удет – на уроке будет сидеть комиссия гороно́. Тогда почему я сказал, что новость хорошая? Подумайте сами. Мы начинаем изучать советских писателей. А это и «Мать» Горького, и «Поднятая целина» Шолохова, и «Молодая Гвардия» Фадеева, и Твардовский, и современные писатели. Книги большие по объему, сложные. Городская работа по ним далась бы многим гораздо труднее. А воспоминания Леонида Ильича не такие большие по объему. И проработать их вы сможете более подробно.
Было видно, что учитель тщательно подбирает слова, стараясь не допустить двузначных толкований. Он снял очки, устало протер глаза. И, скосив взгляд на Крысина, добавил:
– Особо обращаюсь к тем, кто любит выставлять свое мнение о прочитанном на первый план и не обращать внимания на мнение других… скажем так, критиков. Этим нашим товарищам я говорю, что данное произведение – не место для выставления своего личного «я», наплевав на сам смысл книги. В данном случае стоит прислушаться к мнению ВСЕГО нашего советского народа и не противопоставлять себя ему своим вариантом прочтения. Ну а главное – нужно просто ПРОЧИТАТЬ произведение! Надеюсь, это всем понятно. У вас пять вечеров и воскресенье. Более чем достаточно, чтобы прочитать, подготовиться и в итоге написать на пятерку. Готовьтесь! Урок окончен.
Проникновенная речь учителя произвела на Сережу Крысина должное впечатление. Только впечатление это было несколько другим, нежели то, на которое рассчитывал учитель…
Сережа прекрасно помнил, что в прошлый раз Брежнев принес ему хорошую оценку, так почему бы не повторить успех? Учитель же на это и намекнул лично ему. Это его тема! Красная строка ляжет на дорогого и любимого как нельзя лучше!
Ежедневный бизнес не оставлял ему времени на бестолковое чтение бесполезной литературы. Но сама жизнь помогала Сереже, даря неожиданные подарки. Как-то, возвращаясь домой, он увидел идущего и погруженного в себя Леху Прозорова. Тот возвращался из вечерней художественной школы и нес под мышкой увесистый и объемный том. Даже издалека было видно, что книга серьезная.
– Лех, привет!
– Привет.
– Че это у тебя за талмуд? Телефонный справочник?
– Нет. Это про эпоху Возрождения. – Леха показал обложку фолианта с золотым тиснением: «Возрождение».
– Да ладно! Такая огромная? Я и не думал, что она такая большая… А скажи, Лех, ты в этом возрождении нормально шаришь?
– Ну так… Вот взял почитать, чтобы лучше понять…
– Ага. А скажи тогда, кто там был? Ну какие персонажи?
– Ну их много было…
– Ну главные какие? Самые, так сказать, вожди?
– Ну я не знаю… Тебе из какого возрождения нужно?
– А чего, их несколько, что ли, этих возрождений?
– Конечно! Раннее, высокое и позднее.
– Ах вот оно как… Понятно. Ну ты из всех скажи. Самых, так сказать, лучших. Героев, так сказать.
– Так… Тициан. Веронезе. Боттичелли. Ну и Леонардо, конечно!
– Подожди! Я запишу. – Сережа достал авторучку и быстро написал на руке перечисленные фамилии.
– А скажи, Лех, они что, все итальянцы, что ли?
– Ну да. Итальянцы. А что?
– Да нет, нет. Ничего. А что, кроме итальянцев там никого не было?
– Ну почему? Дюрер, например, был. Он немец.
– А наших не было, что ли? Русских?
– Ну тут все сложно… Считают Андрея Рублева нашего, что он тоже возрождение. Но я не…
– Погоди, Лех, я запишу, – перебил его Сережа и что-то написал на руке. – Ну спасибо, Лех! Побегу. Нужно же к сочинению готовиться!
– Ага. Нужно. А я еще и не читал даже. Сейчас приду и буду читать.
– И думаешь успеешь?
– Конечно успею! Чего там читать-то?!
– А… ну да, ну да… Ну давай! – Сергей покосился на увесистый том и про себя подумал: – Это кем нужно быть, чтобы такую бандуру прочитать!
У своего подъезда Сережа встретил соседа по дому и одноклассника Чибу.
– Чиба, ты «Возрождение» Брежнева прочитал?
– Ага. Прочитал.
– Прочитал?! – Узкие глаза Сережи на секунду превратились в полтинники. – Такую толстую книгу прочитал?!
Чиба захохотал:
– Ага, такая толстая, что пипец! Еле осилил!
– Чиба, а ты все понял? Ну в книге? Ты знал, что возрождений три штуки было? Во-от! Не знал! А говоришь, изучил! Давай лучше я тебя погоняю по материалу, как Тимофей наш говорит?
– Ну давай, – ошарашенно произнес Чиба. Про три возрождения он, естественно, не ведал ни сном ни духом.
– Скажи, Чиба, что делал лично Леонид Ильич в книге?
– Восстанавливал металлургический завод.
– Так… Допустим. А еще?
– Серый, ты чего, совсем, что ли? Там дофига всего, что восстановили! Пошел ты на хрен! А я иду в футболянчик играть. Все наши собираются. Макс, Жека, Батрак, Юсик. И ты давай не умничай! Прочитал сам – молодец. Чего других мучаешь? Лучше подходи на площадку – погоняем. Всё, давай! Я пошел. – И, стуча мячиком об асфальт, Чиба потрусил за дом.
Довольный собой, Сережа пришел домой. Смерил взглядом стопку новеньких пластинок группы «Арабески» в углу, которые завтра должен был продать одному челу из 62-й английской школы и получить тридцать рублей навара, который принесет через неделю еще пятнадцать (а там можно и на джинсы замахнуться), и довольно усмехнулся:
– Не знаю, какое там у кого возрождение, первое или последнее, а у меня – точно высокое!
Настал «судный» день. Учитель вывел мелом на доске тему: «Трудовой подвиг советского народа в повести Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева “Возрождение”». В повисшей тишине было слышен только шелест листов тетрадей и дыхание склонившихся над ними учеников.
Сергей, довольно улыбаясь своей хитрой фирменной улыбочкой, тоже вывел давно подготовленные предложения. Он не стал терять время на черновики, а сразу начал писать в чистовую. Он решил по-быстрому закончить эту дурацкую литературу и слинять со второго урока. Его ждали куда более важные дела. Пятерка и так гарантирована, так чего время тратить на всякую «лабуду»? Почерк у него был аккуратный и красивый. Что называется, поставленный почерк.
И выглядело сочинение действительно красиво – никаких залезаний на поля, каждая запятая и точечка на своем месте. И ни одной помарки или кляксы. А каков язык! Крысин закрыл на минуту глаза, представляя, как его сочинение печатают на передовице газеты «Правда», и с удовольствием перечитал.
Шедевр гласил: «Красной нитью через все произведение проходит героическая деятельность Леонида Ильича Брежнева в эпоху раннего, среднего и позднего Возрождения. Вместе с товарищем Андреем Рублевым Леонид Ильич беззаветно отдавал все свои силы и весь свой талант для восстановления металлургического завода».
Ну и, конечно, «домашняя заготовка»: «В своем произведении автор мощно и ярко описывает, показывая в мельчайших деталях, профессиональную деятельность как лично товарища Л. И. Брежнева, так и кропотливую работу своих товарищей, итальянских коммунистов. Их имена навечно вписаны в историю нашей страны: Тициан, Веронезе, Боттичелли. И, конечно, Леонардо! Но мне хочется отдельно отметить деятельность немецкого коммуниста, героя немецкого сопротивления товарища Дюрера. Их трудовой подвиг останется навсегда в наших сердцах».
Чтобы описать все, что было потом, нужно потратить еще три часа!
Брызгала слюной, как хороший краскопульт, Бронислава Михайловна – учительница истории и по совместительству парторг школы:
– Я никогда не видела такого вопиющего цинизма! Такой пошлятины и издевательства над нашей любимой Партией и всем советским народом! Лично мне этим сочинением плюнули в душу! – И она выдала в лицо стоявшей рядом директрисы такую огромную порцию слюней, которую, наверное, и получила ее душа. Ей поддакивала, потрясывая похожей на мочалку мелкокучерявой головой и шмыгая вечно сопливым, огромным прыщавым носом, освобожденная секретарша комитета комсомола:
– Мы должны каленой метлой выжигать в наших рядах такие личности, как Крысин! И гнать их поганым железом из комсомола!
Еле сдерживался, чтобы не заржать гомерическим хохотом, учитель Валентин Тимофеевич. Он то снимал запотевшие очки, то опять надевал их и все время сморкался в большой, словно портянка, платок, давя в себе накатывающие приступы безумного смеха.
Из комсомола Сережу не выгнали, но больше сочинений сам он не писал. Никто ни в педсовете, ни в роно́ больше не хотел рисковать. Ведь непонятно, что этот Крысин еще напишет…
Теперь каждый раз учитель, получивший за все произошедшее строгий выговор и чуть было не отправленный на пенсию, приносил ему образец сочинения, и Сережа спокойно списывал. Тройка ему была теперь гарантирована!
А Сережа Крысин сделал свой вывод. Он считал себя победителем. Его система сработала. Тройка у него в аттестате есть. Голову ломать больше не надо. А главное: читать-то его так никто и не заставил!
– Вот такой рассказ, Сережа.
– Пап, это все реально правда? Или ты придумал? Ну это реально классно и поэтому не может быть правдой!
– Эх, сынуля… Помнишь, как у Шекспира? «На свете много, друг Горацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам».
Нина ЛевинаСложный выбор
Вспомнил я об одном случае, произошедшем со мной в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. В то время снабжение товарами городов и деревень происходило по мудрой советской системе. Не знаю, кто ее так толково составлял, но при жутком дефиците хороших импортных вещей в городских универмагах те же самые вещи могли месяцами лежать на полках деревенских магазинчиков.
Действительно, кому из жителей села с грунтовыми разбитыми дорогами, щедро украшенными коровьими лепешками, могло прийти в голову покупать югославские сапоги на каблуках или чешские модельные туфли? То же самое касалось парфюмерии. Почему-то среди колхозниц и доярок совершенно не пользовались спросом импортные духи, сметаемые с полок магазинов в городе. Коробочки с «Шанель», «Фиджи» и «Пани Валевской» без нужды пылились в витринах сельмагов. Куда бо́льшим спросом пользовался одеколон «Гвоздика», спасающий от комаров.