После возвращения в Москву жаловался близким:
– В каждом городе, на каждом вокзале как будто одни и те же люди и говорят как будто одно и тоже, и теми же словами. На одной из таких встреч баба в красной косынке заявила: «Товарищи! Перед вами пролетарский поэт Демьян Бедный!» Но тут кто-то крикнул ей в ответ: «Дура! Бедный – толстый, а Горький – тонкий».
И улыбнувшись, Горький добавил:
– Знают, черти полосатые, литературу. Знают…
Сумасшедший дом
Зиновий Паперный рассказал, как однажды в Переделкино он случайно встретился с Корнеем Ивановичем Чуковским. Увидев Паперного, выходившего из калитки Дома творчества, Корней Иванович воскликнул:
– Зиновий Самойлович, как я рад, что встретил вас! Вы даже представить себе не можете!
– А в чем дело-то, Корней Иванович?
– Ну как же. Вы же знаете нашего знаменитого философа Асмуса? Вот и чудесно. Так вот Валентин Фердинандович буквально не дает мне проходу: познакомь да познакомь меня с Паперным.
– Чем же я ему так приглянулся? – удивился Зиновий Самойлович.
– А вот это вы выясните при встрече с ним самим.
Они пошли на дачу к Асмусу.
В доме царила тишина: Валентин Фердинандович работал. И все домашние соблюдали «режим благоприятствия» труду ученого. Даже дети – внуки Валентина Фердинандовича – и те говорили шепотом.
– А вы кричать умеете? – спросил у ребятишек Корней Иванович.
– Умеем.
– А ну-ка покажите, как у вас получается?
Ребята еле-еле что-то пробормотали или промычали.
– Да не так, – огорчился Чуковский. – Давайте вместе.
И он с ребятами устроил невероятный шум. Разохотившиеся дети кричали неистово и пронзительно.
– Нет, Зиновий Самойлович, не знаю, как вы, а я тут находиться не могу. Не дача, а какой-то сумасшедший дом…
Двое на вокзале
Коллектив журнала, в котором работал писатель Евгений Петрович Федоровский, решил помочь товарищу избавиться от недуга – увлечения зеленым змием». Кто-то принес новость, что в этом деле преуспевает молодой врач-гипнотизер.
Связались с врачом. Тот согласился помочь. И вот в назначенный час Евгений Петрович оказался в кабинете у тридцати – тридцатипятилетнего врача. На прием он пришел из бухгалтерии издательства, где получил солидную сумму гонорара вышедшую в свет новую книгу.
– Садитесь, – сказал врач, заполнив какую-то карточку на пришедшего пациента.
Евгений Петрович послушно сел на предложенный стул.
– Итак, – произнес врач. – Мы приступаем. Вы ощущаете тяжесть в веках. Они становятся свинцовыми. Глаза ваши закрываются. Вы медленно погружаетесь в сон…
Федоровский открыл один глаз, потом второй и, хитро глянув на врача, предложил:
– Слушай, брат, давай махнем куда-нибудь в злачное место. Отметим выход моей книги. Смотри, сколько у меня средств!
И вытащил из внутреннего кармана пиджака солидную пачку сторублевых купюр.
– Что вы, что вы! – взмахнул руками врач. – Продолжим сеанс. Итак, вы засыпаете. Представьте перед глазами луг, речку, мирное синее небо в облаках…
– Вот; и пошли на речку… Нечего ерундой заниматься – вновь прервал гипнотизера Федоровский. – Поехали… Однова живем!..
А утром следующего дня в редакцию журнала позвонила жена врача и со слезами в голосе сообщила, что муж, позвонив ей, что работает над сотрудником журнала, не пришел ночевать домой. И вообще она не знает, что с ее мужем. Не могла бы она поговорить с этим сотрудником, если он на работе?
Узнав, что на работе сотрудника нет, попросила помочь ей разыскать мужа.
Объявили розыск.
Между тем прошли еще сутки, еще одни, а врача с пациентом-писателем все еще не обнаружили.
И только на пятые сутки позвонили в редакцию из милиции и сообщили:
– Во Владимире в зале ожидания на вокзале обнаружили двух изрядно подгулявших… По всей видимости, ваши…
Срыв утренника
В профкоме издательства поручили писателю Федоровскому Евгению Петровичу в канун Нового года выступить перед ребятишками издательских работников в роли Деда Мороза. Достали реквизит, нарядили. Все пришлось впору.
И вот в канун празднования Елки в детском саду он отправился на выделенном ему «Москвиче» по адресам работников, где в семье были малые ребята. Каждому из ребят он привозил подарки. Благодарные родители, знавшие сослуживца, подносили ему по лафетничку беленькой. Под конец поездки он уже был изрядно начитанным. А наутро ему надлежало прибыть в детский сад на праздник Елки и поздравить ребятишек с наступающим Новым годом…
Евгений Петрович буквально заставил себя подняться.
Сполоснув лицо, надел на себя форму Деда Мороза. Вышел на улицу. Было довольно прохладно. На улице стало немного полегче. «Москвича» еще не подали.
Чтобы поправить здоровье, отправился в ближайший магазин. Купил две четвертинки, или, как он говорил, двух «малышей», сунул их в карман шубы: после представления они будут кстати.
Подошла машина, и он отправился в детский сад.
У входа его встретила директор и попросила подождать: ребята должны привести себя в порядок, нарядиться в новогодние костюмчики зайцев, лисичек, белочек.
– Где подождать? А вот тут за елкой в уголке. Посидите тут на стульчике. Потом ребята хором выкликнут вас. Вы выйдите, немного поиграете с ними, а потом раздадите подарки из мешка, который мы уже приготовили для вас.
– Очень даже хорошо, – согласился Евгений Петрович.
Ему принесли стульчик. Он сел за елкой. И ему стало очень хорошо, тепло.
Перед глазами аппетитно оранжевела на ветке елки мандаринка. Он ощутил в кармане шубы упругий бочок «малыша». Снял мандаринку, разделил ее на дольки. Потом вытащил четвертину, снял с нее бескозырку-пробочку и горлышком приложил четвертинку к губам. Закусил. Потом еще выпил. Закусил. Вскоре с четвертинкой было покончено.
Как на грех, он увидел еще мандаринку на ветке елки.
Дальше все происходило по тому ритуалу, только в замедленном темпе…
Он впал в забытье.
Неожиданно сквозь сон услышал пронзительные детские крики:
– Дедушка Мороз, дедушка Мороз!
Усилием воли Евгений Петрович заставил открыться один глаз. Над собой увидел какие-то ребячьи физиономии. Рты ребят продолжали извергать клич:
– Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!
Евгений Петрович спокойно, с достоинством заявил:
– Идите отсюда, детки! Захворал ваш дедушка!..
На внеочередном заседании профкома Федоровскому Е.П. был объявлен выговор за срыв утренника в детском саду, посвященного Новогоднему празднику.
Розыгрыш по-композиторски
Известно, каким выдумщиком на розыгрыши был в свое время Никита Владимирович Богословский, известный советский композитор, автор классических песен «Шаланды полные кефали», «Спят курганы темные». «Темная ночь», «Давно не бывал я в Донбассе».
Одни из разыгранных им товарищей относились к этому с юмором, с доброй иронией. Другие обижались, сердились, расстраивались. Об одном из таких розыгрышей композитора нельзя не рассказать.
Произошло это с писателем-сатириком Борисом Савельевичем Ласкиным, который вместе с Володей Поляковым написали сценарий фильма «Девушка с гитарой» а с Никитой Богословским песню «Спят курганы темные».
Однажды в «Вечерней Москве» было напечатано: «На загадку: что такое два конца, два кольца, посредине гвоздик, прислали правильный ответ /ножницы/ следующие товарищи: октябренок Семенов Т.П., пионерка Левушкина К.Т., домохозяйка Баш А.П., писатель Ласкин Б.С. Редакция поздравляет товарищей».
Возмущенный Борис Ласкин примчался в «Вечорку» и с порога кабинета редактора произнес, обращаясь к секретарю:
– К чему этот розыгрыш? Еще и напечатали «писатель»…
Секретарь редакции тихо произнес:
– Так вы же сами об этом попросили…
– Я? Попросил? С чего это вы взяли?
– А вот ваше письмо.
Ласкин выхватил листок и прочитал: «Ответ – ножницы. Очень прошу поместить в списке правильно ответивших мою фамилию, инициалы и то, что я писатель. Вам это ничего не стоит, а мне приятно».
– Смотрите, – показал секретарь, – это же ваша подпись, Борис Савельевич.
– Подделка… Никиты Богословского…
Не пью кефир
Возглавив Новый Московский театр миниатюр, Владимир Соломонович Поляков (замечательный писатель-юморист) активно начал собирать авторский актив. В частности, обратился он и к Юрию Карловичу Олеше.
Юрий Олеша. Шарж Иосифа Игина
Пришел к нему с двумя бутылками кефира.
– За кого вы меня принимаете? – удивился Юрий Карлович. – Я не пью кефир с семнадцатого года.
– А я, – сказал ему Поляков, – и не собираюсь напоминать вам о прошлом. Просто хочу обеспечить вас питательным напитком на срок, когда вы не будете выходить из дома.
– Вы что, арестовываете меня?
– Да, Юрий Карлович. Во имя наших добрых отношений прошу вас написать пьесу для нашего театра. Тем более вы обещали…
– Я не отрицаю, что обещал. Но не могу писать пьесу, когда ничего не имею в голове…
– Вашу голову, Юрий Карлович, я знаю. Вы просто на нее клевещете. Итак, прошу вас во имя нашей дружбы.
Олеша подозрительно глянул в глаза Полякову:
– Вы верите в дружбу?
Услышав утвердительный ответ, спросил:
– Может, тогда и написать пьесу о дружбе?
– Конечно!
– Вы думаете, что уже поймали меня. Ничего подобного. Не мучайте меня. Вы же видите, у меня над головой нимб, как у великомученика. Нимб!..
Он сделал паузу и уже другим тоном продолжил:
– Слушайте, Володя! Это уже интересно. Представляете: в ресторан входит старичок с нимбом. К нему подходит официантка и спрашивает: «Вам сколько граммов?» Он говорит: «Не больше двадцати пяти». Она удивлена: «Вы что, святой?» Он отвечает: «Да». И это правда. Он же Бог. Может, так и начать?!
С нобелевским приветом
Обращали ли вы внимание на то, что натура человека всегда так или иначе «рифмуется» с теми случаями из его жизни, в центре которых он оказывался не просто сам, но и те, с кем дружит или близко знаком. Во всяком случае это подтверждают те жизненные коллизии, о которых рассказывал Иван Фотиевич Стаднюк.