Женька чуточку шевельнулся, и старая, узкая, почерневшая от времени лодка снова хлебнула воды.
— Плавать умеешь? — спросил Женька. — Снимай рубашку.
— Не знаю, — ответил Петя.
— Если бы не ты, я сейчас прыгнул бы в воду и поплыл к берегу. Все из-за тебя. Ладно, будем погибать вместе.
— Дедушка! — закричал Петя. — Дедушка! Тонем!
— Чего орешь? Снимай картуз да черпай воду из лодки, — распорядился Женька. — Без паники, Конопушкин!
Мальчишки принялись откачивать воду своими кепками, но, сколько ни выливали, ее в лодке не уменьшалось. Из щелей в дне били фонтаны.
— Эгей! — послышался голос деда Емельяна. — Давайте сюда лодку!
— Не можем! — крикнул Женька. — У нас весло уплыло! Полундра!
— Греби руками! Едят тебя за ногу, полундру этакую!
Лодка, хотя и медленно, пошла к берегу.
— Уши вам надо надрать за это, — сердился лесник. — Я специально не заделываю эту щель, чтобы в лодке всегда была вода и она не рассыхалась. Рыбаки-чудаки.
Когда мальчишки сошли на берег, дед поймал за уши Женьку и внука.
— Едят вас за ноги! Драть или пощадить? Да вы знаете, что здесь, на середине, глубина как в море? Ладно, прощу на первый раз, — дед погрозил пальцем сначала Женьке, потом Пете. — Но больше не могите мне баловать! Иначе вам покажу полундру!
— Мы искали сеть, — признался Петя. — Женька сказал, что ты ловишь карасей сетью.
— Чудаки. Я ее еще не ставил. Карасей ловлю вершами. Рваная она, сеть-то, оказалась.
Женька, побежденный, недовольно сопел, держа за спиной, чтобы не увидел дед, мокрую кепку.
Дед Емельян достал из-под куста спрятанное ведро и, быстро откачав воду из лодки, заделал щели паклей.
— Поеду один. Лодчонка маленькая, не поднимает троих.
— Вот тебе и сети, — сказал Петя. — Вот тебе и покатались.
— Заткнись! — замахнулся на него Женька.
Лесник направил лодку вдоль берега и, подъезжая к вехам, вытаскивал верши. Карасей он высыпал в лодку.
Когда он возвратился, ребята подобрали со дна лодки полное ведро карасей. Мелких карасиков дед велел выпустить в озеро. Домой ребята возвратились мокрые, усталые, грязные.
В тот день тетка Матрена не ушла в село, осталась ночевать. Встретила она ребят руганью.
— Бездельники! Анчутки! — ворчала она. — Воробьи просо клюют, а они бродят по болотам. Помогли бы сгонять птиц.
Дед Емельян махнул рукой, и Матрена замолчала.
— Они ребята толковые, если попрошу, то и воробьев гонять будут, а ты зря не кричи.
Женька и Петя заулыбались и сели за стол. Дед все-таки справедливый.
— Ружье дадите, мы их… — сказал Женька. — И патронов побольше.
— Воробьи не медведи, — ответил лесник, — трещотки сделаем.
— Возишься ты с ними, дед, — проворчала Матрена. — а толку от них как от твоей козы молока. В колхоз их. Пущай поработают.
И опять дед Емельян не разрешил тетке обижать ребят.
— Ты, Матрена, чисть карасей, — сказал он, — а ребята пойдут травки накосят Рыжухе.
— Это мы в момент! — вскочил обрадованный Женька. — Косить, чур, буду я.
— И я, — сказал Петя. — Давай по очереди.
На следующий день ребята, вооружившись сделанными лесником трещотками, охраняли от птиц просо. Воробьи огромной стаей летали вокруг, но не садились на посев.
— Давай сделаем пугало, — предложил Женька. — Надоело мне крутить этот автомат. Давай?
К вечеру на середине огорода уже стояло большое пугало, одетое в Женькин пиджак.
— Надо сверху на палку насадить тыкву, — предложил Женька. — Будет голова.
Петя тут же сбегал в огород и принес продолговатую тыкву, похожую на Женькину голову. Прорезали рот, нос, глаза. Тут и кепка с покоробленным козырьком пригодилась. Издали чучело как человек…
До самого захода солнца ни один воробей не осмелился спуститься на просо. Довольные своей работой, ребята возвратились домой.
Поужинали. Небо заволокло тучами, стало темно.
— Будет дождь, — сказал дед. — Ноги гудят.
— Куртку вымочит, — вспомнил Женька. — Принести бы, а?
— В чем же дело? — сказал лесник. — Сходи.
Женька потоптался на одном месте, почесал затылок: — А может, не ходить? Темно там.
— Эх, городские неженки. Трусят, — тут как тут заворчала тетка Матрена. — Готовь рубль, схожу. — И, не получив ответа, она вышла из дома, но тут же вбежала. — Свят, свят, — перекрестилась она, — сатана там. Глаза горят, огонь во рту. Страх-то.
Лесник вышел из дома и принес Женькину куртку.
— Шутники, — сказал он, поглаживая бороду, — воткнули гнилушки в тыкву и напугали свою тетку. Вот тебе и рубль… Получила?
— Я так и подумала, — оправдывалась Матрена, — но в темноте-то страшно, они, глаза-то, горят.
Утром на пугало надели рваную рубаху, а рядом воткнули шест, на конце которого привязали убитого ястреба. С тех пор воробьи совсем перестали летать на просо. Отучили.
Через несколько дней в гости к леснику приехали те самые солдаты, которые погасили пожар. Узнав, что дед Емельян хотел в этот день косить просо, они решили помочь старику.
— Соскучились руки по мирному труду, — сказал один солдат с усиками.
Он косил мастерски, словно по линейке шел. Просо ложилось ровными рядками кисточками в одну сторону, как уложенное руками.
За полдня не только просо убрали, но и собрали урожай на огороде.
— Вот благодать-то! — восхищался солдат с усиками. — Так, бывало, косил на Смоленщине.
— А вы в боях были? — спросил Петя.
— Уже дважды ранен. Страшное это дело, ребятки. Люди, вот такие, как мы с вами, гибнут, а им жить да трудиться надо.
Слова бывалого солдата подействовали на ребят. Вечером, когда Петя и Женька остались одни, потому что дед Емельян повёз сдавать овощи в воинскую часть, ребята опять мечтали о том, как бы им самим посмотреть войну, а может, и с фашистами сразиться.
Неожиданно кто-то постучал в окно. Ребята думали, что приехал дедушка, но в дом вошли двое солдат.
— Который тут из вас Женя?
— Я, — с радостью ответил Женька и встал, как солдат, вытянув руки по швам.
— Мы были в городе, заходили по просьбе лесника к твоей матери. Вот она и велела тебе ехать домой. Отец погиб на фронте.
— Мой? Отец? — Женька, словно защищаясь от удара, поднял руки над головой ладонями кверху и стал рыдать. Петя испугался и, вцепившись в друга, начал его уговаривать:
— Женя, Женька, не надо! Не надо, Женя!
— Будет плакать, — послышался голос деда Емельяна, вошедшего в дом. — Вот эти бойцы завтра на фронт уедут, они отомстят врагам за твоего отца.
Но никакие уговоры не помогали. Женька, шатаясь, подошел к койке, на которой они спали с Петей, упал вниз лицом и горько плакал, вздрагивая всем телом.
Утром рано за ним приехали из Тамбова на машине какие-то незнакомые дяди — сослуживцы его отца. Они увезли паренька, который даже не позавтракал и не взял с собой мешочек с огурцами и ведро с грибами, которые ому приготовил лесник.
— Не надо. Пригодятся для танка, — сказал Женька. — Только скорее покупайте его.
Петя просто не узнавал друга. Женька в одну ночь изменился. От его озорства не осталось ничего. Это был уже рослый и серьезный парень с печальными глазами и совсем неулыбающимся продолговатым лицом.
— А голубь пусть у тебя живет. — Женька подошел к Пете и тихо сказал: — Мне сигналы голубем не подавай, я уйду на фронт. И там в Тамбове всех моих голубей возьми себе.
Уехал Женька, и остался Петя на кордоне опять со своим дедом Емельяном. Лесник заметил, как грустит внук, и весь день провел с ним.
— Хочешь, на вышку сходим?
— Хочу, — без особого энтузиазма ответил Петя.
До вышки было километров пять, не меньше. Шли мимо обгоревших деревьев, вспоминали, как тушили пожар, говорили о Женьке. Путь был в гору через кусты. Мимоходом нарвали полные карманы орехов. Нашли яблоню-лесовушку. Яблоки на ней маленькие, красивые и такие кислые, что скулы сводит.
Наконец и вышка.
— Ух, какая!.. — удивился Петя, увидев вышку вблизи.
Трудно было впервые забираться на нее. И Петя крепко держался за ступеньки, медленно поднимаясь вверх. Посмотрит вниз — и ему становится страшно, хотя всего лишь наполовину забрался.
— Не трусь, — подбадривал дед внука. — Я когда-то бегом на нее взбирался. Теперь ноги уже не те. Да и вышка ветхая, развалится, если бегом-то. Она старше меня. Обновлять надо.
Сожалел Петя, что с Женькой не пришлось сходить сюда. С вышки он увидел далекие окрестности. Где-то зелеными вершинами сосен виднелась деревушка. А еще дальше — дорога. Машина пылила на горизонте, медленно продвигаясь вперед, и Петя подумал, что это Женька едет в Тамбов. Озеро казалось совсем рядом. Оно как огромное сквозное отверстие в земле, через которое видно небо с противоположной стороны земного шара.
— Отец твой любил смотреть с нее, — сказал дед.
Пете все казалось необычайно красивым и родным. Только сердце почему-то защемило от воспоминания об отце, о Женьке, и он подумал: «А может, и мне податься на фронт? Хорошо бы вместе с Женькой».
— Ну, Волков, о чем задумался? — спросил дед. — Могу порадовать тебя хорошей вестью. Деньги на танк переданы правительству, сам секретарь райкома партии сообщил. Танк будет.
— Ура! — закричал Петя, и лес снизу отозвался многоголосым эхо: «Ура, ура, ура!»
В полночь
На лес спустились густые сумерки. Петя зажег лампу, уселся за стол и стал читать интересную книгу про барона Мюнхаузена. Вот врун! Петя от души смеялся. Он даже хохотал, когда открывал дедушке дверь. Но лесник пришел невеселым. Ему не до смеха. Он поставил в угол двустволку и тяжело опустился на лавку. «Что-то случилось», — подумал Петя, но спрашивать не решался. Дед такой, он не скажет, если чем-то обижен или что случилось. В недоумении Петя смотрел на пыльные сапоги деда, на его мокрую от пота рубаху и словно окаменевшее лицо.
— Ужинать хочешь? — спросил Петя. — Я картошку сварил. Хочешь, а?
Дед немигающими влажными глазами посмотрел на внука, нервно постучал пальцами по столу и, словно не слыша вопроса, пробормотал: