Но вскоре один из молодых бугаёв Нижней Берёзовки прошёл через кордон и продемонстрировал свою местную культуру перед московскими гостьями. Сдвинув кепку набекрень, с папироской в зубах, он начал громко что-то рассказывать и материться в их присутствии, выставляя себя местным рубахой-парнем.
Но Настя и девочки не стали с этим мириться и, не спев хаму арию московского гостя, тихо удалились к дому Комаровых, сопровождаемые надёжными добровольными телохранителями из местных джентльменов. Те даже зашли с ними за калитку, рассевшись на, приготовленных к строительству, брёвнах, видимо посчитав это платой им за джентльменство.
И когда Настя объявила всем, что пора расходиться, позвав сестру и подругу домой, а потом и заперев входную дверь перед носом страждущих любовных приключений, некоторые из них не вышли через калитку на улицу, присев на крыльцо и барабаня в дверь, вызывая подружек на улицу.
Тогда всегда озорная и предприимчивая Тамара Комарова вылила под дверь ведро холодной воды, промочившей женихам штаны, вызвав хохот одних и матерки других. Но после такого отказа ухажёры ушли, на прощанье хлопнув калиткой.
— «Тамар! Ну что ты наделала? Мало того, что девчонки на нас косятся, так теперь и мальчишки — наши защитники обидятся!?» — сделала замечание самой младшей сердобольная и справедливая Настя.
— «Ничего! Пусть лучше теперь на печи свои штаны сушат!» — ответила ей двоюродная сестра Тамара.
— «Девчонки! А мне наша троюродная сестра Тамара шепнула, что завтра местные девки собираются нас побить! Давайте завтра же прям с утра вернёмся в Беляйково! Да и еды у нас уже почти не осталось!» — убедительно и повелительно предложила Настя.
И Лида с Тамарой возражать старшей не стали.
— «Да! Вовремя вы оттуда драпанули! А то бы вам ни за что там попало?! Особенно, Насть, тебе, как самой старшей!» — прокомментировал Платон, дослушав рассказ сестры.
В понедельник 8 августа для Платона подошла и очередь географии. И он смело пошёл на экзамен в первой группе абитуриентов.
Аудитория была совсем небольшой и узкой, а слева — всего один ряд столов. Прочитав все вопросы билета, он понял, что они для него совершенно не трудны. Он знал на них все ответы. Коротко, но по существу, записав ответы на них, он объявил экзаменаторам, что готов отвечать на билет.
Молодая женщина экзаменатор, начав слушать его правильные ответы, быстро переходила к следующему вопросу. А в конце резюмировала:
— «Вам теперь для отличной оценки надо ответить профессору на дополнительные вопросы!» — кивнула она на большую географическую карту СССР на стене, около которой уже стоял один абитуриент. Когда же к их компании присоединился ещё один, к ним подошёл моложавый мужчина.
— «Я буду сейчас вам сразу всем троим задавать вопросы, и кто первый правильно ответит на несколько подряд — уходит с отличной оценкой!» — с полуулыбкой объявил профессор, задав первый вопрос.
И Платон, привыкший к редким географическим викторинам, опередив всех, быстро ответил, показав на карте. Теперь профессор исключительно обращался к нему. Но не успевал он до конца сформулировать свой вопрос, как Кочет, боясь, что кто-то опередит его, отвечал и показывал на большой экономической карте СССР. Последним оказался вопрос про Экибастуз.
Раскрасневшийся от азарта Платон сразу показал его на карте и стал объяснять назначение района и его вклад в экономику страны.
Но не менее вошедший в азарт профессор остановил его:
— «Всё! Довольно! Отлично! Идите!».
Раскрасневшийся и радостный Кочет первым вышел из аудитории.
— «Отлично! Всё элементарно!» — ответил он на посыпавшиеся с разных сторон вопросы «Ну, что? Как там?».
И сразу несколько взбодрённых абитуриентов, чуть ли не оттесняя друг друга, поспешили к дверям занимать очередь в следующую группу сдающих.
А Платон был счастлив. Он набрал проходные тринадцать баллов, о чём запиской дома сообщил маме, выехав отдыхать на участок до вечера вторника. Ведь теперь ему не надо было готовиться к сочинению, а всего лишь написать, что знаешь, и не засыпаться. Но он был уверен в себе, так как всегда писал на свободную тему. Важно было только не совершить много ошибок.
Последующие дни он опять прожил на участке один.
— Как хорошо! Свобода! А это когда ты никому на фиг не нужен! — вдруг понял он, ощутив одиночество.
А ощутив его, он за обедом внезапно предался воспоминаниям.
Как человек порядочный, Платон всегда всё ел с хлебом, вспомнив слова бабушки, что испокон веков на Руси хлеб был всему голова.
Он также вспомнил, как летом у бабушки в деревне ел её пресняки, лепёшки и подобие салата, который в Москве она почему-то называла силосом. Холодные варёные подсоленные картофелины она заправляла порезанными перьями зелёного лука и смазывала густым слоем сметаны.
— «Платон! А ты клади ещё смётаны-то! Вкуснее будет!» — слышал он тогда от бабушки.
— «Не, бабань! Я больше у тебя люблю пресняки и лепёшки с холодным молоком в бутылке из подпола! Да ещё гусиные яйца! Помнишь, как мы с тобой в лугах всё это ели?!» — тогда спрашивал он её.
Но последовавшие затем игры опять полностью отвлеки его от всех дурных и прочих мыслей.
Многие мальчишки играли в изобретённый Платоном и сделанный им самим настольный футбол и хоккей, а также в придуманную тоже им и обеспеченную им же информацией игру «Война странами».
Заигравшись, Платон решил перенести свою поездку домой на утро среды 10 августа. Но этим он напугал маму и Настю, не приехав вечером во вторник домой, как было им заранее оговорено в записке. Пришлось Насте одной утром в среду ехать в Бронницы на поиски брата.
Ей так не терпелось поскорее узнать, что с ним, что она в нетерпении стояла в тамбуре электрички. Один парень заметил красивую молоденькую девушку и принялся знакомиться. И Насте, чтобы житель Люберец отстал, пришлось дать ему свой телефон.
Но когда она в садоводстве сначала дошла до запертой калитки, а потом зашла к Костылиным, то Галина Борисовна успокоила её сообщением, что Платон совсем недавно выехал домой.
И на следующий день отдохнувший Платон написал сочинение.
А потом Кочета вызвали в деканат на собеседование. Там он узнал, что все абитуриенты, набравшие пятнадцать и четырнадцать баллов уже зачислены в студенты. А, в связи с зачислением в институт без экзаменов пятерых иностранцев, нужно было из всех абитуриентов, набравших на экзаменах по тринадцать баллов, отчислить пятерых.
В большую комнату пригласили сразу несколько таких же бедолаг, как Кочет, и стали с ними беседовать. В процессе опроса Платон узнал, что из всех здесь присутствующих, он, во-первых, единственный из выпуска десятиклассников и, во-вторых, у него самый худший аттестат. У других претендентов на отсев троек в аттестатах вообще не было.
— Ну, всё! Я пролетел мимо! — молниеносно пронеслось у него в голове.
Но от панического настроения его отвлекли вопросы представителей других кафедр, в частности физкультуры.
— «А вы каким-нибудь видом спорта занимаетесь? Разряды имеете? В соревнованиях участвовали?» — спросил его молодой человек явно спортивного вида.
— «Да! В футбол играю за реутовскую юношескую команду! А ещё меня хотели взять играть в «Сатурн» из Раменского, но я отказался!» — обрадовавшись возможному спасению, ответил Кочет.
— «А разряд есть?».
— «Есть! Второй юношеский, но ещё не оформлен!» — соврал Платон, надеясь, что это поможет.
— «Жалко! Если бы у вас он уже был бы оформлен, я взял бы вас в институт!» — неожиданно пронёс он морковку мимо носа Кочета.
В результате ему было отказано в зачислении на дневное отделение института, но было предложено незамедлительно зачислиться на вечернее отделение по той же специальности.
И Платон конечно согласился.
Хоть немного общипанный, но радостный летел он домой сообщить маме о поступлении в институт.
И с утра в субботу Платон с Настей снова поехали на участок, к вечеру ожидая туда и маму. А там на Настю положили глаз уже свои студенты, отдыхающие в садоводстве на каникулах. Они даже несколько дней дежурили у забора участка Кочетов в ожидании, когда же симпатичная девочка с осиновой талией покажется на улице.
— «Насть! Твои женихи опять под забором дежурят — тебя дожидаются!» — обратила мама внимание дочери на них.
— «Да ну, их!» — как от мух отмахнулась дочь.
Но женихи всё же добились своего, на воскресенье пригласив Настю вместе с большой компанией детей и молодёжи в лес за грибами на грузовике. Но больше Настя с ними не общалась, подружившись лишь со старшей её по возрасту Таней Агеевой.
Вечером в воскресенье Платон с Настей, мамой и урожаем поехали домой в Реутов.
Утром в понедельник 15-го августа Настя по приглашению соседки Ривы Арослоновны Деревицкой (Кошман) посетила её скульптурную мастерскую, находящуюся в полуподвале дома № 2 по улице Мархлевского, стоящего на углу с улицей Кирова. Настю удивил высокий уровень мастерства соседки, и она осталась весьма довольной её работами.
Но вечером, несколько дней назад вышедшая на работу Алевтина Сергеевна сообщила сыну, что буквально на днях их дневному факультету будут добавлены двадцать мест.
— Платон! Ты каждый день теперь езди в институт на свою кафедру, спрашивай об этих новых местах и проси перевести тебя на дневное отделение!» — обрадовала и озадачила она сына.
И Платон утром поехал, преодолев стеснение, обратившись непосредственно к декану Озерову.
Но тот, с любопытством посмотрев в глаза покрасневшего от неловкости юноши, холодно ответил, окончательно смущая того:
— «Мне лично об этом ничего не известно!».
— «Извините!» — только и промямлил окончательно сконфузившийся Кочет.
Поэтому он следующим утром не поехал в институт, хотя мама и гнала его туда.