Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго — страница 15 из 29

Пришлось Кутайсову вернуться к своим прямым обязанностям.

Однажды граф нанес визит Суворову. Фельдмаршал выбежал навстречу к нему, кланялся в пояс и бегал по комнате, покрикивая:

— Куда мне посадить такого великого, такого знатного человека! Прошка! Стул, другой, третий, — и Суворов громоздил стулья один на другой, кланяясь и предлагая Кутайсову садиться выше.

— Туда, туда, батюшка, а уж свалишься — не моя вина!

Высокородные вельможи Кутайсова терпеть не могли. В ночь заговора, когда погиб император, Кутайсов чудом спасся. Ареста он не избежал, но, конечно, его не казнили. Он обосновался в подмосковном имении, жил богато, завел великолепный конный завод.

Если и были у него грехи перед империей — их искупил сын, 27-летний генерал-майор Александр Кутайсов, погибший за Отечества на Бородинском поле.

«В Сибирь бы его отправить…»

Горячий нрав императора нашел отражение в истории, которую пересказывали на разные лады — с добавлением фантастических подробностей. Как-то на параде Павел остался чрезвычайно недоволен воинской выучкой одного полка. Он перед строем громко отчитал командира и бросил в раздражении: «Полк ни на что не годен, в Сибирь бы его отправить».

Полковник решил проявить находчивость и громко скомандовал: «Полк, в Сибирь шагом марш!»

И бравые молодцы промаршировали мимо императора куда-то на восток. Конечно, в тот же день их вернули на место дислокации, а остроумная выходка полковника сгладила царский гнев. Между тем в пересказах эта история превратилась в известный сюжет о странных причудах оголтелого деспота.

Дескать, полк так и шагал в сторону Уральских гор, пока Павла Петровича не убили. И эти пересуды многие воспринимают как историческую истину! Их даже перенес на экран режиссер Всеволод Пудовкин в кинофильме «Суворов» (1940). Надо ли говорить, что это не последняя экранизация анекдотов о Павле?

Недруги представляли императора неотесанным самодуром, но анекдоты все же донесли до нас и другой образ Павла: оказывается, он ценил находчивость и юмор, был способен к самоиронии и репризе, как и подобает истинному сыну галантного века. При дворе посмеивались над его «нецарской» внешностью: невысокий рост, курносый профиль. Павел улыбался:

«Мои вельможи… О, эти господа весьма желали вести меня за нос, но, к несчастью для них, у меня его нет!»

Как-то раз император обратился к расторопному царедворцу графу Федору Ростопчину, своему любимцу: «Наступают праздники, надобно раздать награды. Начнем с Андреевского ордена. Как ты думаешь, кому следует его пожаловать?»

Ростопчин обратил внимание государя на графа Андрея Разумовского, российского посланника в Вене. Император удивился: всем известно, что Разумовский был любовником великой княгини Натальи Алексеевны, его первой супруги. Изобразив с помощью рук на собственной голове рога, Павел воскликнул:

«Разве ты не знаешь?» Ростопчин повторил этот жест и ответил немедленно: «Вот именно поэтому и нужно его наградить, чтобы лишних разговоров не было!». Павел расхохотался.

Однажды Павел в порыве гнева решил объявить войну Англии и приказал Ростопчину, который тогда ведал иностранными делами, немедленно подготовить соответствующий манифест. Как тот ни доказывал все невыгоды несвоевременной войны, император оставался непреклонен. Монарх велел принести на подпись манифест уже следующим утром. Наутро Ростопчин пришел с докладом к императору с полным портфелем бумаг и документов. Подписав несколько из них, Павел спросил:

— А где же манифест?

Ростопчин указал на свой портфель и вздохнул:

— Здесь.

Злополучный манифест он положил на самое дно массивного портфеля. Но вот дошла очередь и до последней бумаги. Ростопчин опять попытался уговорить императора, но тщетно. Павел I взялся за перо, чтобы подписать роковой документ. Подписывал, однако, очень медленно и будто между прочим спросил Ростопчина:

— А тебе очень не нравится эта бумага?

— Не могу и выразить, как не нравится.

— И что ты готов сделать, чтобы я ее уничтожил?

Ростопчин сообразил, что государь может переменить свое решение, и не сплоховал:

— А все, что будет угодно вашему величеству. Например, могу пропеть арию из итальянской оперы! — И Ростопчин назвал любимую арию императора — кстати, тонкого ценителя вокального искусства.

Павел I отложил перо в сторону:

— Ну тогда пой!

Ростопчин не слишком умело, но громко запел, и вскоре император уже подтягивал ему. Вот так и не состоялась война двух империй.

Многие анекдоты изображают Павла монархом с замашками тирана. Недаром молва приписала ему фразу: «В России велик тот, с кем я говорю, и только до тех пор, пока я с ним говорю». Грозное кредо, и сформулировано мастерски.

Его часто сравнивали аж с самим Калигулой. Но «злодейства» у него выходили совсем не кровавые. Скажем, сенатор и статс-секретарь императора Петр Обресков впал в немилость к царю во время поездки в Казань и старался не попадаться тому на глаза.

В праздничный день он, конечно, был обязан присутствовать во дворце, но попытался затеряться в толпе. Впрочем, лакей, разносивший кофе, заметил Обрескова и, зная об опале, выдал беднягу сенатора, предательски громко предложив ему угощение. Несчастный стал отказываться, но был замечен императором, который тут же поинтересовался:

— Отчего ты не хочешь кофия, Обресков?

Сенатор тихо ответил:

— Я потерял вкус, ваше величество.

Павел пребывал в добром расположении духа, ему понравился ответ сенатора, и он сказал:

— Возвращаю тебе его!

Так находчивый Обресков вновь обрел милость императора. Опала завершилась так же неожиданно, как и началась.

Отец подданным

Уничтожая екатерининское наследие, он не только самодурствовал, но и бил по недостаткам. Павел стремился стать отцом для всех подданных, стремился вернуть крестьянам человеческое достоинство, уравнять их с другими царевыми слугами — и принялся бороться с дворянскими злоупотреблениями, чем и вызвал ненависть аристократов. Барщина была сокращена до трех дней в неделю. Особым указом воспрещалось продавать порознь крепостных одной и той же крестьянской семьи. Император задумывался о «прямой связи» между подданными (даже самыми обездоленными) и отцом-государем. На стене Зимнего дворца был установлен ящик для прошений на высочайшее имя — первый «интернет-блог» того времени. Он сам читал эти бесконечные жалобы — на жестокое обращение офицеров с солдатами, на чиновников, на соседа-жулика, на легкомысленных сыновей или жадных родителей. Разумеется, хватало и откровенно курьезных кляуз.

Император оказывал покровительство иезуитам, пострадавшим от Французской революции. А для Мальтийского ордена и вовсе стал отцом родным. К своему титулу он повелел прибавить слова «и Великий Магистр Ордена Святого Иоанна Иерусалимского».

Он надеялся, что рыцарский союз католиков и православных сможет оказать сопротивление революционно настроенным безбожникам. Во многом Россия вступила в войну с французами в Италии «за мальтийские интересы». Он и римскому папе предлагал переселиться в Россию — пока не погаснет в Европе революционный костер.

Внешняя политика Павла была непоследовательной, сказывался темперамент государя. Он готов был с яростью наброситься на Французскую революцию и ее гения — генерала Бонапарта. Спешно организовал переброску частей русской армии в Европу. Но не сумел хладнокровно защитить интересы России в переговорах с союзниками — австрийцами и англичанами. В результате оскорбленный царь разорвал коалиционные соглашения и готов был вместе с Бонапартом бить недавних «братьев». Начался авантюристический, но опасный для Британии поход русской армии в Индию. Англичане не пожелали мириться с такой политикой Павла.

Двор отнесся к гибели царя бессердечно, многие не скрывали ликования. И даже Гавриил Державин, десятилетиями поддерживавший почтительные отношения с почившим Павлом Петровичем, написал в оде «На восшествие на престол Александра I»:

Век новый! Царь младой, прекрасный

Пришел днесь к нам весны стезей!

Мои предвестья велегласны

Уже сбылись, сбылись судьбой. 

Умолк рев Норда сиповатый,

Закрылся грозный, страшный взгляд;

Зефиры вспорхнули крылаты,

На воздух веют аромат;

На лицах Россов радость блещет,

Во всей Европе мир цветет.

Никакой скорби по убитому человеку. Такова участь государственных людей во все времена: вчерашний царь — уже не самодержец. А ведь Державин, женатый первым счастливым браком на дочери кормилицы «русского Гамлета», многим был обязан Павлу. Вдовствующая императрица Мария Федоровна возмутилась, прочитав эти стихи, но не сумела добиться опалы Державина. А новый государь прислал поэту перстень в пять тысяч рублей, но решил воздержаться от публикации этой двусмысленной оды.

Эхо анекдотов

Вот уж про кого рассказывали немало смешных и язвительных былей и небылиц! Ведь его ненавидели, как назло, самые остроумные люди империи — офицеры, аристократы… Над ним и при жизни втихомолку посмеивались, а уж после смерти кто только не приложил руку к созданию мифа о безумце на престоле. Хотя во многих анекдотах (а они нередко выходили из мемуаров, достаточно достоверных) чувствуется и самоирония монарха. Нет, это вовсе не прямолинейный солдафон.

…Одного камердинера Павел однажды прижал к стене, требуя, чтоб он признался, что виноват. Чем чаще этот человек повторял: «В чем?», тем яростнее становился император, пока наконец тот не вскричал:

— Ну да, виноват!

Тогда Павел мгновенно выпустил его и, улыбаясь, сказал:

— Дурак, разве ты не мог сказать это тотчас же.

…После запрещения Павлом всем служащим чиновникам и офицерам ходить в штатской одежде, а не в форменных мундирах многие из них нашли лазейку и велели своим слугам или солдатам-ординарцам носить за ними, одетыми в мундир и шинель, шубы и шпаги. Однажды Павел встретил на улице такого щеголя, за которым солдат нес шубу и шпагу. Павел остановил и офицера, и солдата и сказал: — Раз ему трудно носить шпагу, надень ее на себя, а ему отдай свой штык с портупеей. Одним махом император сделал солдата прапорщиком, а прапорщика — солдатом.