За ужином Александр Васильевич дополнил рассказ Вари об их новом садовом участке в садоводческом товариществе Министерства химического машиностроения «Химик-4», который они теперь называли дачей.
Размером участок был в шесть соток. Грунт был песчаным, а вода далеко в глубине. Поэтому фундамент сделали ленточный кирпичный.
И в мае им всего за восемьсот рублей построили дом с высокой мансардой. Вход в дом, расположенный по центру с тыльной торцовой стороны, вёл в маленький тамбур. Из него две двери вели в две разные изолированные комнаты, а изломанная лестница поднималась наверх в большую комнату с высоким потолком.
Туалет был на улице в центре «скворечника» со спускающимися почти до земли скатами крыши. Под ними с двух сторон находились кладовки для хранения садового инструмента и инвентаря. Такие же отделения, но для хранения стройматериалов, находились за стенками фундамента.
Пищу они пока разогревали на электроплитке в тамбуре. Там же уже стоял холодильник. Ели они в большой комнате родителей, в маленькой размещалась Варя с сыном, а наверху в просторной — Клава с Ксенией.
Александр Васильевич поделился с Платоном планом на будущий год пристроить к торцу дому веранду с тамбуром у нового входа, но с боковой стороны. Он даже показал ему свой эскиз. А опытный в планировках жилья Платон к изумлению и радости хозяина внёс своё рационализаторское уточнение, предложив дверь в большую комнату сделать с веранды.
А ещё одной старой новостью для Кочета явилось начало учёбы семилетней Ксении. Её устроили в ту же школу № 497, располагавшуюся в доме № 5 по 1-ому Котельническому переулку, которую окончила Варя и теперь училась Клава. И Платон поздравил её, поздно вернувшись домой.
На следующий день он повторил свой визит, а 31 августа уже не стал им надоедать, прежде всего, поинтересовавшись положением в чемпионате СССР по футболу, в котором «Динамо» (Киев) лидировало уже с отрывом в восемь очков и уже от армейцев Москвы, набравших только 30 очков.
С интервалом в одно очко от них отставали столичные автозаводцы и «Спартак». А далее с интервалами в два очка располагались «Пахтакор», ростовский СКА, и поднявшееся вверх московское «Динамо» с имевшим столько же очков «Зенитом». Московский «Локомотив» шёл на том же месте, но теперь с интервалом от обоих соседей в четыре очка. Но больше всего Платона радовала разгромная победа 4:0 «Динамо» над «Спартаком» с хет-триком Геннадия Еврюжихина и голом его кумира Игоря Численко.
Вечером последнего дня лета Платон у своего дома неожиданно встретил бывшего своего тренера Евгения Прокофьевича Климанова.
— «Платон! А ты почему пропал? Ни разу не приходил на игры и тренировки!? Даже не позвонил!? Обиделся что ль, что я тебя в защиту перевёл?!» — обижено, но в тоже время радостно и с надеждой спросил он.
— «Так у меня своих бутс нет!» — ответил Кочет первое, что пришло ему в голову.
— «Да это ерунда! Я тебе найду бутсы! Ты только приходи!».
— «Евгений Прокофьевич! Дело ещё в том, что я поступил в дневной институт! Но меня из-за иностранцев перевели на вечернее отделение!? И у меня теперь занятия всегда по вечерам! Так что, извините! Самому жалко!» — объяснил бывший подопечный умоляющему его тренеру.
— «Жалко! Очень жалко! Ты ведь был у меня самым перспективным игроком! Я даже тебя в сборную предлагал! А с поступлением в институт поздравляю! Ты, в случае чего, приходи, с удовольствием возьму!».
— «Спасибо, вам, Евгений Прокофьевич! Я буду это иметь ввиду! Здоровья и успехов вам!» — тепло распрощался Кочет с Климановым.
Глава 4Неудача (сентябрь 1966 — март 1967 года)
Новый учебный год у учащихся и студентов СССР начался в четверг.
Утром Настя Кочет пошла в десятый выпускной класс 15-ой реутовской школы. Варя Гаврилова — на второй курс Первого мединститута имени И.М. Сеченова. Поэтому в впервой половине дня со Славиком опять сидела Ольга Ивановна. А Платон Кочет, но вечером, — на первый курс Московского Института Народного Хозяйства имени Г.В. Плеханова.
Уже известным маршрутом — пешком от дома до станции Реутово, далее на электричке до Курского вокзала, потом на троллейбусе «Б» до Большого Строченовского переулка, и далее пешком до дома № 36 в Стремянном переулке Платон прибыл на занятия в Плехановский институт.
В первые дни учёбы Кочет отвёз в Райвоенкомат справку из института и аккуратно посещал все лекции и семинары, получая от этого удовольствие.
— А как хорошо учиться и не работать!? Есть свободное время! Жалко только, что в первой половине дня — к Варе и Славке не съездишь! А ведь скоро надо будет идти работать и принести справку в институт!? — размышлял Платон о новых плюсах и минусах в своей жизни.
— «Сын! Имей в виду, что институт это не школа! Никто с тобой там нянчится не будет! Тебе теперь надо дома заниматься самостоятельно, прежде всего, очень много читать! Поэтому ты не затягивай свои домашние занятия — читай! А то потом в сессию ты просто не успеешь всё прочитать!» — учил Платона опытный в этом деле отец, видя, как тот по утрам не занимается, а праздно прохлаждается.
И Платон внял аргументу предка, сев за учебники.
В эти будние свободные для него дни, когда сестра была в школе, а мать на работе, он с утра ходил в магазины за продуктами. Стоя в очереди за молоком, он невольно услышал очередной вопрос продавщицы, обращённый к стоящей впереди него старушке, попросившей сыру:
— «Бабушка! Вам порезать, или кусочком?!».
— «Да, да, милая, порежь кусочком!» — неожиданно согласилась та, рассмешив Платона и очередь.
А вечером того же дня, сев в свой троллейбус «Б», Платон на следующей остановке напротив магазина «Людмила» услышал от резко вскочившей пассажирки:
— «Ой! Это уже остановка магазин «Оксана» у Курского вокзала?!».
— «Да! … Светлана!» — подтвердил он ей.
— Водитель ведь должен объявлять остановки!? Наверно за день у него язык устал? Или он нерадивый? — предположил студент.
А на следующий вечер он почти на том же месте услышал обрывок разговора двух, вошедших в троллейбус, дорожных рабочих:
— «Я смотрю, Васька совсем замкнýтый стал?!».
Но самое смешное произошло уже на занятиях в институте.
Лекции по истории КПСС читались сразу всему курсу и проходили в большом зале-амфитеатре с отличной акустикой. Да и места были удобны — отовсюду было хорошо видно преподавателя, доску и всех по бокам и ниже сидящих студентов, среди которых большинство составляли девушки. От такого изобилия симпатичных и видимо умных студенток у Платона поначалу даже глаза разбежались. Но вскоре он усомнился в этом.
Когда преподаватель сообщил студентам, что они должны обязательно изучить работу В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» сидевшая слева от Кочета девушка неожиданно переспросила его:
— «Как?! Как он сказал? Империализм и империокритинизм?!».
Пришлось Кочету написать правильное название на странице своей тетради и пододвинуть её к соседке. Та прочитала и прыснула от смеха, прикрывая рот рукой. Но преподаватель заметил это, посчитав, что девушку рассмешил её сосед, и с укоризной взглянул на Платона. Но тот, уже уткнувшийся в свою тетрадь, не видел этого.
И с этого момента Платон решил собирать смешные истории.
— Уж больно часто они стали мне попадаться?! Или я стал внимательней слушать вокруг себя? Видимо так? Но не только из-за этого, а ещё, скорее всего, у меня расширился круг общения! — рассуждал он.
И оказался прав. Однажды на семинарских занятиях по истории КПСС преподаватель Гартман поправил студента Кочета, по памяти процитировавшего суть чего-то из ленинских работ.
Но Платон не согласился с его замечанием, подтвердив, что именно это он прочитал в первоисточнике.
— «Этого не может быть?! Вы наверно смотрели в книгу, а видели фигу?!» — язвительно заметил он непокорному студенту.
— «Да нет! У меня-то память как раз очень хорошая! — не менее язвительно ответил дерзкий Кочет — А читал я это в полном собрании сочинений Ленина, которые изучал ещё мой отец в двадцатые годы!».
— «Как в двадцатые?! При жизни Ленина что ли?! Их тогда ещё не издавали! Что вы тут несёте?».
— «Да нет! У нас в семье есть полное и самое первое собрание его сочинений, ещё издания 1927 года!».
На такой факт Гартман даже густо покраснел, Но не из-за того, что он публично проиграл спор своему студенту. Ему вдруг стало стыдно за партию, ярым апологетом идей которой он являлся, и руководство которой в лице её главного руководителя И.В. Сталина извратило смысл некоторых ленинских идей, пойдя по пути их фальсификаций.
— «Вы, пожалуйста, обязательно покажите мне этот том!» — уже доброжелательно попросил он Кочета.
Однако он запомнил принципиального студента, при всех фактически опозорившего его самого и главное его партию.
Но обратили внимание на Платона и студенты из его группы. Тем более что Кочет хоть и был среди них самым младшим по возрасту, но зато был самым высоким по росту. А невысокий энергичный блондин Радик Юркин так вообще стал подсаживаться к Платону, видимо выбрав его в свои друзья, почувствовав родственную душу. И Платон не возражал. В конце-то концов, у любого человека и в новом коллективе должен был быть и новый товарищ. Из рассказа этого нового товарища, Кочет узнал, что отец того долгие годы служил в НКВД и был уволен со службы, как сторонник Берии. Радик даже как-то принёс на семинарские занятия маленькую фотографию Берии и тайно показал Платону.
— «Лаврентия Павловича на них нет!» — непонятно о ком и о чём хмуро высказался он.
— Да-а! С этим пареньком надо быть настороже! Похоже, он из буйных?! — понял Кочет, начав присматриваться к москвичу Радику.
И вскоре он составил предварительный психологический портрет товарища. Тот был явно волевым и с сильным характером, может даже смелым, но настороженным и аккуратным. Всегда находясь в хорошем настроении, с Платоном он общался легко, весело и открыто. За его видимой простотой, искренностью, приветливостью и спокойным нравом чувствовались оптимизм, порядочность и надёжность. А из разговоров с ним Кочет даже почувствовал в нём романтику фантазёра. Но, вместе с тем, Платон уловил в его поведении некоторую сдержанность и попытки подавлять свои эмоции, придававшие ему облик терпеливого и уравновешенного человека. И Платон стал больше присматриваться к нему.