О писателе рассказывали такие анекдоты:
Федору Михайловичу Достоевскому немало досаждали пожары в Старой Руссе, где он поселился с семьей вдали от суетной петербургской жизни. Пожары в этом городе случались зимой и летом, нередко выгорали целые улицы деревянных домов. Писатель очень тревожился, если начинался пожар и в ночи раздавался звон пожарной колокольни. Он первый просыпался, будил близких, сам шел смотреть, где и что горит. Супруга писателя Анна Григорьевна в своих воспоминаниях приводит такой любопытный эпизод: «Помню, как ранней весной 1875 года мы переезжали с зимней нашей квартиры в доме Леонтьева на дачу Гриббе, сторож нашего дома, прощаясь, печально сказал: – Пуще всего мне жаль, что из дома уезжает барин Федор Михайлович. – Почему так? – спросила я, зная, что муж не имел с ним каких-либо сношений. – Да как же барыня: чуть, где ночью пожар и зазвонят в соборе, барин уже тут как тут, стучится в сторожку: вставай, дескать, где-то в городе пожар! Так про меня пристав говорит: во всем нашем городе нет никакого исправнее сторожа генерала Леонтьева, – чуть зазвонят, а он уже у ворот. А теперь как я буду? Как мне барина не жалеть? Придя домой, я передала мужу похвалу нашего сторожа. Федор Михайлович рассмеялся и сказал: – Ну, вот видишь, у меня есть достоинства, о которых и сам я не подозревал».
Федор Достоевский писал письмо редактору журнала «Русский вестник» Каткову. В Петербург – из Семипалатинска. Писал он о своем романе, который собирался предложить журналу. Достоевский написал: «Роман мой я задумал на каторге, во время пребывания моего в г. Омске». «На каторге? Нет, это слово здесь неуместно», – подумал Достоевский и зачеркнул его. Поставил другое слово. Получилось так: «Роман мой я задумал в неволе…» «В неволе? И это слово в этом письме тоже, пожалуй, неуместно». Достоевский зачеркнул и это слово и поставил третье. Получилось так: «Роман мой я задумал на досуге, во время пребывания моего в г. Омске».
Достоевский вышел из казино. Лицо у него было хмурое. Думал хоть немножко поправить свое денежное положение, а вот проиграл в рулетку последние триста рублей. Пройдя несколько шагов, он встретил своего петербургского знакомого.
– Что это у вас такое хмурое лицо? – спросил знакомый.
– Да вспомнился мне мой капитан Лебядкин.
– Но ведь его стихи всегда навевают веселые мысли.
– Смотря какая тема его стихов. Бывает, что навевают и грустные.
– А что вы вспомнили из его стихов?
– Если бы он сейчас был здесь, он прочел бы нам такие стихи:
До казино у беллетриста,
Шурша, в кармане были триста.
Вот вышел он из казино —
Лицо его исказено.
– Очень похоже на капитана Лебядкина, – засмеялся знакомый.
– А то как же? Стихи его ни с чьими другими стихами не спутаешь, – грустно улыбнулся Федор Достоевский.
Брат Федора Достоевского, Михаил Достоевский, арестованный было по делу петрашевцев, вскоре был освобожден.
– Как вы теперь живете? – спросил у Михаила Достоевского его знакомый.
– Политикой я не занимаюсь. Я от нее ушел.
– А чем занимаетесь?
– Чистой литературой.
– Не останавливайтесь на полпути. Идите дальше.
– Хочу заняться журналистикой.
– Идите еще, еще дальше.
– Куда же еще дальше?
– Займитесь-ка, молодой человек, коммерцией, – сказал, улыбнувшись, знакомый Михаила Достоевского.
Но и сам Достоевский коллекционировал смешные случаи и фразы. Например, в сибирской ссылке он записал следующее:
Вышел на дорогу, зарезал мужика проежего, а у него-то и всего одна луковица. «Что ж, бать, ты меня посылал на добычу; вон я мужика зарезал и всего-то луковицу нашел». – «Дурак! Луковица – ан копейка, люди говорят. Сто душ, сто луковиц – вот те и рубль.»
«Что везешь?» – «Дрова». – «Как дрова, дурак, это сено». – «Коль сам знаешь, так чего спрашиваешь?» – «Как ты смеешь так отвечать! Чей ты?» – «Женин, батюшка». – «Дурак! Я говорю, чей ты? Кто у вас старше, кто всех больше?» – «Никита длинный всех больше, батюшка, вытянулся». – «Дурак! Я спрашиваю, кто старший, кого вы боитесь?» – «А у соседа Михайлы сучка есть, презлющая! Без палки никто не ходи.»
«Да у кого?» – «Да у нашего Зуя».
На грош, что ли, аль на два? Ну, режь на два, пускай люди завидуют.
Такий дурный, як сало биз хлиба, и мудреный, как бублик, – ни конца, ни начала.
Две лени вошли в сад. Легла одна лень под яблонькой. «Ах, какие, говорит, славные яблочки; вот кабы сорвалось да мне в рот». А другая лень: «Экая ты лень, лень! Как тебе говорить-то не лень?»
«Что ж ты, небось, мастерство имел?» – «Да пробовал сапоги тачать, всего-то одну пару стачал». – «И покупали?» – «Да нарвался такой, сто, видно, Бога не боялся, отца-мать не почитал, наказал его Господь!»
Мужик рубит дрова жиду и кряхтит.
– А цево зе ты кряхтишь?
– А чтобы легче было, жид.
– Ну, ты руби, а я буду кряхтеть.
Кряхтел, да потом деньги стал вычитать при расплает: я, дескать, кряхтел, тебе легче было!
Был у меня от батюшки дом двухэтажный каменный. Ну, в два-то года я два этажа и спустил, т. е. остались мне только одни ворота без столбов.
– Смотри не болтай.
– Да уж никому, кроме базару.
Прежде-то я куды была толстая, а теперь словно иглу проглотила!
Так похудел, что сквозь запертые двери пройдет.
Сапоги – красный и черный. «Да, ваше благородие, там нет парных, там тоже красный и черный остались».
Фу! столько наговорил, что на трех возах не увезешь.
Часть втораяПисатели Хх столетия
Владимир Владимирович Маяковский
Советская литература начиналась с великого острослова Владимира Маяковского. Вряд ли вы найдете у него хотя бы одно стихотворение, даже самое трагическое, без юмора, очень своеобразного. Великий мастер каламбура и самых «непарламентских» шуток. Он часто встречался с читателями, выступал с азартом по всей стране и на всех творческих вечерах замечательно читал свои стихи.
Кукрыниксы. Шарж на Владимира Маяковского
На этих встречах из зала Маяковскому кидали реплики и задавали вопросы. Поэт никогда не уклонялся от ответов и активно участвовал в полемике. Маяковского любили за дерзкие остроты и очень остроумные реплики. Вот некоторые примеры шуток и острот поэта:
– Маяковский, ваши стихи непонятны.
– Ничего страшного, если молодой отец непонятливый, зато ваши дети поймут.
– Нет, и дети мои не поймут!
– А вы уверены, что ваши дети пойдут в вас? Скорее всего, у них мама умнее, а дети похожи на нее.
– Скажите, а кто выше, вы или Демьян Бедный?
– По росту я, а по ширине Демьян Бедный.
– Маяковский, ваши стихи не волнуют, не греют и не заражают!
– Мои стихи не море, не печка и не чума.
– Я многое не улавливаю в ваших стихах, а мой друг вообще ничего не понимает.
– Скажи мне кто твой друг, и я пойму кто ты.
– Маяковский, как вы себя чувствуете в русской литературе?
– Хорошо чувствую, ведь я не бесчувственный.
– Ваше последнее стихотворение слишком длинно…
– А вы его сократите, а вырезанное сохраните. Знаете, на одних обрезках вы сможете себе имя составить.
Бесплатный семинар «Как привлечь удачу в год Лошади».
На столе у поэта лежат записки с вопросами. Маяковский запускает руку в груду записок и перебирает их.
В этот момент он слышит голос из зала:
– Что вы там роетесь? Читайте всё подряд! Что вы ищете?
– Что ищу? Ищу в этой куче ваши жемчужные зерна.
– Маяковский! Вы что думаете, что здесь сидят только кретины и идиоты?
– Ну что вы! Зачем же так обобщать. Вы говорите только о себе.
– Ваши шутки до моего понимания не доходят…
– Что же делать? Подождите, дойдут. Это эффект жирафа, который слышит шутку в понедельник, а смеяться начинает только во вторник.
– Маяковский! Вы считаете себя пролетарским поэтом, коллективистом, а всюду пишите: «Я, я, я»!
– А вы полагаете, что царь Николай II был коллективистом, если всегда писал «Мы, Николай II…»?
– Маяковский, вы от скромности не умрете. Всё время, как гречневая каша, себя хвалите.
– Говорить о себе надо только хорошее, а плохое расскажут о тебе твои друзья.
На вечере поэзии Маяковский с темпераментом читал свои новые стихи. В этот момент из второго ряда поднялся очень толстый мужчина с бородой и шумно стал пробираться к выходу, препираясь с шикающими на него зрителями. В зале поднялся ропот возмущения, а Маяковский перестал читать стихи и грозно спросил:
– А это что за волосатая, из ряда вон выходящая личность? – а затем, чтобы разрядить обстановку, с иронией и как бы извиняя бородача, добродушно добавил:
– Побриться пошел.
Однажды в московском «Кафе поэтов» композитор Сергей Сергеевич Прокофьев играл свою фортепьянную пьесу «Наваждение». В кафе за одним из столиков сидел Владимир Маяковский. Он с наслаждением слушал музыку и что-то увлеченно рисовал на листе ватмана.