– Согласен, – ответил он на мое предложение. – Я возьму тебя себе в падаваны.
– Э… это была шутка, – произнес я осторожно. Не поймите неправильно, он хоть и сидит в Храме, но с ним у меня не будет свободного времени. Вообще. Да и в целом довольно неприятная личность. Я ни на мгновение не поверил, что он сказал это всерьез, но подобные вещи необходимо пресекать на корню.
– Да? – посмотрел он на меня свысока. – А это должно меня волновать?
В итоге я отделался обещанием больше не приставать к наставникам. Довольно легко, как по мне.
Промелькнула у меня мысль подойти к Кеноби, но очень быстро убежала. Дело в том, что Оби-Ван слишком… непредсказуемый в некоторых вещах. Слишком добрый, слишком отзывчивый, ко всему прочему, юнлинги шептались, что у него тоже, в свое время, были проблемы с поиском учителя. Вот так подойдешь к нему, пошутишь, а потом тебя вызовут в зал совета и объявят, что ты теперь падаван. Да-да, у Кеноби. С Энакином другая проблема – он слишком, сцуко, слишком мозговитый. Да, вспыльчивый, да, упертый, но даже закусив удила и выбрав какой-нибудь малореальный план, он продумает все на несколько шагов вперед, в его исполнении. А еще он чрезмерно гордый. Пока, в лучшем смысле этого слова, но, как показывает канон, такая ситуация продлится недолго. В общем, тешу себя надеждой, что не дурак, но заговорить зубы Скайуокеру мне вряд ли удастся. Не Энакину. А какая же это тогда шутка?
Причем, и смех и грех, парень он довольно логичный и доводы разума слышит. И даже обдумывает. И, что уж там, в основном следует им. Будь иначе, Совет не стал бы мириться даже с таким перспективным малым. Я это к чему? Просто, если бы у меня была цель стать его падаваном, велика вероятность того, что я сумел бы уговорить его. Наши с ним хорошие отношения и явные плюсы обладания таким учеником, как я, сделали бы свое дело.
После всех этих приключений я пошел смотреть на корпус Стражей. Ходил, смотрел, примеривался и понял, что, да, это не мое. Военизированная организация внутри военизированной организации. Ну нафиг. Не последним доводом для принятия подобного решения стало то, что я еще на какое-то неопределенное время зависну в статусе юнлинга. А это, если кто не понял, несовершеннолетнее, бесправное существо. Оно мне надо? Я тут на днях понял, что хочу в отпуск. Домой хочу. А юнлинга домой никто не отпустит.
Следующим на очереди шел корпус Равновесия. В целом душа у меня к нему не лежала, хотя, на первый взгляд, все было идеально – сидение в Храме, уйма свободного времени, практически полное отсутствие начальства, там только глава корпуса, остальные, условно, равны. Да и брали туда всех подряд. Что не удивительно, ведь идти к звездочетам хотели очень и очень немногие.
В общем, посидел я над собранной информацией и решил не выеживаться – на первом месте дело, а моя хотелка перетерпит, и с этими мыслями потяпал к Рулу Аэлори, являющемуся главой корпуса равновесия. Данный субъект был старым чагрианином с длиннющими рогами, с еще более длинными… они называют это леторны, а по мне, так это просто отростки на голове, которые свисают у них с плеч. А еще у него была бледно-синяя кожа, делающая его похожим на покойника из хоррор-фильмов моего мира. Да и в целом внешность не сильно приятная. Но, прожив столько времени в храме, меня уже ничем не удивишь.
Нашел я его в главном зале звездочетов, он же медитативный зал, и занимался старик собственно медитацией.
– М-м-м… мастер Аэлори? – окликнул я его осторожно.
– Слушаю тебя, юнлинг, – произнес он, не открывая глаз.
– Храм атакуют, – не удержался я.
– Что? – резко открыл он глаза.
– Прошу прощения, мастер, – поклонился я. – Это была грубая шутка.
– Нет-нет, не стоит, – покряхтел старик. – Юность не любит, когда ее игнорируют. Сам виноват. Итак, – прикрыл он на мгновение глаза, видимо, собираясь мыслями, после того как его столь резко вырвали из медитации. – Здравствуй, Рейн, – улыбнулся он. – У тебя ко мне какое-то дело?
– Тут… такое дело, мастер, – начал я неуверенно. Пока сюда шел, был уверен в том, что меня примут, а теперь какая-то робость непонятная. Похоже, не такое уж это и простое дело, оставить за бортом устоявшийся порядок. – Хочу поступить в корпус Равновесия. – И гори оно все синим пламенем. Пора становиться «взрослым».
– Ты? – удивился старик. – К нам?
– Именно, – поджал я губы. Только не говорите, что это будет непросто.
– Кхм. Неожиданно. Насколько я знаю, ты не любитель, хе-хе, звездочетов. Точнее того, чем они занимаются.
– Не совсем так, мастер, – склонил я чуть голову. – Но в целом, да, не любитель. Тут важно понять причину.
– Да, – покивал чагрианен. – Магистр Йода говорил мне. – И, ненадолго задумавшись, спросил: – Хочешь перебороть свой страх?
Ты глянь, с поводом он почти угадал.
– Не перебороть – победить.
– А есть разница? – склонил он голову на бок.
– Конечно, – ответил я. – Победить можно не только тупо переборов.
– Умный юноша, – прикрыл он опять глаза. – Ответь ты иначе, и я бы отказал тебе, – произнес он, не поднимая век. После чего, неожиданно глянув на меня, сказал: – Тем не менее, у тебя еще целый год и, возможно, ты решишь передумать. Да и до конца этого учебного года осталась еще целая неделя. Давай так, – почесал он подбородок. – Я дам тебе два месяца, в течение которых ты все хорошенько обдумаешь, и, если твое решение останется прежним, я приму тебя к нам.
– Мое решение взвешено и принято, мастер Аэлори. И я его не изменю.
– Да? – отклонился он чуть назад, разглядывая меня с ног до головы. – Тогда, хочу заметить, что шутки над наставниками – не самое джедайское занятие.
Блин, я, кажется, покраснел.
– Встряска… порой тоже необходима, – ответил я ему через пару секунд.
– Возможно, – усмехнулся он. – Только поэтому ты и не был наказан. В любом случае, – стал он чуть серьезней. – У тебя два месяца, в течение которых ко мне можешь не подходить. Да и после… не забывай, у тебя целый год, не стоит с этим спешить.
А если меня за это время в падаваны отдадут? Но это ладно. А если я не смогу от этого отбрехаться? Нет уж. Два месяца подожду, а потом сразу к вам. Хотя, он в чем-то все же прав. Мало ли, вдруг, и правда, найду местечко получше?
– Как скажете, мастер Аэлори, – поклонился я, прощаясь.
– Йи-и-и-и-и-и…
Это было, млять, неожиданно.
– Асока, твою душу мать!
Данная особа, выскочив на меня из-за угла, напрыгнула со спины и, обхватив руками и ногами, начала визжать мне на ухо. Меня чуть дед Кондратий не хватил.
– Йи-и-и-и-и…
Блин, ни хрена себе у нее глотка. И легкие под стать. Так, спокойно, Леха, сконцентрируйся.
– Асока.
– Йи-и-и-и-и… А?
Визжать она перестала резко, удивленно осматриваясь. Все-таки не часто я подвешиваю перед собой юнлингов за шкирку телекинезом.
– Успокоилась? А теперь спокойно расскажи, что случилось.
После чего она, словно котенок, подхваченный за загривок, начала вертеться, размахивая руками и ногами.
– Меня взяли! Взяливзяливзяливзяли… ой. – Я резко отменил телекинез. В связи с чем, девчонка шлепнулась на пятую точку.
– Куда тебя взяли? – Понятно куда, но надо же спросить.
– В падаваны! Рейн, – подскочила она. – Меня взяли в падаваны! Ты был прав, абсолютно прав. Меня взяли, взяли, взяли…
– Стоп, – поднял я руку. – Асока, уймись.
– Да-а-а-а-а-а! – заголосила она, подняв руки, после чего убежала дальше по коридору.
– Едрить-колотить, – пробормотал я. – М-да-а-а…
Вот так вот, собственно, все и произошло. Буквально за две недели до ее дня рождения Асоку вызвали в зал Совета, где и объявили, что на днях она отправляется к своему учителю. И, да, это оказался Скайуокер. Мне же оставалось лишь облегченно вздохнуть. И из-за того, что она, наконец, стала падаваном, и из-за того, что это был Энакин. И если первый пункт не критичен, то вот если бы ее учителем стал бы кто-нибудь другой… я бы… Было бы очень… неприятно сознавать, что по моей вине, а история может измениться только по моей вине, она практически труп. Но, слава Богу, все обошлось.
Радовались не только мы с Асокой. Мики, когда узнал новость, даже вышел из своего вечно созерцательного состояния и проворчал, что, мол, наконец-то она отсюда свалит. За что был… м-м-м… няшно затискан, да.
За день до отъезда Асоки, умудрился поймать ее в своей комнате, где она, вообще-то, довольно редко бывает. Фактически, только спит.
– Позволь еще раз поздравить, – сказал я, присаживаясь рядом с ней на кровать.
– Спасибо, Рейн, – погладила она меня по руке. – За все спасибо.
– Да что уж там, – дернул я плечом. – На самом деле ты знаешь, как я отношусь к войне и к участию в ней детей.
– Мы падаваны, – задрала она нос. – И наша задача…
– Вы дети, – прервал я ее. – И от ранга это не зависит.
– Мы всю жизнь готовились к…
– Все, все, Шпилька, – помахал я рукой. – Не будем об этом. Ты знаешь мое отношение, я знаю твое. Я, собственно, о другом хотел поговорить. Вот, – протянул я ей комлинк. – И вот. – Следом за ним последовал чип.
– Красивый, – повертела она в руках местный мобильник. – А это что? – кивнула она на чип.
– Комлинк, подарок лично от меня. А это деньги, которые ты заработала, помогая мне с гироскопами.
– За комлинк спасибо, а деньги мне не нужны, – мотнула она головой.
Ну, начинается.
– Не нервируй меня, Шпилька. Деньги не могут быть не нужны. Держи уже, – все-таки впихнул я ей чип. – Запомни, малышка, только мы решаем, насколько важны деньги. Сами по себе они не добро и не зло. Хочешь, трать, хочешь, не трать, но учти, если однажды ты не выполнишь миссию только потому, что у тебя не было пары лишних кредитов, виновата в этом будешь только ты. Доступно излагаю?
– Да, – опустила она голову. – Прости, ты, конечно же, прав. – И вздохнув, добавила, глядя на чип в своей руке: – Ты всегда оказываешься прав.