— Теперь я понимаю, — сказал бывший учитель, — ты должен сам отомстить им за все.
Письмо к матери
В конце лета, когда гвардейский полк подполковника Лепешкина стоял в обороне и готовился к решительному штурму мелитопольских позиций, ефрейтор Левашев побывал в родном селе. Командир разрешил.
Нерадостные вести принес он, возвратившись в полк. Семья его погибла от рук палачей, мать Володи тяжело больна.
Узнав о том, что мать жива, Володя написал ей письмо:
«Здравствуй, дорогая мамочка! Пишет тебе гвардии рядовой Вова Валахов — твой сын.
Здравствуй, брат Виктор!
Не ругай меня, мама, что я покинул тебя. Победим фашистов, и я сразу же приеду домой. Может быть, ты думаешь, что меня вместе с Мишей убили немцы? Нет, я жив и здоров. Убежал я тогда. Фашисты стреляли, а я лежал возле ног офицера под широкими листьями капусты, вот они и не увидели меня. Ночью я убежал далеко-далеко и заблудился в плавнях реки. Вот где страху было!.. Топь такая, чуть не провалился с головой. А комары проклятые искусали, спасу нет. Глаза заплыли. Комары не лучше фашистов!
Сначала терпел. Питался камышовыми корешками, а потом как начало от них тошнить, я чуть не умер. А тут еще пушки стрелять стали. Лупят по плавням: как будто поганые оккупанты узнали, что я там спрятался. Иначе зачем им снаряды тратить зря?
Кажись, на третий день я нашел штык. Длинный, ржавый, но острый, как моя пика. И подался я искать того фашиста, который угнал вас да Мишу убил. Нашел немца с портфелем, в котором фашисты документы хранят. Хотел запороть его штыком, да жалко стало хозяйку дома. Ведь убьют они ее потом. Но портфель оказался ценным — с картой. Отдал я его нашему командиру, и он меня похвалил.
Может быть, ты думаешь, что мне тут плохо? Нет, мама, все меня любят, сплю с солдатами и ем солдатский харч. Повар наш очень вкусно готовит. И хотя я настоящий солдат и значок гвардейский имею, но повару иногда помогаю.
Хороший у меня командир сержант Петя. Он разведчик. А подполковник Лепешкин — это командир полка. Строгий, но меня не обижает. Когда бывает свободен, то всегда зовет в свою землянку, и там мы играем в шашки, чай пьем. И жена у него тоже умная. Не какая-нибудь просто женщина, а врач, капитан. Детей у них нет, и они говорят, чтоб я после войны к ним поехал. Вот смешные… Нет, после войны я поеду домой, к тебе, дорогая моя мама. Лишь бы скорее кончалась война.
И еще у нас в полку есть разведчик Левашев. Это наш учитель. Да только мы не сразу узнали друг друга. Я подрос, и он стал толще, да медали у него теперь две. Собирается меня учить, но ничего из этого не получится. Скоро в бой пойдем, и мне некогда будет детскими делами заниматься.
Ты не беспокойся, мама, как победим Гитлера, так сразу приеду домой. И врагам я не поддамся, не бойся. Отомщу им за все, пусть знают, как соваться к нам. А если встретишь того деда, скажи, что я помню его и, когда вырасту, обязательно отдам долг за ботинки. Только не забудь сказать, что я стал советским солдатом. До свидания. К сему гвардии рядовой твой сын Володька».
В разведке
Сержант Петя возвратился из штаба в хорошем настроении.
— Ну, хлопцы, задание получил. Идем в тыл врага на окраину Мелитополя, разведывать пушки да минометы врага.
Узнав об этом, гвардии рядовой Валахов стал упрашивать сержанта, чтобы тот взял и его с собой в разведку.
— Я город хорошо знаю, — доказывал Володя. — Каждый дом знаком.
Но сержант был неумолим. Разведчики ушли, и Володя остался в землянке один. С досады он забрался на нары и не заметил, как заснул. Разбудил его приглушенный голос:
— Я же говорил, что на бревне плыть надо… Не послушали — вот и потеряли Илюшу.
— Да, нехорошо получилось, — вздохнул сержант. — Товарища потеряли и задания не выполнили…
Володя сразу понял, о чем речь идет, и чуть не расплакался. Жаль ему было веселого Илью.
— Почему меня не взяли? — сквозь слезы говорил он. — Я бы вас незаметно в город провел.
На следующую ночь снова вышли в разведку сержант Петя и ефрейтор Левашев. Никто не заметил, куда исчез Володя, А в плавнях, когда разведчики уже были далеко от своих, вдруг раздался топот, кто-то догонял, пробираясь по тропе в зарослях камыша.
— Чего остановились? — послышался голос Володи. — Правильно идете…
— Кто тебе позволил? Марш обратно!
— Ну чего кричишь, немцы услышат, — зашептал Володя. — Я уж давно сзади иду. Мешаю вам, что ли?
— Ладно, леший тебя за ногу, идем, — разрешил сержант. — Но смотри!
— Есть смотреть! А чего смотреть-то?
— Не хныкать! Вот чего.
Левашев и Петя были одеты в немецкое обмундирование, а Володя, зная об этом еще утром, одел на себя тряпье, раздобытое в покинутой жильцами хате.
Ночь темная, сыро, с камыша словно дождь льет. Ноги утопают выше колен. Вот и лодка. Теперь не страшно. Сержант знает, что немцы охраняют плавни только с одной стороны.
Несколько сильных гребков — и снова камыш. Лодка подминает его, едва ползет, потом остановилась и ни с места.
— Прыгайте! — шепчет сержант.
Наконец-то под ногами твердая почва — сплошные кочки.
— Теперь идите за мной, тут я все знаю, — сказал Володя и оказался впереди. — Не отставайте!
Обогнули какие-то скирды, долго пробирались по кустам и наконец — огороды.
— Окраина села, — шепнул юный разведчик. — А потом город будет.
Наткнулись на немецкую батарею, но, незамеченные часовыми, обошли ее и оказались в заросшем бурьяном огороде. Вокруг ни души.
— Ну, «Иван Сусанин», — сказал сержант, — ховайся и жди нас. Возвратимся завтра ночью. Сигнал — кваканье лягушкой.
— А я? Я тоже…
— Слушай, что говорят, — оборвал сержант.
— Вот тебе хлеб и колбаса, — сказал Левашев, передавая мешок Володе. — Осторожно, земляк.
Володя возразить не успел. Сержант и Левашев мгновенно исчезли в темноте.
Долго лежал Володя в безмолвном огороде, прислушиваясь к грому пушек и перестуку пулеметов, потом встал и пошел ближе к городу. «Как будто я не могу выявлять, где и что у немцев», — подумал мальчишка. Он осмотрелся. Над камышовыми зарослями белело небо.
Сорвав два кабачка и засунув их в карманы штанов, Володя осторожно пополз. При каждом шорохе замирал, всем телом прижимаясь к земле. Часовые его не замечали, но страшно было оттого, что наша артиллерия стреляла по окраине города и вокруг то и дело свистели осколки.
В одном месте Володя чуть не столкнулся с часовым. Чтобы отвлечь его внимание, он бросил камень на крышу дома. Загремело железо. Немец насторожился и пошел за угол.
Тем временем маленький разведчик прошмыгнул через двор и оказался на знакомой улице. Прижимаясь к домам, перебегая от угла к углу, он пробирался все дальше.
Начало светать. С реки Молочной дул прохладный ветер, и промокший мальчик дрожал от холода. В городе не осталось ни одного не пострадавшего от войны дома. Кажется, что горожане покинули Мелитополь.
С трудом Володя нашел дом, в котором жил его друг Толя. Мальчишки вместе ходили на речку, купались, рыбачили. Постучал. Из-за закрытых ставен донесся женский старческий голос:
— Кого надо?
— Где Толька? — спросил он.
— Спит в погребе… А ты кто будешь?
— Друг Тольки, — снова зашептал Володя в щелку ставни.
Из дома вышла старушка. Пропуская мальчика в комнату, она ворчала:
— Стреляют и стреляют… Житья никакого нет. Из-за речки наши палят. И немецкие пушки кругом. На Октябрьской стоит какой-то шестидульный анчихрист, на Сенной площади — орудия, длинные, в небо глядят.
«Зенитки, — сообразил Володя. — Надо запомнить».
Где-то рядом разорвался снаряд.
— Иди-ка ты к Тольке в погреб, — заволновалась старуха. — А то шарахнет в тебя, будешь знать.
В погребе было сыро. Минут пять Володя всматривался в темноту, прежде чем увидел своего друга, который спал на соломе. К нему под бочок и прилег Володя.
— Толька, проснись ты, — начал тормошить он товарища и ткнул пальцем в бок.
— Не коли, — спросонья забормотал тот и открыл глаза. Узнав Володю, обрадовался, заговорил звонким голосом: — А мне приснилось, что меня немцы колют штыком…
— Я тебе кабачков принес, — сказал Володя.
— У нас свои есть, — сонно проговорил Толя.
Разговор дальше не клеился.
— Давай лучше на улицу пойдем, — предложил Володя. — Там пушки стреляют. Ух как интересно!
— Пойдем! — живо согласился Толя и сбросил с себя одеяло.
Они вылезли из погреба. Солнце светило вовсю. Изредка то там, то здесь рвались снаряды.
— Не боишься? — спросил Володя.
— Я ничего не боюсь, — хвастливо заявил Толя и выпятил грудь, как петух. — Теперь хана немцам. Наши идут. Слышь, как бьют пушки?
— Тогда помоги мне в одном деле, — предложил Володя.
— В каком?
— Понимаешь, встретил я вчера своего учителя на улице, а он мне и говорит: после войны наш город музеем будет, — начал сочинять Володя. — Где штаб немецкий был, где пушки у них стояли — везде дощечки потом повесят. Вот нам и нужно эти сведения собрать.
— Музей — это хорошо, — недоверчиво отнесся к его словам Толя и, немного подумав, добавил: — Обманываешь ты, наверное, меня…
— Зачем же тебя обманывать? — сделал обиженный вид маленький разведчик. — Все натурально.
— Я сразу догадался, кто ты такой, — прищурил глаза Толя. — Партизанишь, да?
Володя испуганно замахал руками, ему не хотелось разглашать военную тайну.
— Нет, что ты. Я бродячий. Мать потерял, родных нет.
— Меня не обманешь. Дай честное пионерское, — прошептал Толя. — Самое коммунистическое.
Володя промолчал. А Толя уже горячо шептал ему:
— Я никому не скажу. Ты не бойся… И в разведку с тобой пойду. Я храбрый. А в подвал меня бабка загнала…
Володя молча пожал руку приятелю. Через несколько минут мальчишки уже шныряли по городу, высматривая, где находятся замаскированные батареи врага. Немцы не обращали на маленьких оборванцев никакого внимания. Они не догадывались, зачем один из мальчишек таскает с собой длинный кабачок. А Володя делал на нем ногтем отметки, которые мог расшифровать только сам.