Пятое. Я ровным счетом ничего не знаю о том, как здесь дерутся между собой одаренные. Давно больших войн не было, может, тут и вовсе таких поединков не бывает? Не факт. Майор Асано, явно опытный в драках гражданин. Допускаю, что он больше по простецам тренировался, недаром же со мной у него такая промашка вышла. Но при том он ничуть не удивился, пошел решительно. И знал, что делать. Даже продолжал контролить воздух вокруг себя. По нему стреляли прямо по ходу нашего боя, и ничего. „Сферу“ держал четко. Вероятно, чем ближе контакт, тем выше концентрация силы в действии. Тем ощутимей столкновение воли против воли. И тут уже кто окажется более стойким, того и тапки. И вот где мне этому учиться, если вариант с лицеями пока не подходит?
И тут шестое вырисовывается. Раз файерболами, как в порядочном фэнтези, тут кидаться нельзя, значит, остаются старая добрая стрелковка и ближний бой. Первое уже ясно — против прокачанного одаренного тридцатого левела не играет. Остаются кулаки и остро заточенная сталь. Гипотетически можно еще заболтать до смерти… ну или подвести под мощную мину или снаряд большого калибра. Только это уже из области ненаучной фантастики.
Седьмое. Что писал Нестеров о воздушном бое? Предугадывать, просчитывать и знать следующие ходы врага, нанося удары вразрез и на опережение. Это правило должно работать и в поединке. Получается, Такеши Китано, то есть Сатору Асано, просто видел мои ходы заранее и легко их обходил, даже не так… Он просто шел вперед, словно меж струй дождя. Мои действия ему не мешали вовсе. Ну, или почти. Тогда как я смог выжить? Как в том фильме: и сила есть, и воля есть, а силы воли нет…[47] Видимо, у меня в том бою хватило силы воли, на ней и выехал… А главное, вовремя пришла красная конница в лице каперанга Матвеева и компании.
Восьмое. Асано увлекся своими бредовыми фантазиями и живодерской эстетикой. И стал несовершенен: потерял концентрацию и начал допускать ошибки. И дал мне шанс. Судя по всему, Сатору, самое большее, лет тридцать. Если не двадцать семь — двадцать восемь. Молодой, самовлюбленный, очарованный своим могу ществом. Не наигрался еще. Это и есть его уязвимость. Иначе он бы подошел и загасил меня как свечку Просто протянув руку. Без напрягов и усилий.
А может, его так и учили: купаться в ощущении своей силы? И он даже не догадывается, что это — серьезная недоработка в системе? Тогда это большой плюс мне. Я-то уже этим знанием обладаю: самолюбование — это слабость, а стало быть, ведет к потере глубины и объема видения. Только наверняка и у меня есть свои „тараканы“. И как от них избавляться? Для начала надо их вычислить, объективировать и потом уже искать пути преодоления или развоплощения. Короче, пофиксить. Главное, чтобы кто другой не вычислил и не использовал их против меня раньше, чем успею вскрыть и исправить сам.
Так, это все хорошо. Но как-то от ума больше. А в душе почти отклика нет. Молчит, не отзывается медным голосом труб. Скрипкой или хотя бы рифом электрогитары. Значит, до сути я не докопался. Хорошо деду, он весь тут, и ясность у него кристальная. Вот и Витька молодец — самоопределился. И опять весь здесь. Потому и спит сном честного человека, у которого нет никаких неладов с душой и совестью. А вот я? Что сам себе отвечу?..»
Пока он размышлял, ноги сами довели его до какого-то парка в восточном стиле. Аккуратно постриженные деревца, дорожки, посыпанные белым песком, и небольшие беседки с загнутыми углами крыш. Здесь в тени было гораздо прохладнее, нежели в залитом солнечным светом городе, и Март неторопливо продолжил свою прогулку, продолжая осмысливать происходящее вокруг него.
«Так кто я? Зачем вообще здесь оказался? У России, как обычно, проблемы. И у меня лично тоже. А единственное, что точно в плюс — дар силы.
Я пока сам для себя загадка. Не понятно, до чего доберусь и что смогу сделать. Но великий летчик двух миров — Нестеров — в своей книге четко говорит: пределов для одаренного практически нет. Вот и этот гений и самородок Колычев… Значит, и я могу стать чем-то пока мне самому немыслимым. И тогда появятся ответы на вопросы. И новые горизонты. У каждого свой путь. И на этой войне тоже. Раз я одарен силой, значит, мне надо идти по пути силы. И бой с Асано не случаен. Жизнь показала мне, каким я не должен стать. Потому что в этом силы как раз и нет. И я очень благодарен Богу за этот урок. Сказано: оставьте мертвецов мертвецам и идите за мной. Значит, пора мне встать и идти. К самому себе, которого еще не знает никто.
Быть тем, кем ты хочешь быть, очень сложно. Каждый мечтает об этом, но очень немногим хватает настойчивости и удачи дойти до конца. Даже не единицы, а какие-то аномалии способны доверять и принимать до упора. Большинство людей сами себя лишают силы. В какой-то момент наша гордыня и самолюбие просто не дают совершить следующий шаг. Чаще всего в последний момент, когда цель уже так близка, что протяни руку и коснешься…
Вот и майор стал жертвой собственных страстей. Сначала погубил брата, потом не смог реализовать стопроцентный шанс расквитаться со мной просто потому, что буквально одержим своим Я и своей игрой в великого самурая. Нет, такой хоккей нам не нужен. Надо быть умнее. Буду у Витьки учиться. Вот кто начисто лишен гордыни и преисполнен христианского смирения. Светлый парень. И настоящий друг. Как и дед Игнат.
Сила сама все лепит и создает, ведет тебя, надо просто быть открытым ей».
Словно в подтверждение последнего тезиса ноги вывели его прямиком к самому настоящему додзе, на котором красовалась вывеска с двумя вырезанными из дерева скрещенными мечами и надписью на русском и корейском: «Школа кумдо „Ум-Ян Квон“». Март без тени колебаний переступил ее порог. Навстречу ему вышел пожилой буддийский монах с бритой головой, облаченный в серую робу-джангсам. Они обменялись церемонными поклонами.
— Пришел учиться?
— Да, — твердо ответил Вахрамеев, не без удивления осознав, что ровно за этим сюда и явился.
— Можешь называть меня Суахм Доса.
Первые же занятия на развитие контроля и концентрации, владения собственным телом и координации дали отличный результат. Монах, вторая часть имени которого являлась титулом: «доса» в переводе — «знаток мудрецов-отшельников», практиковал воинские и духовные традиции древнего корейского королевства Силла.
Еще в конце девятнадцатого века японцы оценили потенциал своих боевых искусств, в первую очередь кендо, для одаренных. И принялись активно развивать сеть додзе «пути меча» сначала у себя в стране, а затем и по всему миру. Корейцы быстро подхватили эту тему, но сразу переименовали ее в кумдо.
Вот в такую школу привела сила и Марта. Благодаря видению он ухватывал смысл того, что показывал наставник почти мгновенно. Затем начинались отработка и «вживание» на уровне сознания и тела. Говорили они с Суахмом очень мало. Тот больше предпочитал показывать, а не рассказывать. Никто не задавал вопросов. И не ждал ответов. Но каждый день Вахрамеев перед уходом оставлял в чаше для пожертвований щедрую плату.
Каждый из друзей с головой погрузился в свою учебу. Они трудились, каждый на своем месте, встречаясь лишь за обедами и ужинами. Ежедневно после тренировок Март упорно, хотя бы на полчаса, заглядывал в «Вегигун» в надежде отыскать нужного ему человека.
Неделю спустя, когда усталый, но довольный Витька вернулся ближе к восьми вечера из оружейной мастерской, в снимаемой ими комнатке его встретил изрядный бардак. Март, вывалив вещи на кровать, вовсю паковал их в новоприобретенные походные рюкзаки.
— Собирайся, — бросил Вахрамеев, не прекращая укладывать вещи. — У нас на все про все — час!
— Ты о чем?
— Я нашел борт, который этой ночью пойдет в Сеул. Погода хорошая, сплошная облачность, вроде и дождь обещают. Новолуние опять же. Короче, темень и мрак кромешный.
— Подожди, а как же… Мы Таню еще раз хотели завтра навестить… Работа опять же…
— Вот и прекрасно. Оставайся, трудись, учись, с Татьяной общайся.
— Нет, опять ты свою пластинку заводишь. Я с тобой!
— Тогда бегом добивай мешок и ужинать.
— Подожди, а как мы на базу попадем? Нас же не пустят.
— Хороший вопрос. Надеюсь, ты не забыл, что у меня есть некоторые дополнительные возможности? За эти дни я только и делал, что тренировался, сам знаешь. Думаю, отвести глаза часовым у меня получится. Главное, шума не поднимать. Зайдем со стороны аэродрома, там нет сплошной линии укреплений. Одевай все темное. И кашне не забудь, потом как раз на нос натянем.
— Оружие брать?
— Все брать. Мы вроде как съезжаем с концами, и когда снова здесь окажемся, неизвестно.
— Хорошо, я только сбегаю позвоню мастеру-оружейнику и скажу, что уезжаю срочно.
— Это ты правильно подумал, дружище.
Если бы Март действовал в одиночку, особых проблем решение поставленной задачи ему бы не доставило. Их этому учили. Разведка — она как раз про скрытное проникновение и прочие тихие дела. Поэтому участие в деле Кима стало для него вопросом. Но бросить друга было бы как-то слишком нечестно. Так что пришлось думать, как решать вопросы по мере поступления.
Все это время Март с помощью Лозового настойчиво выискивал случай, и вот сегодня звезды сошлись. Он опять сидел в трактире, слушая очередные истории технарей — и летунов, и из числа аэродромной обслуги, когда только что зашедший в «Вегигун» новый знакомый авиатехник Степан Дугин подозвал его к себе.
— Слышь, Вахрамеев, тебе вроде в Сеул надо было?
— Привет, Степа. Да, очень надо.
— Мы сегодня летим туда. Взяли подряд, будь он неладен. Это секретная информация, сам понимаешь. Так что молчок.
— Спасибо. Нас двое.
— Знаю. Видел твоего друга-корейца. С каждого по сто рублей. За риск. Сам понимать должен.
— Само собой. Оплата — как до Сеула доберемся.
— А деньги-то у тебя есть?
— Для такого дела найдутся.
— Ладно. Тогда к двадцати двум ноль-ноль буду ждать у борта. Наш транспорт называется «Аргунь». Вот смотри, — техник достал блокнот и принялся чертить, — мы здесь стоим. Понял?