Фактически похищение было надолго забыто. Поездка, оплата такси, поход в ресторан — все это напоминало очень веселый праздник.
Внутри оказалась крошечная танцплощадка (на которую Джо не рассчитывал). Съев прекрасный итальянский обед, мы оставили в том заведении двадцать два доллара. Оркестр играл неплохо, ненавязчиво, негромко. И здесь было полно подростков. Не моего возраста, а немного старше. Учащиеся колледжей, наверное — семнадцать-восемнадцать лет, некоторые моложе. Я заметила, что Джо чувствует себя неуютно.
Многие здесь знали друг друга. Это был один из клубных субботних вечеров, когда каждый находится в отличном настроении, и по каким-то причинам, рушатся все барьеры. Мы сидели вдвоем, отгороженные от других своей тайной, и я почувствовала себя одинокой.
Вокруг нас танцевали. Когда я посмотрела на Джо, он покачал головой. Я вдруг поняла, как его мучает усталость, хотя его глаза были яркими, и он поддерживал разговор в необычной для него форме ничего не значащей болтовни. Я заметила, что он нервничает… а вот почему, понять не смогла.
Через некоторое время произошло неизбежное. Светловолосый парень с аккуратной прической (очень симпатичный, хорошо одетый, в хорошем галстуке) посматривал на наш столик. Наконец он подошел к нам и остановился, улыбаясь.
— Сэр, — обратился он к Джо, и я почувствовала, как напряглось колено моего спутника. — Не хотите присоединиться к нашей компании?
Джо уже хотел сказать «нет». Я должна была сказать «нет», но во мне находилось что-то живое, не подчиняющееся моему контролю. Хотя, клянусь, я ничего не понимала. Мне захотелось подразнить Джо, совсем немного, с любовью.
— Хотим, — ответила я. — Разве нет?
— Мужчина не может отказать своей дочери, — сказал парень. — Верно, сэр?
Я уже встала. Джо пожал плечами, тоже поднялся, бросив на меня взгляд, который я никогда не забуду, и мы пошли за нашим новым широкоплечим знакомым через лабиринт столиков к тому, где сидели четыре пары, все друзья, все принадлежащие одному кругу, очевидно, даже учащиеся одного колледжа. Выяснилось, что это гарвардцы.
Я удивилась, почему Джо не возразил мне. Он должен был понимать, что это безумие, сумасшествие. Я поняла это позже…
Нас представили всем сидевшим за столиком. Не помню никого, кроме двоих, сыгравших главные роли в тихой, грустной пьесе, которая последовала потом. Светловолосого звали Декстер. Его подружка была примерно моего возраста, бледная девушка в голубом платье, с не сильно накрашенными губами, огромными зелеными глазами и каштановыми волосами, завязанными в хвостик, что придавало ей вид, на взгляд мужчины, двенадцатилетнего ребенка. Она пила только ячменный эль. Ах да, чтобы закончить с ней, можно упомянуть о серебристом лаке на ее ногтях.
Я говорила вам о том, как реагируют на меня мужчины. Декстер совсем забыл о своей девушке (которую звали, кажется, Эллой) и начал изо всех силу ухаживать за мной. Чтобы понять это, Элле с хвостиком, серебристым лаком и прочим понадобилось минуты три. Но она была начеку. Единственный мужчина, с которым она могла поговорить, был мой спутник — все, естественно, приняли его за моего отца.
Я не стала отрицать этого.
Мы начали болтать. Джо представил нас остальным.
— Мою дочь зовут Джоан. Я мистер Смит.
Жозеф Смит.
Но все хотели называть его «сэр», и через некоторое время он начал отзываться. Кажется, ему даже было приятно. К Джо давно уже никто не относился с уважением, и я была рада за него.
Очень странное ощущение — болтать и следить за собой, как бы не допустить ошибку, ничего не выдать. Но беседа шла обычная и довольно глупая. Декстер был немного навеселе, как и все юноши, но оставался приятным. Да и вся обстановка была легкой. Как я уже сказала, Элла начала разговаривать с Джо очень уважительно, и он смог достойно отвечать, поэтому я забыла о нем на несколько минут. Декстер задал неизбежный вопрос:
— Сэр, могу я потанцевать с вашей дочерью?
— На ее усмотрение, — ответил Джо, и я проигнорировала его горящий взгляд. Что-то в нем, в том, как он говорил с Эллой, в его постоянно прижатом к моему колене, через которое мне шли сигналы, вызвало во мне легкомысленное желание все делать наперекор ему.
— С удовольствием, — сказала я, вставая. Джо повернулся к Элле и спросил:
— Вы танцуете?
Элла грустно улыбнулась и тоже поднялась. Мы прошли на тесную, крошечную танцплощадку. Декстер обнял меня, и мы начали топтаться со скоростью четверть дюйма в минуту. Парень имел большую смелость, и я ничего не могла поделать с тем, как он меня к себе прижимал.
— Это фокстрот, — заметила я. — Тесных объятий не требуется.
— Извини. Я ничего не могу поделать, Конечно, он был прав. На узкой танцплощадке топталось много пар, но что-то в том, как Декстер произнес свою фразу, подсказало мне, что он бы танцевал так же, если бы на площадке мы находились вдвоем. Я одернула себя и позволила ему прижать меня к себе покрепче.
— Славный малый, твой старик, — сказал он. — Хороший парень.
— Ты так думаешь?
— Конечно. Привести тебя сюда. Пригласить Эллу на танец. Хотел бы я иметь такого отца. Выяснилось, что отец Декстера был с Уолл-стрит.
— Номер сто двадцать, — произнес он, словно это что-то значило, поэтому я уважительно кивнула. Декстер принял это за знак восхищения и усилил свои медвежьи объятия.
Тут мимо нас довольно близко проплыли Джо с Эллой. Это меня шокировало и разозлило.
Я с расстояния в десять футов почувствовала возбуждение Джо, и вечер вдруг стал серым и безвкусным. Элла смотрела на своего партнера дьявольским взглядом — самодовольного удивления — и все прекрасно понимала. Потому что, встретившись со мной взглядом, она вспыхнула с головы до пят.
Потом они исчезли из моего поля зрения. Через несколько секунд оркестр умолк. Декстер остановился, шесть футов солидного мужчины, не отпуская меня. Я стала высвобождаться — но это было все равно, что толкать каменную стену.
— Я устала, — сказала я. — Хочу пить. Декстер не ослабил своих объятий.
— Эй, — весело воскликнул он, — видишь своего старика? Он прекрасно развлекается.
Я удивилась, почему в колледжах все любят разговаривать, как уличные хулиганы. Однако в случае с Декстером это не было притворством.
На мгновение мой слух обострился. Я распростерла свои чувства, словно щупальца, тысячу острых щупальцев, чтобы поймать в них моего Джо, услышала вздох Эллы и злой шепот. Я опять стала высвобождаться и злобно сказала «нет». Декстер отпустил меня, и пока он не передумал, я вернулась за столик.
Элла и Джо уже сидели, и если девушка несколько минут назад вспыхнула, сейчас она была кирпично-красная. Элла избегала моего взгляда и молчала, но могу сказать точно, очень хотела что-то сказать старине Декстеру. Могу себе представить, что именно. Это был бы окончательный разрыв. Я быстро села рядом с Джо.
Он был удивительно оживлен. Сверхоживлен. Его лицо двигалось в такт словам, иллюстрируя сказанное, и я стала следить за этой сценой. Она выглядела почти пародией, словно Джо надел на себя резиновую маску. Губы расплылись в улыбке, руки забавно двигались по скатерти на столике. Джо наклонился и что-то шептал на ухо Элле. Он нервно опустил руку, чтобы сжать свое колено. Мое оказалось рядом, но Джо даже не почувствовал этого. Я ничего не могла поделать с милым папочкой, и мне пришлось уделить внимание моему гарвардскому герою, который продолжал свою игру.
Вообще, им было легко управлять. Я все время краем глаза наблюдала за Джо. Его глаза блестели. Он вел себя словно пьяный или кольнувшийся. Я не могла видеть, что происходило во время беседы, но конец наступил очень быстро. В виде пощечины. Эллы. По щеке Джо.
Странно. В зале было так шумно, но звук пощечины разлетелся по всему помещению, как удар грома. Казалось, вокруг вдруг стало тихо. Сотни глаз повернулись к нам. В такой ситуации я смогла придумать только одно.
— Идем, папа, — сказала я. — Тебе уже достаточно.
Я встала, и Джо тоже поднялся со стула. Все его оживление пропало, лицо стало серым.
Ребята из Гарварда молчали. Элла сидела, глядя прямо перед собой. Теперь она не покраснела, а сильно разозлилась. Декстер встал, чтобы проводить меня.
— Очень жаль, — проговорила я. — Он иногда бывает таким. Идем, папочка.
Я повела Джо к выходу. Тысячи сочувствующих взглядов следили за мной. Метрдотель был подчеркнуто вежлив по отношению ко мне и бросил взгляд холодного осуждения на моего серолицего отца, на старину Джо, на человека, выпившего лишнего и распустившего себя перед собственной дочерью.
На улице швейцар подогнал к нам такси. Я затолкала Джо в машину. Он двигался скованно, словно кукла. Его дыхание со свистом вырывалось через нос. Я сказала водителю такси наш адрес и откинулась на спинку сидения.
Джо молчал. Машина медленно пробиралась по улицам среди оживленного движения. Я ждала.
Скрипнула кожаная обивка сидения. Это Джо положил голову на спинку. Он взял меня за руку. Я оттолкнула его.
— Почему? Молчание.
— Почему? Что с тобой?
— Не знаю, — ответил наконец ответил Джо спокойным голосом, — Мне очень жаль, что я расстроил тебя.
— Мы не хотели нигде показываться, — напомнила я. — Ничего подобного этой первоклассной сцене в ночном клубе не планировалось, чтобы мы могли укрыться за завесой секретности.
Джо промолчал.
— Вы отступили от плана, мистер Вито. Один раз, затем другой. Чем вы заслужили пощечину?
Но я знала и это. Мне не требовался набросок сцены. Я хотела знать причину.
Никакого ответа.
— Ты же почти ничего не пил. Виски с содовой. Джо, что в тебя вселилось? Мы были так счастливы.
— Ты не можешь понять, — выпалил наконец Джо. Он говорил радостно, быстро, будто перешел к любимой теме, с точно такими же интонациями, какие я слышала у Эллиота, когда тот обсуждал банкет, на котором он главенствовал, или маленькие деловые успехи. — Ты не можешь понять. Ни одна девушка не может. Это волнение. Слушай, Джоан… честно… — он повернулся ко мне, — ты не почувствовала этого? Это все для тебя.