторикс был провозглашен верховным военным вождем всех галлов (к крайнему неудовольствию эдуитов, которые желали этой чести для одного из своих одноплеменников). Верцингеторикс потребовал от галлов заложников, 15 т. чел. конницы и предания полей и жилищ огню, от эдуитов – 10 т. чел. пехоты, которых с 800 чел. конницы послал напасть на аллоброгов (в Савойе и Дофинэ), обещая им независимость, если они восстанут; наконец арвернам (Auvergne) и соседним габалам приказал опустошить южную часть Галлии (Rouergue, Quercy и Bas-Languedoc).
Аллоброги обороняли по силам р. Родан (Рону) и преградили вход в свои земли. В них находилось всего только 22 когорты вновь набранных римских войск, под начальством легата Л. Цезаря. Слабость этих сил и угрожавшая опасность побудили этого легата обратиться за помощью к зарейнским германцам, от которых он и получил несколько плохой конницы и легкой пехоты. Он находился в весьма трудном и опасном положении, окруженный со всех сторон превосходными силами галлов и отрезанный не только от Италии, но даже и от римской Нарбонской области. Однако он умел, сколько и как мог, держать себя и действовать так, чтобы в этом отчаянном положении никогда и нигде не подвергать себя поражению, что принесло ему много чести.
Между тем Верцингеторикс, весьма значительно усилившись и узнав, что Цезарь намерен от Агендика идти через земли лингонов (Langres) и секванов (Franche-Comté) к югу, положил преградить ему путь туда и двинулся навстречу ему, разделив свое войско на три части или большие отряды: фланговые должны были напасть на Цезаря с флангов, а средний – с фронта. Цезарь также разделил свою конницу на 3 части и двинул ее против галльской конницы, а всю пехоту остановил на месте и расположил между нею все тяжести и повозки.
Пехота римская поддерживала римскую конницу, где только последняя была теснима, до тех пор пока германская конница на правом фланге римлян не опрокинула с одной высоты галльскую конницу и не преследовала ее до берегов реки, где Верцингеторикс стоял с своей пехотой в развернутом боевом порядке. Остальная галльская конница, опасаясь быть охваченной и окруженной, обратилась в бегство и в преследовании римскою конницею понесла большой урон. Верцингеторикс, увидав бегство и поражение своей конницы, отступил в свой лагерь, а из него тотчас двинулся со всеми тяжестями к городу Алезии (ныне Mont Auxois, в департаменте Сôte-dʼOr, между pp. верхними Сеной и Ионной, см. ниже). Цезарь, поставив все свои тяжести и повозки, под прикрытием двух легионов, на одну ближнюю высоту, преследовал галлов до вечера, взял около 3 т. их в плен и на другой день расположился лагерем и против Алезии. Он немедленно обозрел местность и город и приказал устраивать контрвалационную линию. К этому он прибавляет в своих записках, что поражение галльской конницы, которую галлы считали главным родом войск своих, видимо, произвело сильный упадок духа в их войске.
Из комментариев Цезаря не видно, где именно произошел упомянутый выше бой и какая это была река. Затем вообще можно заметить, что Верцингеторикс неблагоразумно отступил от принятого им прежде намерения не вступать с армией Цезаря в бой в открытом поле. Решиться на это с неустроенным, хотя и храбрым народным ополчением галлов против римской армии, правильно и отлично устроенной, привыкшей к маневрированию, закаленной в боях и предводимой таким полководцем, как Цезарь, было крайне неблагоразумно. Цезарь же, с своей стороны, проявил в этом случае высокие свои военные дарования, находчивость и решимость действовать сообразно с главною своею целью, обстоятельствами и средствами. Главною целью его было приблизиться к римской Нарбонской области и отвлечь от нее значительные силы галлов. Встретив на пути туда превосходное в силах галльское войско, он не помыслил ни об отступлении, которое могло погубить все его дело в Галлии, ни об остановке на месте принятия оборонительного боя, что также было несогласно с его личным характером, ни с достоинством и значением римской армии, но на предлагаемый ему наступательный бой немедленно отвечал таким же наступательным и искусными распоряжениями своими и распределением и действием своих войск – конницы, поддерживаемой пехотой, – опрокинул галльскую многочисленную конницу, тем принудил Верцингеторикса отступить и, преследуя его усиленно, нанес ему урон и в людях, и нравственный, соответствовавший полной победе.
Осада Алезии; сражение при ней, взятие ее и конец похода. Замечания
Осада Цезарем Алезии есть такое мастерское дело древней полиорцетики и в таком ярком свете выставляет при этом превосходство римских войск и особенно высоких военных дарований Цезаря, что заслуживает несколько подробного и обстоятельного описания.
Алезиа (Alesia, ныне Mont Auxois, близ Sainte-Reine, к с.-з. от Flavigny и к с.-в. от Sémur, в департаменте Сôte-d'Or) была расположена на вершине отдельной, высокой горы или овальной плоской возвышенности, между двумя речками (ныне Oze и Ozerain), обтекавшими гору с севера и юга и впадавшими невдалеке на западе в третью речку (ныне Brenne). Местность впереди Алезии, к западу, образовала равнину, длиною около 3 т. шагов (геометрических), а с остальных трех сторон была окружена горами, одинаковой вышины с тою, на которой был расположен город, и пересеченными несколькими глубокими лощинами (ныне с севера – между селениями Menestreux-le-Pitois и Bussy-le-Grand, с востока – Mont Pévenelle и близ сел. Darcey, а с юга – Mont Druaux, близ Flavigny).
Цезарь, обозрев местность и расположение Алезии и войска Верцингеторикса, нашел, что расположение последнего было неприступно, но не признал невозможным запереть его на горе, окружив укрепленными линиями, и принудить его либо удалиться вовремя, либо подвергнуться всем последствиям неизбежного голода. Армия Цезаря состояла из 10 легионов (около 50 т. чел.), набранной у германцев конницы (по Аппиану Александрийскому – 10 т. чел.) и вспомогательных галльских войск, а всего от 60 до 70 т. чел. У Верцингеторикса же было, по показаниям историков, до 80 т. чел. войск. Наполеон I сомневается в этом, потому что Алезия была городок небольшой и кроме войск вмещала в себе также и своих постоянных жителей. Во всяком случае, по сказанию истории, Цезарь с 60 т. войск решился обложить в Алезии Верцингеторикса с 80 т. войск – пример, неслыханный в военной истории и в истории осад, так как известно, что осаждающий, для успеха осады крепости, должен быть по крайней мере вдвое сильнее осажденного. Но эта-то несоразмерность сил и возвышает еще более смелую решимость Цезаря, которого высокое искусство в исполнении имело решительные успех и влияние в отношении не только к судьбе Алезии, Верцингеторикса и галльских войск, но и целой Галлии.
Прежде всего Цезарь занял окружающие Алезию горы с севера, востока и юга несколькими легионами в отдельных укрепленных лагерях. В то же время он назначил направление контрвалациояной линии вокруг горы, на которой была расположена Алезия, и места 23 четвероугольных высоких земляных укреплений.
Едва были начаты эти работы, как Верцингеторикс двинулся с своею конницей на западную равнину. Тут произошел весьма упорный бой между галльскою и римско-германскою конницами: последняя отразила и опрокинула первую в беспорядке и с уроном.
Когда высокие укрепления были построены, Цезарь приказал соединить их, сообразно с местностью, сильно укрепленными линиями. Но это было сопряжено с огромными затруднениями и трудами: почва была очень неудобна для земляных работ и, сверх того, пересечена высотами и лощинами на весьма большом пространстве, а именно – более 11 т. шагов (геометрических, около 7 ½ верст) в окружности. Пока войска производили работы, часть их должна была постоянно оставаться под оружием для противодействия галлам, расположенным под стенами города. Наконец, много труда и времени потребовалось также для сбора в окрестностях материалов, нужных для работ.
Верцингеторикс, видевший с вершины горы работы Цезаря и понявший цель их, не отважился однако еще вовремя отступить с своим войском из-под стен Алезии, дабы не быть разбитым на походе, а решился оставаться при Алезии, соотечественников же своих побудить к скорейшей помощи ему. Для этого он отослал свою конницу, содержать которую для него было очень трудно, и поручил ей представить племенам Галлии необходимость как можно скорее освободить его от обложения, потому что продовольствия у него было не более как на 30 суток. Так как римские линии не были еще вполне довершены, то галльская конница, в числе 15 т. чел., и успела спастись без труда. Верцингеторикс же с оставшеюся пехотой покинул свой лагерь и заперся в городе. Наполеон I и это также находит очень трудным и сомнительным, так как у Верцингеторикса все еще оставалось около 65 т. войск, сверх жителей Алезии.
Цезарь, узнав от пленных и перебежчиков о намерениях Верцингеторикса, убедился в трудности своего предприятия и в необходимости вследствие того еще значительно усилить свои укрепленные линии. Для этого он приказал вырыть в 400 футах (геометрических) впереди них глубокий ров, в 20 футов глубины и ширины, с отвесными боками, а вынутая земля образовала вал для защиты войск от метательного оружия. В 400 футах позади этого передового рва находилась контрвалационная линия, с двумя параллельными рвами в 15 футов глубины и ширины. Из них внутренний ров был наполнен водою, проведенною из двух речек, обтекавших Алезию. За ним был устроен вал в 12 футов вышины, с парапетом, амбразурами и древесными стволами и ветвями, утвержденными на гребне вала. Вал был фланкируем высокими укреплениями, построенными на расстоянии 80 футов одно от другого.
В то же время Цезарь приказал устроить точно таким же образом, и циркумвалационную линию, в окружности не менее 14 т. футов, для предохранения себя от нападения галлов со стороны поля.
Но и все это Цезарь признал еще недостаточным и, для крайнего затруднения подступов к линиям, изобрел тройную преграду. Он приказал: во-первых, впереди каждой линии устроить ров в 9 футов глубины, с тыном из заостренных древесных стволов, укрепленных на дне рва; во-вторых, впереди этого рва устроить волчьи ямы в 8 рядов, в шахматном порядке, на 3 фута расстояния одну от другой, с толстыми заостренными бревнами на дне, прикрытыми сверху травой и хворостом, и наконец, в-третих, впереди волчьих ям рассеять во множестве, по всей местности, железные крючья, прикрепленные к врытым в землю толстым кольям (шострапы).
Труднодоступные высоты и лощины вокруг Алезии, по направлению линий, чрезвычайно затрудняли работы. Однако, несмотря на это и на громадность работ, протяжение их в длину и ширину (контрвалационная линия имела в окружности около 7 ½, а циркумвалационная – около 9 ½ верст) и количество употребленных материалов (в ближайших лесах недостало дерева, и нужно было добывать его все далее и далее), Цезарь говорит, что успел совершенно обложить Алезию и обеспечить самого себя со стороны поля, трудами 60 или 70 т. войск – в течение около 40 дней! Он имел такое доверие к своим легионам, что мог бы с ними – как часто говаривал – перевернуть небо! В Риме работы его вокруг Алезии возбудили такой восторг, что там говорили, что смертный человек едва ли отважился бы предпринять их, но только одно божество могло совершить оные!
Между тем галлы собрали до 240 т. чел. пехоты и 8 т. чел. конницы, под предводительством 4 избранных вождей, но, как ни спешили, не могли прибыть к назначенному Верцингеториксом сроку (до истечения 30 дней), что привело осажденных в совершенное отчаяние. Нуждаясь в продовольствии, они обдумывали уже самые отчаянные предприятия и выслали из города всех лишних и бесполезных людей, но Цезарь не пропустил их.
Наконец, только через 6 недель (42 суток) после выхода конницы, вспомогательное галльское войско явилось в виду Алезии и заняло высоты с юго-западной стороны (близ нынешнего селения Mussy-la-Fosse), в расстоянии 4 т. футов от римской циркумвалационной линии. Цезарь называет эти высоты Collis exterior (внешние высоты, в отличие от внутренних, занятых римскими линиями). На другой день вся галльская конница, поддержанная стрелками, легкими войсками и позади их всею пехотой, двинулась на западную равнину между двумя речками. Цезарь, приняв все нужные меры для обороны этой части линий, двинул всю свою конницу против галльской. Произошел упорнейший бой, продолжавшийся от полудня до вечера, без особенного успеха с той и с другой стороны. Но наконец, германская конница общим, дружным ударом сломила и опрокинула галльскую. Однако галлы не лишились бодрости и всю ночь готовились к решительному приступу к той части циркумвалационной линии, которая была обращена к западной равнине: приготовляли лестницы, фашины, косы и крючья для срывания тына и т. п. и еще до рассвета двинулись на приступ. В то же время и Верцингеторикс произвел вылазку против частей контрвалационной линии, расположенных в лощинах. Но тщетны были все усилия галлов с той и с другой стороны, и с восходом солнца галлы с обеих сторон отступили.
Только тогда внешние галлы догадались, что они напали на самую сильную часть римских линий, и послали знающих людей обозреть всю окружность этих линий. К северу от Алезии они нашли высокий холм, на вершине которого римские войска не могли провести циркумвалационную линию и были вынуждены расположить ее на легком скате этого холма (между Menestreux-le-Pitois и Bussy-le-Grand), так что вершина холма значительно господствовала над нею и весьма способствовала нападению на нее. Вследствие того в следующую же ночь для этого отправлены были 60 т. галльских войск, под предводительством одного из 4 вождей, Вергасиллауна. Последний, при восходе солнца, предпринял решительное нападение, и в то же время главные силы галлов развернулись в боевом порядке на равнине против западной части римских линий, а Верцингеторикс произвел сильную вылазку из города и стремительно напал на римские линии, левее Вергасиллауна, с северной стороны.
Самое сильное нападение было произведено со стороны Вергасиллауна, и не без успеха, так что римские войска (легионы Антистия и Каниния) начинали уже уступать превосходству сил. Цезарь послал им в подкрепление Лабиена с 6 когортами и приказанием сделать вылазку, если б он не был в состоянии ограничиться обороной, а против Верцингеторикса послал Брута (сына) с 6 и легата Фабия с 7 когортами, и сам двинулся за ними с другими подкреплениями и едва успел поддержать бой, так сильно напирали и упорно сражались галлы Верцингеторикса. Отсюда он обратился на подкрепление Лабиена, с большим трудом удерживавшегося против Вергасиллауна, и приказал большей части своей конницы выйти из линий и напасть на атакующих галлов Вергасиллауна с тыла. Между тем и Лабиен успел притянуть к себе слева – из линий на равнине, против которых главные силы галлов стояли в бездействии и не предпринимали ничего, – 38 когорт. Присоединив их к себе, Лабиен произвел вылазку одновременно с конницей. Произошел упорнейший бой, который римская конница решила в пользу римлян, нападением на галлов с тыла. Тогда Цезарь обратился со всеми силами против Верцингеторикса. Последний совершил чудеса храбрости, но, видя отражение Вергасиллауна и бездействие главных сил, был вынужден отступить и, собрав свои войска, объявил, что они могут выдать его лично, если хотят сдаться на выгодных условиях. И они сдались, но были проданы в рабство, а Верцингеторикс взят в плен и впоследствии; в большом триумфе Цезаря в Риме следовал за его победной колесницей (что поставляют в упрек Цезарю, не почтившему в лице Верцингеторикса героя, хотя и несчастливого).
Так кончилась эта знаменитая осада Алезии, в которой высокое искусство Цезаря и необычайные доблести римских войск – с одной стороны, и бездействие главных сил галльского вспомогательного войска, в самую решительную минуту, несмотря на необыкновенные подвиги мужества и храбрости, оказанные Вергасиллауном, Верцингеториксом и их войсками, – с другой стороны, решили судьбу не одной только Алезии и осады ее, но и целой Галлии и войны в ней. Осада Алезии окончательно сломила сопротивление галлов, и хотя они после того пытались еще производить частные восстания, но главная сила их уже была сокрушена, уничтожена – и через год Галлия вполне покорилась римлянам.
Рассматривая вообще военные действия в Галлии в этом, 7-м году войны в ней, нельзя не заметить, что никогда в целую эту войну, галлы не проявили такого необыкновенного напряжения сил. В месяц времени они собрали с 40 племен, из числа всех 85, обитавших в Галлии, 240 т. войск, которые, с 80 т. обложенными в Алезии, составляли 320 т. чел., против 60 т. войск Цезаря! И положительно можно сказать, что только одни отличные качества и доблести Цезаревых войск, и особенно высокие дарования и искусство его самого, а с другой стороны – недостаток согласия и умелости галлов, спасли Цезаря и его армию от величайшей опасности. Как ни отлично были устроены им укрепленные линии, но если бы главные силы галлов произвели решительное нападение на них с запада, одновременно с нападением Вергасиллауна с северо-запада и Верцингеторикса с севера, то положение Цезаря и его армии могло бы быть весьма опасным, и из осаждавшего он мог бы сам обратиться в осажденного. Но, в конце концов. необыкновенное искусство его и мужество его войск одолели превосходную числом и храбрую, но дурно устроенную и управляемую вооруженную силу галлов – и повели к громадным военным и политическим результатам, как увидим ниже.
По этой причине вообще этот 7-й год войны Цезаря в Галлии есть важнейщий и замечательнейший из всех восьми, во всех отношениях, и стратегическому, и тактическом, и полиорцетическом. Особенно замечательны по искусству соображения и исполнения: 1) движение Цезаря из нарбонской области чрез Севенские горы к границам земель арвернов и оттуда лично в земли лингонов, где он сосредоточил свои войска на фланге и в тылу Верцингеторикса; 2) движение его от Агендика к Веллаунодуну, Генабу, Новиодуну и Аварику, который осадил и взял; 3) движение его от него по р. Элавер к Герговии, которую осадил, а по снятии осады ее – обратно через реку Элавер и р. Лигер в земли эдуитов и сеннонов и к Агендику, близ которого соединился с Лабиеном; 4) движение его чрез земли лингонов в земли секванов, для сближения с Нарбонскою областью, и по разбитии Верцингеторикса, преградившего ему путь и отступившего к Алезии, – к этому городу, который осадил, взял и тем положил конец походу и, можно сказать, всей войне в Галлии. Все эти 4 движения и действия вовремя их одинаково замечательны высоким искусством соображений и исполнения.
Верцингеторикс был в этом году достойным противником Цезаря и изобличил замечательные военные дарования, соединенные с качествами храброго воина и искусного полководца. Особенно замечателен план его избегать боя с Цезарем в поле и выморить римскую армию голодом, опустошая край. Но затем он сделал важную ошибку, отступив от этого плана и отважившись на открытый бой с Цезарем, а быв разбит в нем, позволил осадить и взять в плен себя в Алезии. Галлы проявили в этом году чрезвычайное напряжение сил, выставив более 300 т. войск, против 60 т. чел. римских, но, при всем своем нравственном возбуждении и одушевлении, не обладая хорошим военным устройством и тактическим образованием и, главное, не имея надлежащих между собою единства и согласия, не могли одолеть 60 т. отличного римского войска, храброго, превосходно устроенного, опытного, закаленного в трудах и боях и предводимого таким великим полководцем, как Цезарь, и принуждены были покориться. Таким образом превосходство отлично устроенного, хотя и слабейшего числом, римского войска и высокое искусство его полководца вполне восторжествовали над неустроенным, хотя и превосходным в силах, храбрым и предводимым искусным вождем, народным ополчением, словом – искусство вполне восторжествовало над простою, грубою силою.
По взятии Алезии Цезарем все восставшие галльские племена снова покорились ему, и он расположил свою армию на зимних квартирах. Лабиена с 2 легионами и всею конницею он послал в земли секванов (Franche-Comté), на востоке, Фабия и Минуция Базилия с 2 легионами – в земли ремов (Rheims), на северо-востоке, Антистия Регина с 1 легионом – в земли эдуитов и бойев (Nivernais), Секстия с 1 легионом – в земли битуригов (Berry), тех и других – в средине Галлии, Каниния с 1 легионом – в земли на нижней Гарумне (ныне Гаронна, в Rоuеrgue), на юго-западе, а Цицерона и Сульпиция, для сбора продовольствия, первого – в Кабиллон (Chalons-sur-Sаône), а второго – в Матиско (Macon), на р. Арар (Саоне). Таким образом он расположил главные свои силы на востоке, северо-востоке и в средине Галлии, а часть сил (1 легион) – на юго-западе; сам же лично расположился в Бибракте (Autun).
Восьмой и последний год войны в Галлии (51); новое восстание галлов; действия Цезаря против битуригов, карнутов и белловаков
Цезарь желал и надеялся дать своей армии необходимый ей отдых на зимних квартирах, после перенесенных ею в 52 г. трудов. Но в начале зимы он узнал, что галлы замышляли новое восстание, только на других, нежели в 52 г. основаниях. Именно – они полагали, что если бы общие, соединенные силы их и не были в состоянии сопротивляться Цезарю, то армия его во всяком случае была бы поставлена в большое затруднение, если бы война вспыхнула снова в нескольких различных местах Галлии в одно время, что не позволило бы Цезарю иметь достаточно ни времени, ни войск, ни взаимной связи между ними, для того чтобы везде одолеть галлов. При этом последние надеялись, что ни одно из их племен не откажется от необходимых жертв для восстановления своей прежней независимости. Такого рода план галлов мог бы быть очень опасным для Цезаря и его армии, если бы между галлами были единство, согласие и искусный предводитель, такой, например, каким был Верцингеторикс. Но как ни того, ни другого, ни третьего не было, то план галлов мог только кончиться неудачей, к большему еще вреду для них. Притом, пока они еще только замышляли это и готовились к тому, Цезарь, узнав об этом, немедленно решился быстро предупредить исполнение ими своих замыслов. Поручив своему квестору М. Антонию охранение зимних квартир, он быстро двинулся в последний день 52 года с конницей из Бибракты (Autun) в земли битуригов (Berry), где был расположен 12-й легион. Притянув к себе ближайший 11-й легион и оставив 2 когорты для охранения тут зимних квартир, он быстро двинулся внутрь земель битуригов, запретив своей передовой коннице жечь жилища жителей, как для того, чтобы этим расположить последних к себе, так и для того, чтобы самому себе не затруднить способов продовольствования в краю. Вступление его в земли битуригов было так внезапно и неожиданно, что битуриги, вовсе не готовые еще к восстанию, и не помышляли о сопротивлении, а искали только спасения в бегстве. Но Цезарева конница, рассеясь по всему краю, часть бежавших перехватила, а другой отрезала все пути в земли соседних племен. Таким образом, без боя и кровопролития, Цезарь защитил и поддержал приверженцев римлян, а на противников последних навел такой страх, что они покорились ему, выдали заложников и встретили со стороны Цезаря великодушное и кроткое обращение с ними. Это так подействовало на все соседственные племена (бойев, эдуитов, мандубиев и др.), что и они последовали примеру битуригов и все было кончено в самое короткое время.
Затем Цезарь выдал своим войскам чрезвычайные денежные награды (по 200 сестерциев или около 15 рублей, каждому рядовому воину и по 2000 сестерциев или около 150 рублей, каждому центуриону), за необыкновенные усилия и труды их в предыдущие осень и зиму, и распустил их по квартирам, а сам возвратился в Бибракту на 40-й день по выступлении из нее.
Но уже 18 дней спустя (в конце февраля 51 года) битуриги прислали к нему просить его помощи против карнутов (Chartres). Немедленно притянув к себе 6-й и 14-й легионы Цицерона и Сульпиция из Кабиллона (Chalons) и Матиско (Macon) на р. Арар (Sаone) в землях секванов, он двинулся с ними в земли карнутов. Последние бежали из своих городов и селений и с большим трудом искали, чем прокормиться в это еще суровое время года. Расположив свою тяжелую пехоту в Генабуме (Orleаns), Цезарь приказал легкой пехоте и коннице пройти чрез земли карнутов по всем направлениям и, так как они нигде не встретили сопротивления, то оставил оба легиона, под начальством легата Требония, в землях карнутов, а сам отправился в Дурокортор (Rheims), в землях ремов. Причиною этого было то, что он получил отсюда известия о сборе белловаками (Beauvais в Beauvoisis, к с.-з. от Парижа), одним из храбрейших племен, вместе с их соседями, ополчения под предводительством белловака Коррея и атребата (Arras) Коммия, с целью нападения на союзное с ремами племя суэссонов (Soissons). Так как ремы были союзниками римлян и оказали им большие услуги, то Цезарь счел долгом поспешить на их защиту. Вторично притянув к себе 11-й легион, а также один из легионов Лабиена, он двинулся с ними к границам земель белловаков, а легату Фабию с его двумя легионами приказал идти к границам земель суэссонов. Остановившись на границах земель белловаков, он послал в эти земли свою конницу для разведания и узнал от нее, что белловаки, покинув все свои жилища и оставив в них только не способных сражаться людей для наблюдения за римлянами, сами, со всеми соседними племенами, в составе общего союзного ополчения из всех способных сражаться людей, расположились на одной горе, окруженной болотами, а тяжести свои скрыли в ближайших лесах. Кроме того Цезарь узнал, что союзные галлы имели многих вождей, возбудивших их к восстанию, но что из них Коррей был главным, а Коммий отправился за вспомогательными войсками германцев, и наконец, что вожди галлов единогласно положили: в случае если у Цезаря было, как они полагали, только 3 легиона, то вступить с ним в бой, если же более 3 легионов, то оставаться в своем лагере и отрезать Цезарю все способы добывания продовольствия и фуража, которые без того в это время года ему очень трудно было добывать. Из всех этих сведений Цезарь заключил, что восставшие галлы составили очень разумный и с их положением сообразный план действий. Поэтому он положил на нем самом основать собственные свои действия и, выдвинув вперед только 3 из своих 4 легионов, тем побудить галлов к нападению на него. Вследствие того он двинул вперед 7-й, 8-й и 9-й легионы, составленные из старых и опытных войск и на которые он мог вполне положиться, за ними – все тяжести, а за тяжестями в самом хвосте – 11-й легион, составленный из отборных молодых воинов. Всем старшим частным начальникам войск он сообщил и объяснил свои намерения и дал согласно с тем приказания.
Галлы, не ожидавшие его наступления, взялись за оружие, но не вышли из своего лагеря. Цезарь же, найдя его очень выгодно и сильно расположенным, стал против него также в весьма сильно укрепленном лагере, с валом в 12 футов вышины, двумя рвами в 15 футов ширины и глубины и с многими 3-ярусными башнями, которые соединялись мостами и крытыми ходами. Устройством таких сильных укреплений он имел целью показать галлам вид, будто очень озабочен обеспечением себя, но вместе с тем и действительно усилить свою небольшую армию против превосходного числом и силой неприятеля и надежнее производить около лагеря фуражировки.
В таком расположении обе стороны оставались несколько времени, ведя с переменным успехом малую войну между обоими лагерями. Успехи, приобретенные галлами как при этом, так особенно против римских фуражиров и прикрывавшей их галльской союзной конницы, и прибытие Коммия с 500 чел. германской конницы – все это возбудило в галлах чувство гордости и уверенности в успехе, но не надолго. Цезарь, видя, что ему нельзя было ни атаковать, ни обложить галлов в их лагере, приказал легату Требонию присоединить к себе 13-й легион легата Секстия и с тремя легионами, усиленными переходами присоединиться к нему, Цезарю. А между тем, в одном из ежедневных частных дел с обеих сторон отряд германской пехоты, вызванной Цезарем из-за Рейна, имел смелость перейти вброд через болото и преследовать галлов до самого их лагеря, а это произвело во всех галлах чувство беспокойства и страха. Вскоре затем весть о приближении Требония с его легионами еще более усилили это чувство и заставили галлов, из опасения одинаковой с жителями и войсками Алезии участи, помышлять уже только о скорейшем удалении своем. Выслав до рассвета вперед всех своих стариков и больных и все свои тяжести, они утром двинулись за ними из своего лагеря, оставив впереди него несколько войск для прикрытия своего отступления и задержания римлян.
Цезарь приказал тотчас навести через болото мосты, двинул через них легионы на гору, где был расположен лагерь галлов, и следовал далее в боевом порядке. Галлы, не смея в виду его продолжать отступления, остановились в намерении обороняться в случае его нападения, а Цезарь с своей стороны разбил лагерь и выстроил войска свои впереди него, в боевом порядке. Тогда галлы прибегли к хитрости: собрали все имевшиеся у них запасы соломы и фашин, разместили и зажгли их впереди всего фронта своего лагеря и, под прикрытием огня и дыма, их, ночью отступили со всею возможною поспешностью.
Цезарь, узнав об этом, послал вслед за ними всю свою конницу, но с большими предосторожностями, и сам с пехотой двинулся вслед за конницей. Галлы, отступая быстрее, нежели римские войска следовали за ними, вскоре снова расположились в весьма выгодной позиции, поставив части своей пехоты и конницы в разных местах скрытно в засады.
Вскоре Цезарь узнал, что Коррей с 6000 человек пехоты и 1000 человек конницы отборных войск скрытно расположился в засаде в таком месте, куда полагал, что римляне вышлют фуражиров, так как в этом месте было большое обилие в продовольствии и фураже. Вследствие того Цезарь двинул вперед конницу с стрелками, для прикрытия фуражиров, и сам с легионами последовал за конницей. Последняя вскоре открыла галлов на окруженной лесом поляне, шагов в тысячу длины и ширины и ограниченной глубокою речкой. Римская конница двинулась против галлов, а римская пехота со всех сторон – на поляну. Коррей сначала показался только с частью своих войск и напал на римскую конницу, которая оборонялась, но не отступила. Тогда Коррей выступил из своей засады со всеми своими войсками и принудил римскую конницу к отступлению. Римские стрелки поспешили на помощь ей, и бой, сделавшись общим, продолжался без решительного успеха до тех пор, пока Цезарь не прибыл с легионами. Тогда Коррей положил отступить, но нашел все пути к отступлению уже отрезанными, и войска его бросились во все стороны врассыпную, но были преследованы и почти все истреблены, а сам Коррей, не хотевший ни уступить, ни сдаться, защищался с отчаянием и был убит.
Затем Цезарь перешел через реку и двинулся прямо против лагеря галлов, расположенного в одном переходе. Туда уже достигла весть о поражении и смерти Коррея, и восставшие галлы, видя, что не могут долее сопротивляться Цезарю, отправили к нему послов с изъявлением покорности и просьбы о пощаде и заложников в верности. Коммий же бежал в Германию.
Цезарь, объявив им, что они сами были виновниками всех бедствий и зол, постигших Галлию в предыдущем и этом годах, несмотря на то, простил их, а затем все другие восставшие племена последовали примеру белловаков и также изъявили покорность.
Тогда Цезарь мог уже считать себя вполне победителем галлов, так как ни одно из племен их уже не могло, казалось, помышлять о восстании и сопротивлении. А потому он разместил свою армию по квартирам, квестора М. Антония с 11-м легионом он оставил в главной квартире Бибракте, Фабия с 25 когортами послал в Рутению (Rouergue), где, как известно было, некоторые племена были в вооружении и легат Каниний Ребил с двумя легионами был недостаточно силен для удержания их в повиновении, а легата Лабиена с 12-м легионом – в римские колонии в Верхней, или Северной Италии, для охранения их от вторжения пограничных народов.
Движение Цезаря в земли Амоборикса и разорение их; действия легатов Фабия и Каниния; осада Дивоны или Кадурки; действия Цезаря в Аквитании (51)
Сделав эти распоряжения, сам Цезарь двинулся во владения Амбиорикса, земли его разорил огнем и мечом, а жителей частью истребил, частью увел в плен и обратил в рабство. Причинами такого жестокого, бесчеловечного и притом ненужного поступка Цезаря Гирций Панза, продолжатель его записок, приводит то, что Цезарь будто бы был побужден к такому поступку бегством Амбиорикса, невозможностью вследствие того принудить его к покорности и необходимостью разорить его владения так, чтобы даже в случае возвращения своего он нашел вместо них одну пустыню и не мог водвориться в них. Верно или неверно это показание Гирция Панзы, неизвестно: во всяком случае факт жестокого и совершенного разорения владений Амбиорикса Цезарем не подлежит сомнению и чести Цезарю не приносит. Как бы ни был виновен Амбиорикс в жестоком поступке своем с легатами Цезаря Сабином и Коттой и вообще в крайне враждебных действиях своих в отношении к римлянам, но он был врагом, а не подданным их, и отмщение ему лично не могло и не должно было простираться на безвинных жителей его владений. Но в языческой древности вообще и в эти времена в частности, даже со стороны такого человека, как Цезарь, также язычника, такого рода соображения новейших времен, разумеется, не могли иметь места. За всем тем даже в эти времена и со стороны Цезаря, не раз оказывавшего великодушие к побежденным или беззащитным врагам, разорение им владений Амбиорикса ничем не может быть оправдано.
Совершив это, Цезарь притянул к себе Лабиена, еще не успевшего исполнить своего поручения, и послал его с двумя легионами в земли тревиров, столь диких, грубых и воинственных, что их не иначе можно было содержать в покорности, как силою оружия.
Между тем легат Каниний Ребил двинулся на помощь приверженцу римлян Дурацию, осажденному в городе Лимоне, в землях пиктов, или пиктонов (ныне Poitiers в Poitou), многочисленным гальским войском под предводительством Думнака из города Андекави в землях андов (ныне Angers в Anjou). Думнак обратился против Каниния, но был с уроном отражен им и снова осадил Лимон. Но движение на помощь этому городу, Дурацию и Канинию легата Фабия принудило Думнака снять осаду и отступить за р. Лигер (Луару). Фабий, еще не соединясь с Канинием, двинулся вслед за Думнаком прямо к месту переправы его через Лигер, успел настигнуть хвост его войска и нанес ему большой урон. В следующую ночь он живо и сильно преследовал Думнака своею конницей. Во время долгого и жаркого боя с последнею Думнак велел всей своей пехоте поспешно отступать, но по прибытии самого Фабия с легионами был опрокинут, а войска его рассеяны, преследованы конницей и потеряли до 12 000 чел. убитыми и пленными и все свои тяжести.
5000 человек спасшихся при этом случае присоединились к толпам рабов, изгнанников, воров и разбойников, под предводительством некоего Драппа из города Агендика (ныне Sens), и вместе с ними и с такими же толпами Луктерия из города Дивоны или Кадурки в землях кадурков (ныне Cahors в Guyenne) двинулись в римскую Нарбоннскую Галлию. Каниний преследовал их со своими двумя легионами, Фабий же пошел в земли карнутов (Chartres) и соседних с ними племен, поддерживавших Думнака, Карнуты покорились Фабию и дали заложников, а их примеру последовали и племена Арморики, на берегах океана, Думнак же спасся бегством на границы Галлии. А Драпп и Луктерий, быстро преследуемые и сильно теснимые Канинием, не могли, как хотели, вторгнуться в Нарбоннскую Галлию и были принуждены запереться в Дивоне или Кадурке, где имели многих приверженцев. Почти неприступное местоположение этого города на высокой и крутой горе не позволило Канинию немедленно взять его ни открытою силой, ни осадою, но заставило обложить его кругом контрвалационною линией, соединявшею 3 укрепленных лагеря на трех соседних высоких горах. Драпп и Луктерий, опасаясь участи Алезии, оставили часть войск в Дивоне, а с главными силами вышли на большую фуражировку, для сбора продовольствия и фуража. По окончании этой фуражировки Драпп с частью войск остался в своем лагере, а Луктерий с другою частью, разделенною на несколько мелких отрядов, стал по ночам и по частям препровождать повозки с продовольствием и фуражом небольшими лесными дорогами к Дивону. Но римские передовые стражи, услыхав шум движения повозок, подняли тревогу, и Каниний с караульными когортами напал на Луктерия, обратил его в бегство лишь с немногими из его войск и, оставив по легиону в каждом из трех лагерей своих, сам со всеми остальными войсками двинулся против Драппа, выслав вперед всю свою конницу и германскую пехоту. Эти конница и пехота внезапно напали на Драппа и завязали с ним бой, а прибывший вслед затем легион Каниния занял вокруг лежавшие высоты – и Драпп был разбит наголову и взят в плен с остатками своих войск. Затем Каниний воротился к Дивоне и продолжал укрепление своих лагерей и линии. А на другой день к нему присоединился Фабий с своими войсками.
Между тем Цезарь, оставив квестора своего М. Антония в землях белловаков (Beauvais, dép. de lʼOise) для наблюдения за бельгами, отправился в разные местности Галлии для обозрения их и населений их, и везде брал заложников. В землях карнутов (Chartres), возобновивших войну, он потребовал только выдачи ему главного зачинщика и предводителя восстания, Гутурвата, и по выдаче его, по словам Гирция Панзы, был вынужден подвергнуть его телесному наказанию прутьями, а потом казни отсечением головы, для справедливого тем удовлетворения мести римских войск за все претерпенные ими несчастья и урон.
Здесь он узнал о действиях Каниния и Фабия против Драппа и Луктерия и, хотя пренебрегал этими последними, однако признал нужным как можно скорее покончить с ними, дабы не оставлять в галлах надежды и даже мысли о возможности еще сопротивления с их стороны, где бы то ни было. А потому он двинулся со всею своею конницею на соединение с Канинием и Фабием, а легату Калену с двумя легионами приказал следовать за ним малыми переходами.
При этом следует заметить вообще, что, хотя Цезарь был очень, занят и военными действиями в Галлии, и необходимыми гражданскими делами и распоряжениями в ней и в прочих управляемых им областях (Нарбоннской и Цизальпинской Галлии и Иллирии), и хотя имел под своим начальством многих искусных, испытанных и доверенных легатов, однако в случаях местных восстаний в Галлии предпочитал немедленно обращаться туда сам, сосредоточивать нужное число войск, управлять военными действиями, ускорять их и личным, нравственным влиянием своим на восставших галлов скорее и решительнее одерживать над ними успех. Такого рода образ действий его много способствовал к скорейшему, окончательному и полному усмирению и покорению Галлии, объясняет также наблюдаемую им систему сочетания кротости и строгости в отношении к местновосстававшим галлам и, наконец, изобличает в самом Цезаре такие хладнокровную, здравую рассудительность, силу и присутствие духа, смелость, отважность и веру в свое счастье, в каких он не уступает ни одному из великих полководцев древности.
К Дивоне он прибыл совершенно неожиданно, когда и лагери, и контрвалационная линия уже были совершенно укреплены и докончены. Узнав, что в Дивоне не было недостатка в продовольствии, он предпринял отрезать ей воду из реки, обтекавшей почти вокруг всей горы, на которой была расположена Дивона. Несмотря на то что это было очень трудно, Цезарь успел в том, расположив стрелков, пращников и метательные орудия так, что они обстреливали единственную дорогу, по которой осажденные могли спускаться к реке для добывания в ней воды. Но затем оставался еще один родник воды у подошвы городской стены, в том месте ее, где река не обтекала горы. Дабы отрезать и этот родник, Цезарь приказал произвести чрезвычайно трудные земляные и деревянные работы для всхода войск в этом месте на, гору, под прикрытием деревянных щитов (блиндажей) и высокого укрепления (кавальера), с 10-ярусною деревянною башней на нем, хотя и не превышавшею городской стены, но господствовавшею над родником и обстреливавшею его метательными орудиями. Эти громадные и необыкновенно трудные работы были исполнены с полным успехом. Доведенные жаждой до крайности, осажденные старались сжечь римские деревянный постройки горючими веществами, произвели вылазку и разрушили значительную часть работ осаждавших. Но римские войска исправили и продолжали их, и наконец совершенно отвели воду из родника и тем принудили осажденных сдаться. Цезарь счел нужным примерно строго наказать их так, чтобы этим навести страх на галлов и заставить их навсегда отказаться от всякой мысли о восстании. Поэтому всем вооруженным жителям Дивоны он приказал отрубить руки, Драпп сам добровольно избрал для себя голодную смерть, а Луктерий, схваченный и выданный Цезарю позже, был казнен.
Между тем Лабиен разбил в конном бою тревиров и соседних с ними германцев и взял в плен вождей их.
После всех этих счастливых успехов Цезарь двинулся с двумя легионами в Аквитанию (Guyenne, в Юго-Западной Франции), где еще не бывал и часть которой уже покорил легат П. Красс. Здесь все племена выслали послов и заложников, и Цезарь с конницей отправился в Нарбонну, а армию свою в Галлии разместил на зимних квартирах: М. Антония, Требония, Ватиния и Кв. Туллия с 4 легионами – в Бельгийской Галлии, 2 легиона – в землях Бибракты (Autun), 2 легиона – на границах земель карнутов и туронов, близ р. Лигера (Луары), а 2 остальных легиона – в землях лемовиков (Limousin), близ арвернов (Auvergne).
В Нарбоннской Галлии Цезарь провел только несколько дней, в продолжение которых посетил соседственные племена, производя между ними суд и расправу, прекращая распри между ними и награждая оказавших римлянам услуги. Затем он отправился в гор. Неметук в землях атребатов (ныне Arras), где и провел зиму с 51 на 50 год.
Главною заботой его теперь было содержать галлов в наилучших отношениях к римлянам, дабы, с предстоявшим прекращением управления его Галлиями, избежать всяких насильственных мер. Согласно с тем он и поступал с покоренными племенами, не обременял их новыми налогами, вождей их ласкал и дарил и т. п. и этим вполне достиг своей цели. Весною же 50 года он отправился в Северную Италию и посетил все главные города ее – с политическою целью, дабы умножить число своих приверженцев и противодействовать своим врагам и партии Помпея в Риме. Повсюду он был встречаем как победитель и триумфатор, всем народонаселением, с торжественными празднествами и выражениями уважения и преданности. Затем он поспешно воротился в Неметук, собрал легионы Лабиена к главному городу тревиров (Trier), произвел им смотр, назначил Лабиена, довереннейшего из своих легатов, правителем Северной Италии и затем снова отправился в последнюю, в город Равенну, дабы быть как можно ближе к Риму и следить за всем происходившим в нем.