ОТК размещался здесь же в цехе у окон фрезерного участка. Ведь для постоянных измерений штангенциркулем и микрометром им требовалось хорошее освещение.
Первой, проверяющей работу Платона, оказалась красивая кареглазая чуть полноватая брюнетка средних лет, представившаяся Кочету Людмилой Васильевной. Она с улыбкой приняла детали от Кочета, поздравив его со сдачей на разряд и началом самостоятельной трудовой деятельности.
К поздравлению неожиданно присоединился и, работавший рядом у окна на зуборезном станке, улыбчивый рабочий средних лет, взмахом руки приглашая его к себе. Платон подошёл к нему посмотреть, как его станок постепенно и автоматически нарезает зубья фрезы. Рабочему оставалось только иногда посматривать за процессом до полного его окончания и регулировать подачу смазывающего и охлаждающего масла, чуть протирая ветошью свои и так чистые руки. А на тумбочке Кочет заметил открытый учебник и тетрадь с авторучкой.
— Вот это работа! Чисто и не хило! И платят за неё наверняка больше!? При такой работе на рабочем месте можно и заниматься, уроки делать!? — про себя заметил Платон, спросив рабочего:
— «А вы где-то учитесь?».
— «Да! В нашем заводском вечернем техникуме!» — с гордостью ответил рабочий, расчёсывая свои прямые и так ровно лежащие лоснящиеся тёмно-коричневые волосы.
Во всём облике рабочего, представившегося Платону Василием Ивановичем Кашириным, чувствовались аккуратность и щепетильность.
В его обязанности ещё входила и обработка вырезанных зубьев фрез надфилем и тонкой шкуркой. И делал он это с любовью и даже артистизмом.
— «Платон! А я слышал, что ты очень силён в математике! Не мог бы сейчас проверить моё домашнее задание?».
— «Конечно!».
Платон проверил записи и нашёл ошибку, написав на оторванной странице правильное решение, вызвав радость на и так улыбчивом лице Каширина.
— «Ой! Спасибо! А я могу периодически к тебе обращаться за советом?» — спросил Василий Иванович.
— «Конечно!» — с улыбкой ответил Кочет, поворачиваясь на оклик Людмилы Васильевны.
— «Платон! У тебя всё в норме! Поздравляю с хорошим началом! Вот моя подпись! Сейчас мой начальник ещё распишется, и сдавай свою работу мастеру!» — приветливо улыбаясь, кивнула она в сторону худого мужчины средних лет в белом халате, подходящего к ней какой-то очень страной прыгающей походкой.
Начальник ОТК их цеха Виктор Сергеевич Гудков действительно имел прыгающую походку и видимо такой же неуравновешенный характер. Он словно не шёл, а перешагивал или даже перепрыгивал через мелкие кочки или ямки и канавки.
— «Ну, что тут у тебя?» — нарочито важно и с серьёзным видом очень занятого человека спросил он сотрудницу, почти не глядя ставя свою закорючку.
И улыбающийся Кочет отнёс свою первую настоящую работу мастеру Владимиру Фёдоровичу, получив и от него поздравление с первым выполненным официальным заказом.
И дело пошло. Кочету, как самому молодому и вновь испечённому рабочему, давали самые лёгкие и самые дёшево оплачиваемые заказы, которые опытные рабочие считали для себя выполнять зазорным. А таких заказов было немало. Так что счётчик им закрытых нарядов и заработанных денег закрутился.
Однако другие молодые рабочие увидели в Кочете соперника. Они негласно боролись между собой за получение лёгких заказов и получения большей зарплаты. Ведь оплата труда рабочих была сдельной, но в рамках разрядной сетки. Для рабочих третьего разряда она была от шестидесяти до восьмидесяти рублей. И это был потолок для заработка Платона.
Поэтому его тихий, малоразговорчивый и не конфликтный одноклассник Володя Смирнов также тихо перешёл на работу в соседний цех № 6.
При получении во вторник 7 марта зарплаты за февраль, Платон получил под расчёт последние свои ученические из расчёта тридцать шесть рублей в месяц.
— «Дела идут, контора пишет, а Тайка деньги выдаёт!» — услышал он в очереди за своей спиной весёлый возглас Каширина.
По дороге домой Платон потратился на подарки к восьмому марта маме и сестре. Он был горд тем, что впервые в жизни покупает их на свои заработанные деньги.
— А Варе, её маме и двум её сёстрам я подарки в этот раз покупать не буду! Деньги целей будут!? Хотя раньше их покупала моя мама! А это несправедливо! Да и поздравлять их не буду! Я же Александра Васильевича в этот раз с днём Советской армии не поздравил!? А они меня, кроме Вари, ведь тоже?! Пусть считают, что я на Варю обиделся! Она ведь своим отношением к моей учёбе фактически оттолкнула меня от себя и от Славки!?
И потом, что я ей скажу о своей неудаче? Она же предупредила меня, чтобы я приходил к ним только после пересдачи?! А теперь получается, что значит никогда?! Во всяком случае, пока снова не поступлю в институт?! Вот когда она изменит своё решение, позвонит и сама пригласит меня, — вот тогда я и приду, может быть?! В конце концов, я ей ничего не должен! И она мне тоже! — размышлял о своей женщине Кочет.
А дома вечером он узнал о Постановлении ЦК КПСС, Совета Министров СССР и ВЦСПС о введении в нашей стране пятидневной рабочей недели, продолжительностью 42 часа, с двумя выходными днями.
— «Ур-ра! Теперь можно будет больше отдыхать, гулять и своими делами заниматься! И учиться легче будет!» — радовался Платон вместе с мамой и сестрой.
— «Да! Вам с мамой хорошо! А мы вот учиться будем по-старому!» — по-настоящему надула губки Настя.
— «Зато теперь мы сможем и на участке больше работать!» — больше всего обрадовалась Алевтина Сергеевна.
— «О! А я по субботам не буду!» — теперь обрадовалась и Настя.
— «Мам! А почему мы всё время называем участок участком, а не дачей? Ведь многие говорят дача!» — спросил Платон мать.
— «Не знаю! По привычке, наверно? Но он поначалу так и назывался садовым участком по документам и по договору?!».
— «Но он так назывался, когда распределялись земельные участки!? А ведь у нас не только участок с садом, но ещё и с огородом и домом!?» — аргументировано возразил Платон.
— «Да! Но папа так называет! Но, если хотите, давайте называть участок дачей! Я не возражаю!».
— «Давайте! Будем называть наша дача!» — поддержала и Настя.
Тут же Платон поздравил мать и сестру с международным женским днём восьмое марта вручил им подарки, коими те оказались довольны.
— «Насть! Наш Платон сегодня впервые вручил нам подарки, купленные на свои заработанные деньги!» — подчеркнула мама особенность этого дня.
— «Я так поняла, что к Гавриловым ты не собираешься!? И поздравлять их даже по телефону не будешь?!» — обратилась она теперь к сыну.
— «Но ведь ничего не изменилось?! Да и денег на подарки у меня больше нет! А у тебя я их брать принципиально никогда не буду!» — ответил тот.
Но в этот момент в квартиру с поздравлениями своих женщин вошёл отец, которому и было перепоручено поздравить всех женщин Гавриловых по телефону.
В понедельник 13 марта в цехе проводилась фотография рабочего дня. К Платону и к ближайшим к нему токарям была приставлена нормировщик цеха — тридцатилетняя Галина Егорова. Она была достаточно высока, в меру упитана и стройна. Прямые короткие русые волосы, на затылке уложенные в пучок, открывали её простое, улыбающееся милое лицо с серыми глазами.
Её ноги тоже были без изъянов. В общем, она представляла собой идеал средней, весьма приятной во всех отношениях и даже в чём-то сексуально привлекательной женщины. А её манера всегда по-доброму и приветливо общаться с окружающими добавляли ей шарма и манящей привлекательности.
Она объяснила Платону, что будет фиксировать время на подготовительные, основные и заключительные операции, а также на отдых и отправление естественной нужды. Потом всё это будет усредняться с данными других рабочих, чтобы в итоге вывести правильные нормы выработки. И Платон с пониманием понял это, без обид и лукавства добросовестно называя ей следующую операцию или свои действия. Ему самому даже стало это интересно. К тому же Галина оказалась приятным собеседником, да ещё и с юмором. А как член профбюро цеха, она объяснила преимущества и выгоды, и уговорила Кочета вступить в профсоюз.
На следующий день, обсуждая прошедшую накануне фотографию рабочего дня и добросовестную работу Кочета, Василий Иванович сообщил ему, что это видимо делалось для снижения расценок и дал важный совет:
— «Платон! Ты только запомни! Первый год надо работать на свой авторитет! А потом он тебя всю жизнь кормить будет!».
И у молодого Платона Петровича Кочета началась дружба с бывалым интеллигентным рабочим Василием Ивановичем Кашириным. Платон теперь во время отдыха или отсутствия работы подходил к Василию Ивановичу, зная, что не помешает ему в работе, которая у того была почти всегда.
В Кочете Каширин нашёл интересного собеседника, с которым можно было поговорить на различные темы. Но его больше интересовали международные события.
От Платона он узнал, что ещё 12 марта временный народный консультативный конгресс Индонезии лишил президента страны Сукарно всех его полномочий, назначив генерала Сухарто исполняющим обязанности президента страны.
— «Платон! А для нас это плохо? Ведь Сукарно был другом нашей страны, часто приезжал к нам, а мы ему помогали?! — спросил Каширин, не веря, что Кочет сможет что-нибудь добавить к его реплике.
— «Теперь трудно сказать! Поначалу так и было! Но потом Сукарно больше сблизился с Китаем, поссорившись с нами по ряду международных проблем! Он побежал впереди паровоза. Он оказался слишком активным, самостоятельным и самодеятельным, заведя свою страну в кризис! Так что его смещение объяснимо!» — ответил тот.
На следующий день во вторник 14 марта радостное для всех Постановление прошло вниз все необходимые бюрократические инстанции, в итоге воплотившись в изменение в Трудовом законодательстве.