— Зачем гранату подожгли? — крикнул Ванька, подбегая ко мне.
— Она сама стрельнула, бомба твоя сумасшедшая, — сказал я. — Чуть меня не убила! Нам с Васькой все глаза засыпало. Ну и сила в ней!
Иван Васильевич обрадовался:
— Засыпала?
— Конечно, засыпала. Видишь, ни черта не вижу, — сказал Васька, протирая глаза кулаками.
— А здоровый огонь был? — спросил Иван Васильевич.
— До самого неба, — отвечал Васька. — Как пшикнет, так я думал — плетень сгорит.
Иван Васильевич даже засмеялся от удовольствия.
— Видишь, а ты не верил, что у меня настоящая граната выйдет. Я, брат, слесарь!
— Вот такую бы штуку начальнику в окно запустить, — сказал Васька. — Что было бы! Весь стол бы перевернуло, офицеру рыжему усы обсмолило бы! Или вот что — под бронепоезд, под самый паровоз заложить… Эх!
— Я могу и такую сделать, что бронепоезд разорвет, — сказал Иван Васильевич. — Только чурку надо побольше найти да патронов штук двести или триста.
Иван Васильевич так разошелся, что его и остановить нельзя было.
— Постой, — сказал я. — Твоими гранатами, конечно, рыбу глушить можно. А бронепоезд ею не взорвешь. Все-таки она не настоящая граната, а деревянная.
— Я могу и железную сделать. Вон я в прошлом году какую хорошую пушку сделал из дымогарных труб. Помнишь?
— Как же, помню, — сказал я, — хорошая была пушка, только не стреляла.
— Ну, гранату легче сделать. Отрежу кусок трубы, запаяю с двух концов. Сбоку дырочку просверлю. Пороху насыплю. Вот тебе и граната.
— Все равно будет не настоящая, — сказал я. — Так же пшикнет, как и деревянная. У настоящей бомбы и ударник есть и капсюль. А в капсюле — пистон, гремучая ртуть, динамит. Из дымогарной трубы такую не сделаешь.
— Ну что ж, — сказал Иван Васильевич, — я и настоящую могу сделать. Мне бы только посмотреть на нее, как она приготовлена. Да где же ее найдешь?
— Пойдем в тупик, — предложил я. — Там много чего валяется. Может, и гранату найдем.
В старый вагонный тупик упираются четыре железнодорожные линии. С северной стороны тупик открыт для входа, с южной, восточной и западной обнесен высокой цементной оградой.
Во время гражданской войны здесь было целое кладбище негодных вагонов. Они валялись, опрокинутые набок, и глядели окнами в небо.
У южной стены тупика находились три деревянные кладовые. Стены кладовых были пробиты пулями. На всех дверях висели замки с лошадиную подкову.
Вряд ли кто, кроме нас, в эти дни заглядывал в старый тупик. Кладовщик и тот уже давно не заходил сюда. Это было видно по замкам. Они обросли мохнатым, густым слоем грязи.
Глухо было в тупике. Молчаливо стояли кладовые, только ветер забирался в них сквозь пробитые стены и раскачивал из стороны в сторону ржавое железо крыш.
Иван Васильевич шел между вагонами и, качая головой, говорил:
— Лежит вот все без толку. А ведь тут винтиков сколько, гаечек, шурупчиков!
— Э-э, ребята, смотри-ка — кожаный пояс! — крикнул Васька и полез было под вагон.
— Ну его, что у нас своих поясов нет, что ли? Ты оружие ищи, а не пояса.
Долго мы бродили по тупику и ничего не находили.
Вдруг совсем близко кто-то застучал палкой по колесам.
— Осмотрщик, верно, — сказал Васька, — колеса выстукивает.
Мы осторожно заглянули под вагон.
— Андрей! — закричал Васька.
У вагона, притаившись, стоял Андрей. Он, видимо, услышал наши голоса и тоже насторожился.
Мы кинулись к нему.
— Где же ты пропадал, Андрей? Ты разве не в Курсавке?
Я даже обозлился на него:
— Что же ты на фронт не ушел? Только хвастал, да?
— Ну и чудной ты, Гришка! Куда же я один пойду?
— А чего же к нам не приходил?
— Рассердился на тебя, вот и не приходил. Вдвоем мы бы уже давно на фронте были.
Андрей порылся в кармане и вынул четыре патрона.
— Вот здесь нашел, — сказал он.
Ванька осмотрел их и сказал деловито:
— Ну если патроны нашел, так и граната тут может быть.
— Ясно, может, — сказал Андрей. — Надо только поискать как следует. Без толку болтаться нечего, главное — смотри под вагонами.
— Я и хотел лезть, — сказал Васька и, недолго думая, нырнул под вагон.
Мы тоже полезли на животах под вагоны.
— Ай, ай! — закричал вдруг Васька, словно его кто резал.
Мы все поползли к нему на помощь. А Васька все орал и показывал пальцем под соседний вагон.
— Ай, ай! Человек!
Мы схватили Ваську за руку.
— Какой человек?
— Живой.
Из-под багажного вагона, опираясь на толстую палку, вылез человек в грязной шинели.
— Тише, — хриплым голосом сказал он. — Тише. Лезьте сюда.
Мы выбрались из-под колес и робко подошли к человеку.
— Вы только не кричите, ребята милые, — торопливо сказал он, запинаясь. — Вы чьи?
— Мы поселковые.
— Кто ваши отцы?
— А тебе на что? — крикнул Иван Васильевич.
Мне стало жалко этою обтрепанного, грязного человека. «И чего он залез сюда? Прячется, верно, от кого», — подумал я.
— Чьи же вы? — еще раз спросил человек.
— Деповские, — сказал я. — А ты кто такой?
— Я красноармеец.
Мы так и уставились на него во все глаза. Лицо у него было совсем серое от грязи. Скулы туго обтянуты кожей.
— Товарищ красноармеец, закури, — сказал Андрей и протянул ему пачку махорки.
Я вытащил из-за пазухи хлеб, прихваченный из дому. Иван Васильевич достал из кармана спички.
Красноармеец прежде всего потянулся к Андрейкиному табаку. Руки у него дрожали.
Вместе с ним закурили и мы. Желтоватый дым закружился над нами легким облачком.
— А что ты здесь делаешь? — спросил красноармейца Андрей.
— Отстал я… Ранен… — и красноармеец отвернул правую штанину. Под штаниной мы увидели наскоро сделанный из рубахи почерневший бинт, на котором густым коричневым пятном засохла кровь. — Не мог со своей частью уйти. Потому и болтаюсь здесь.
— А где ночуешь? — спросил Васька.
— На чердаке. Вон на том, что с пробитой крышей. — И красноармеец показал на среднюю кладовую, у которой снарядом была разворочена крыша.
— Ребята, смотрите только не проболтайтесь. Если узнают, что я здесь, повесят, гады.
— Ты, товарищ, не беспокойся. Мы не проболтаемся. Не такие, — сказал Андрей.
— Ну, идите отсюда, — сказал красноармеец, — а то еще заметят нас.
И, опираясь на палку, он медленно побрел к своей кладовой.
Мы долго смотрели, как он, тяжело волоча простреленную ногу, неуклюже карабкался по шаткой лестнице на чердак.
Когда он скрылся, мы побежали в поселок.
— Андрей, что же теперь нам делать? — спрашиваю я на бегу.
— Что? Молчать. Никому об этом. Помрем — не скажем.
— А есть-то ему надо? — говорю я. — Ведь моего хлеба ему надолго не хватит.
— Носить будем, — отвечает Андрей. — А потом я его к себе возьму. Братья у меня ничего, ругаться не будут.
— К себе, — протянул Васька. — Ты все себе… А может, мой отец тоже бы его пустил. У нас и комната больше…
— Там видно будет, не спорь, — сказал Андрей.
Васька замолчал.
За водопроводной будкой Андрей остановил нас и, нагнув голову, тихо сказал:
— Ребята, смотрите! Ни матери, ни отцу — ни одного слова. Слышите?
— Слышим. Ни слова.
Мы попрощались и разошлись по домам.
Я бежал по улице и думал: «Какой сегодня удачный день! У нас есть красноармеец».
Глава X
БЕЗ ВЫСТРЕЛА
На вокзале праздничная суета. «Победа» стоит на главном пути, у перрона.
Доступ на вокзал свободен. Дроздовцы выставили свой броневик напоказ всей станице.
«Смотрите, мол, православные, каким утюжком погладим мы большевиков. Любуйтесь».
Любоваться бронепоездом пришли из станицы важные старики в черкесках, в голубых и коричневых бешметах.
Бородатый старик с серебряным кинжалом на поясе щупал корявыми руками зеленую броню и, причмокивая губами, говорил:
— Вот бы лемех сделать, ввек не сносился бы!
На перрон вышел, пошатываясь, командир бронепоезда. Он повел носом вправо и влево и сквозь зубы скомандовал:
— Приготовьсь!
Офицеры и рядовые засуетились вокруг бронепоезда, забегали по платформе, звякая шпорами и пересмеиваясь на бегу.
Солдаты у орудий пробовали винтовые подъемники, смахивали пыль со стволов, подымали и опускали в бойницах дула пулеметов, проверяя их исправность.
«Победа» готовилась к наступлению.
Машинист выглядывал из окна паровоза и невесело посвистывал. Потом он перестал свистеть и сказал своему помощнику:
— Погляди дышла там.
Помощник сбежал по ступенькам, отвернув стальные фартуки и постукивая молотком, принялся проверять клинья в дышлах.
Командир бронепоезда, аккуратно вынося в сторону правую ногу, шагал по платформе. Около паровоза он остановился и, прижимая локтем кобуру нагана, долго осматривал паровоз. Потом подозвал к себе молодого, похожего на жужелицу, офицера, стал торопливо расспрашивать его о каких-то запасных частях и шпалах. Офицер, приставив руку к козырьку английской фуражки, рапортовал:
— Железнодорожники утверждают, что никаких запасов в наличии не имеется.
— Врут, забастовщики проклятые! Не верьте им.
— Я сам проверял кладовые, господин подполковник…
— Ну и что же?
— Запасные части не обнаружены.
— В таком случае они вас околпачили, — тихо, но внятно произнес командир бронепоезда.
У бронепоезда столпились казаки. Они глазели на могучие морские пушки, заглядывали под колеса паровоза. Никто их не отгонял. Часовые спокойно расхаживали у бронепоезда, как будто не замечали посторонних.
Командир отвел в сторону молодого офицера и уже совсем тихо сказал ему:
— Вас околпачили, любезный, как последнего дурака. Возьмите солдат и немедленно разыщите запасные части. Нам невозможно отправляться при отсутствии таковых. Нас могут отрезать.
— Слушаю-с, — ответил офицер, щелкнул каблуками и ушел.