Штаб ЮТФ разгромлен
В Тамбове на тихой Лермонтовской улице в старом купеческом деревянном доме, на месте которого построено современное здание, жили в годы войны Петя Волков, Женька-голубятник и усеянная до ушей веснушками Танюшка. Конечно, жили они не одни, а вместе с родителями.
Петин отец был слесарь на заводе, Женькин — военный прокурор, а Танюшкин погиб в боях с японцами у озера Хасан. Ее мама работала врачом в городской больнице.
Все три семьи жили дружно, весело. Теплыми летними вечерами собирались в беседке возле сирени во дворе, пили чай из большого желтого самовара, потом играли в лото и рассказывали забавные истории, которые любили слушать ребята.
Война все поломала. Петин отец сразу же ушел на фронт, мать поступила работать на завод. Женькин отец стал редко появляться дома, потому что часто уезжал в командировки, а Танина мама, к удивлению всех ребят двора, стала военным врачом. В зеленых петличках на ее гимнастерке поблескивали красные прямоугольнички военного врача третьего ранга, что соответствовало званию «капитан».
По радио в то время часто говорили, что все должны помогать фронту, на улицах висели плакаты «Смерть немецким оккупантам!», а в городском парке в железной клетке сидел звероподобный, с хвостом и когтистыми лапами — Гитлер. Хотя и не настоящий, но страшный. Смотрели люди и говорили: «Скорее бы посадить взбесившегося фашиста вот так в клетку, узнал бы он, как идти войной на нас».
Все горели желанием поскорее разделаться с врагом. Война — это прерванная мирная жизнь, разлука с родными и знакомыми, смерть многих тысяч людей, сожженные города и села, голод, нужда и всеобщее горе людей. И хотя Петя, Женя и Таня были далеко в тылу и гром войны в то время до них не доходил, все они понимали, что настало время, когда никто не имеет права оставаться в стороне от борьбы с врагом. Но что делать? Как и чем помочь Советской Армии громить врага?
— Давайте убежим на фронт, — предложил однажды Женька-голубятник. — Я и голубей своих возьму, пригодятся.
Полагаясь на Женьку, потому что он постарше, да и к тому же сын кадрового военного, Петя и Таня вступили с голубятником в тайный заговор. Было решено хорошенько подготовиться, изучить военное дело, собрать необходимые вещи, а уж потом тайком от родителей бежать на фронт.
Свои собрания ребята устраивали на чердаке, где жили голуби. Там они устроили склад вещей и сухарей, необходимых в дорогу. Теперь это был не просто чердак, а штаб ЮТФ, что означало: юные тамбовские фронтовики. Иногда Женька зазывал туда ребят из соседних домов и, предварительно взяв клятву хранить разговор в секрете, записывал их в команду ЮТФ.
Начальником штаба Женька-голубятник назначил сам себя. Ребята не возражали, потому что другой подходящей кандидатуры не было. Все они считали его красивым парнем: светловолосая челка, голубые глаза, прямой нос, а не пуговка, как у Пети, и лицо без единого пятнышка, не то, что у Танюшки. Пальцы у Женьки костлявые, большие, на фронте такие пригодились бы. Да и рост гвардейский: сто семьдесят, а ему только четырнадцать лет. Правда, учился Женька плохо, но это не угнетало начальника штаба. «На фронте сила нужна, — говорил он, — а не грамматика».
Заместителем начальника штаба был Петя Волков. Ему лишь десять лет, но он мальчик крепкий и смелый, отличник. Пете было поручено писать штабные приказы. Он даже присягу сочинил: «Мы, юные тамбовские фронтовики, торжественно клянемся лупить фашистов и не покидать поле боя, если даже ранят».
Потом Женька, Петя и Таня придумали обязанности членов ЮТФ и дали списать другим ребятам. И все, как казалось ребятам, шло отлично, но кто-то предал их. У какого-то мальчишки с другой улицы мать обнаружила переписанные обязанности ЮТФ:
― сохранить тайну побега;
― изучить винтовку;
― уметь перевязывать раны;
― тащить из дома все, что скажет начальник штаба;
― не хныкать в бою.
По подписям: «начальник штаба ЮТФ Жек (Женька Чернов), заместитель Петр Волков и медицинская сестра Таня Цибуля» — мамаша узнала зачинщиков сговора и пожаловалась отцу Женьки. И все их планы расстроились.
Отец выпорол Женьку ремнем, запер на огромный замок лаз на чердак и сказал:
— Тайным заговорам у нас не место. Хотите фронту помогать, идите в совхоз, работайте, овощи нужны армии.
Петю и Таню не наказали, но долгую нотацию прочли. На этом штаб ЮТФ прекратил свое существование, но желание попасть на фронт у ребят осталось. Женька, хотя и пострадал больше всех, все же сказал Пете: «Не сдавайся, мы все равно убежим на фронт…»
Таня вскоре с другими девочками стала ходить в госпиталь, помогать медицинским сестрам и санитаркам ухаживать аа ранеными, и убегать на фронт уже не хотела, а Петя не знал, что лучше: на фронт податься с Женькой или остаться дома? Решил посоветоваться с отцом и написал длинное и обстоятельное письмо в действующую армию.
В лес к деду Емельяну
Ночью немецкие самолеты бомбили Котовск, и взрывы, похожие на гром, были слышны в Тамбове. До утра все жильцы дома на Лермонтовской улице сидели в бомбоубежище, которое было отрыто во дворе на том месте, где до войны стояла увитая хмелем беседка. Беседку сломали, а доски пошли на крышу земляной щели. Это и было бомбоубежище. Сырое и тесное. Только и там страх не проходил. Так и казалось, что прилетят фашистские самолеты непременно на Лермонтовскую улицу и первая же бомба попадет прямо в бомбоубежище.
Рано утром, когда солнце едва коснулось крыш домов и жильцы дома разошлись по своим квартирам, заскрипели ворота и во двор въехал на телеге Петин дедушка — лесник Емельян Иванович Волков. Бородатый, в пыльных большущих сапогах, через плечо кожаная сумка, на картузе дубовые листики из латуни.
— Услышал ночью бомбежку, дай, думаю, поеду в Тамбов, проведаю, живы, нет ли наши… Вот ведь, зверь, до Тамбова добрался!
Петина мать к дедушке — с просьбой:
— Папаша, забери Петю, опасно тут. Да и сил нет одной мне с ним.
— Что же, не противлюсь. Могу хоть всех взять в лес, — ответил дед Емельян, распрягая лошадь. — Вот делишки свои в городе закончу и поедем. Чего уж тут.
Но никто, кроме Пети, в лес не поехал. Взрослые были заняты делом, а Женька и Таня наотрез отказались.
Женька сказал:
— Не хочу комаров кормить.
А Таня выставила более важную причину:
— А как же раненые? Не могу. Мне в госпиталь ходить надо.
В полдень, когда дед Емельян закончил свои делишки, а Петина мать пришла с завода на обед, состоялись Петины проводы. Уезжал он не с охотой. Что хорошего в лесу? Скучно, комары, товарищей нет, к тому же звери бродят там небось. Да и на фронт оттуда не убежишь, далеко. Мальчишка насупился. Белесые брови взъерошились, вот-вот захлюпает.
Елизавета Ивановна — Петина мать, убеждала сына:
— Пойми, некогда мне с тобой заниматься, весь день ты один. Да и беспокойно здесь, бомбит германец проклятый…
— Ничего, там у нас пока тихо, — подбадривал дед Емельян. — А ежели душа не вынесет, тосковать будет, я его живо назад привезу. Мне мужик нужен, а не гимназистка с оттопыренным мизинцем.
Женька-голубятник бросил шест с тряпкой на конце и, как будто вчера ничего не случилось, никакой порки не было, сказал с усмешкой:
— Что, в ссылку?
— Иди, иди, гоняй голубей, — сказала Елизавета Ивановна, укладывая Петины вещи на телегу. — Обормот несчастный. Он без тебя там хоть по чердакам лазить не будет.
— А я что? — затараторил Женька. — Я ничего.
«Да, жаль, что приходится уезжать, главное, не сбылась мечта, — подумал Петя. — А может, оттуда легче бежать? Уйдет куда-нибудь дед, останусь один в доме и убегу, — мелькнула мысль. — Доберусь до фронта как-нибудь».
— Ты один не убегай туда, куда мы хотели, — на всякий случай предупредил Петя своего товарища.
— Ладно, посмотрим, — многозначительно ответил тот.
— Куда он убежит? — усмехнулась Петина мать. — Он в лес-то поехать побоялся… Фронтовик тоже мне. Иди, иди, не стой над душой.
— Кха! — крикнул Женька и засвистел пронзительно. Он стал отчаянно размахивать шестом, и голуби дружно поднялись с крыши.
— Босиком не бегай, в озере не купайся, дедушку слушайся, — наставляла Елизавета Ивановна сына. — Письма отцу пиши. Адрес в кармане куртки. От дома не отходи далеко.
— Ну ладно, знаю я, — отвечал Петя и краснел со стыда. — Не маленький, знаю.
— Спать ложись вовремя, руки мой.
— Да ладно, знаю.
Пете хотелось казаться взрослее своих лет, поэтому советы матери в присутствии Женьки и дедушки смущали его.
— А если в Тамбов немцы ворвутся, я тоже переберусь в лес, — шепнула Елизавета Ивановна. — Не бойся. Я буду навещать тебя.
— Надумаешь, приезжай, — сказал дед Емельян Женьке.
— Посмотрим, — ответил тот и, скривив губы, кивнул на окно: — Родители не пустят.
— Такого орла и не пустят? Быть не может.
Польщенный вниманием деда Емельяна, он расплылся в улыбке и, опять пронзительно свистнув, крикнул на голубей:
— Кха!
Голуби, поднимаясь все выше и выше, уже казались крошечными точками.
— Кха! Кха! — кричал Женька и, довольный хорошим полетом голубей, смотрел то на Петю, то вверх, где парили птицы.
— Ну, будя, — сказал дед, садясь в телегу. — Поедем, некогда мне задерживаться.
Женька бросил шест и, не ожидая приглашения, с разбегу прыгнул на задок.
Пете стало немного тоскливо: не смог проститься с Таней. Она была в госпитале, где работала ее мама.
Когда телега уже затарахтела по булыжной мостовой, Елизавета Ивановна что-то закричала вслед, но Петя ничего не расслышал.
Проехали мимо старой кузницы, мимо здания пожарной охраны и оказались за городом.
— Ну, Петрушка, положи-ка узелок и бери вожжи, — сказал лесник. — А ты, Евгений, слезай. Будем ждать тебя. Согласен?
— Да я-то хоть сейчас… Да вот родители… А там у вас небось помидоров да огурцов завались?
— Будешь есть досыта, — ответил лесник. — Одним словом, не плохая у нас ссылка. Придумает же…