Народу в поликлинике было очень мало, многие кабинеты вообще пустовали. Так что Платона сразу приняли.
Пока молодая медсестра с трудом прикрепляла датчики к волосатой груди Кочета, тот шутил, что его грудь надо сначала побрить. А та от души смеялась, кокетничая с симпатичным юношей. Потом она приказала замолчать и лежать не шевелясь. Платон повиновался. Но ведь мозгу сразу не прикажешь, и думать о другом не заставишь.
И Кочет, как всегда, стал мечтать о находящейся рядом симпатичной девушке.
Но когда та начала снимать показания, то вдруг чуть ли не вскричала:
— «О чём вы сейчас думаете?! У вас показатели вверх полезли! Сейчас же прекратите об этом думать!» — удивила она Платона, у которого действительно уже чуть привстало его естество.
И разоблаченный молодец вмиг расслабился.
Снимая с его груди датчики, польщённая такой реакцией на неё со стороны симпатичного парня, девушка вдруг заявила:
— «У вас такая растительность, что вам больше подходит фамилия не Кочет, а Медведев!» — рассмешила она Платона.
Вернувшись с результатами к терапевту, Платон услышал от неё предположительный диагноз:
— «У вас случился гипертонический криз! Вы наверно недавно сильно переволновались, или очень понервничали?».
— «Да я обычно и не нервничаю — всегда держу себя в руках! Но было дело, нервы трепали, и не раз! Из института выгнали! Любимая фактически дала от ворот поворот! Да и на работе нервы трепали — хотели меня послать на стройку! В общем, наверно накопилось!».
— «Да, накопилось у вас! Никогда не надо долго держать в себе сильные эмоции! Им надо давать выход, разряжаться или отдыхать! Помните это! Выпишу вам таблетки, пропейте их и всё! Чаще отдыхайте и не стесняйтесь выплёскивать свои эмоции наружу!» — посоветовала Алевтина Васильевна.
И Платон успокоился:
— Значит с моим сердцем всё в порядке! А как это выплёскивать эмоции наружу? Орать что ли? Или кому дать по морде? Или материться? Вон, как наши рабочие матерятся, даже уши вянут! По каждому поводу и пустяку?! Да даже бывает и без повода! Будто говорят на нём — не замечают! А как выйдут за проходную — сразу всё, молчок, и рот на замок — домой к жене и детям идут — порядочные! — прошёлся Кочет по товарищам, как петух за курицами по двору.
К 7 апреля подоспела и его первая зарплата, как рабочего. Но он по известным всем причинам не стал угощать мастера и тем более отсутствующего наставника Горбачёва, да и Афиногенов уже не напрашивался, давно принимая Кочета, как своего равноправного коллегу — рабочего. Но когда Платон посмотрел в расчётный листок, то удивился одному вычету, спросив об этом у мастера Владимира Фёдоровича.
— «Так это налог на бездетность! Его берут с восемнадцати лет!» — усмехаясь, ответил мастер.
— «А почему с восемнадцати? Что за глупость?! Это значит, что государство само предлагает мне нарушить закон и зачать ребёнка в возрасте семнадцати лет и трёх месяцев, а то и младше?! Ерунда какая-то!» — удивился и возмутился уже совершеннолетний юноша.
— «Платон! Так ты иди, зачни! Предоставь документ, и через девять месяцев с тебя снимут этот вычет!» — пошутил Афиногенов.
— Так если я на работе обнародую, что у меня есть ребёнок, то об этом наверняка узнают все и Таня Линёва!? И вряд ли она после этого захочет со мной знаться?! Мало того, что у меня зарплата маленькая, так ещё и алименты будут снимать?! Какой тут к чёрту из меня жених!? Значит, пока мне надо ото всех скрывать наличие ребёнка! Да и с Варей не ссориться, давать ей деньги, чтобы на алименты не подала! — вдвойне испугался и домыслил своё положение Платон.
Теперь он стал отдавать маме больше денег, чем во время учёбы в институте — все, кроме оставленных на обед, так как не стало почти регулярных расходов на транспорт. А на культмероприятия, подарки и редкие транспортные расходы он накапливал себе от обеденной сдачи.
На международной арене 8 апреля греки и турки возобновили военные действия на Кипре вблизи Лимасола. В этот же день во Франции был утверждён новый состав французского правительства во главе с Жоржем Помпиду. А в СССР был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О принудительном лечении и трудовом перевоспитании злостных пьяниц (алкоголиков)».
В день космонавтики 12 апреля, вместо умершего Маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского, Министром бороны СССР был назначен Маршал Советского Союза А.А. Гречко.
В этот же день Платон Кочет опять красивой открыткой, лично накануне опущенной им в почтовый ящик, поздравил Варю с днём рождения.
А к середине апреля Миссия ООН в Южном Йемене провалилась, так как Национальный фронт отказался вести дальнейшие переговоры и продолжил вооружённую борьбу за независимость своей страны.
Своеобразную борьбу с руководством цеха устраивал и Патон Кочет.
Иногда, видя, что ему не дают заказы, и основной работы нет, он брал административные отпуска, используя их для своих дел и развлечений. Но брал он их больше не для этого, а чтобы ему больше не давали не связанные с токарной обработкой работы.
Но поскольку отпусков было не мало, то каждый раз приходилось придумывать новую причину.
Однажды Платон на спор с ровесниками ввёл в заблуждение своего мастера. Он нарочно опустил левую руку вниз и долго не поднимал её, работая одной правой, после чего кисть левой руки опухла и покраснела.
— «Владимир Фёдорович! У меня что-то с рукой?!» — показал он опухшую и покрасневшую кисть левой руки.
— «Немедленно иди в медпункт!» — распорядился тот.
— «Ну, как? Я выиграл! Меня отпустили с работы!» — хвалился он перед проигравшими спор товарищами, уходя в техническую библиотеку.
Но основной задачей на работе Платон по-прежнему считал для себя сбор информации о Тане Линёвой и попытку заговорить с нею наедине.
Он даже стал нарочно после работы ходить домой через станцию, надеясь по дороге встретить Татьяну. В такие дни из проходной он специально выходил в числе первых, потом, стоя в сторонке, ожидал выхода из проходной Татьяны с подругами и затем шёл за ними с интервалом, чтобы не попадаться им на глаза, ожидая, а вдруг подруги отойдут по своим делам. Но такого никогда не происходило, ибо все три девушки ездили до Чухлинки. Больше шансов встретить Татьяну одну по пути на работу была утренняя платформа в Чухлинке. Но для этого надо было ждать лета и дачных ночёвок.
Поэтому Платон как-то попробовал ночевать у отца, и подгадать нужную электричку и вагон. И это у него, хоть не сразу, но получилось. Он увидел, входящую в вагон Татьяну, но опять в компании Ирины. А за ними в вагон вошёл слесарь их цеха Володя Серенков, всегда ездивший на работу из Чухлинки и живший с женой недалеко на Рязанском проспекте.
— «Привет! А ты как здесь оказался?» — спросил Кочета, отслуживший армию молодой мужчина, удивлёно сверкая на него своими светло-синими глазами.
— «А я у отца иногда ночую!».
— «А я, было, подумал, что ты … охотишься!» — перехватил он взгляд Кочета на девушек, с ехидцей улыбаясь.
И они продолжили беседу, из которой Платону узнал, что Володя готовится к экзаменам для поступления в МВТУ.
— «И я тоже буду поступать в него!» — удивил и обрадовал новостью Кочет.
— «Как? Ты ведь учишься в институте!».
— «Уже нет! Выгнали!».
— «Почему? Ты же умный парень?!».
— «Да с временем туго было! И профиль был неподходящий!».
— «Так, значит, вместе поступать будем! Я сейчас готовлюсь, занимаюсь! А можно я к тебе обращусь, когда вопрос по математике возникнет? Говорят, ты очень силён в ней?!».
— «Пожалуйста! Конечно, помогу!».
Из электрички они также шли на работу вместе, вслед за своими коллегами — девушками, специально не перегоняя их и разговаривая на разные темы. Володя заметил, что Платон специально не обгоняет их, практически не сводя глаз с высокой талии Татьяны Линёвой и её стройных ножек.
— «Ты сегодня здесь оказался из-за неё?» — добро улыбаясь, кивнул он в её сторону, смутив Платона.
— «Ладно, ладно, молчу! А выбор одобряю!» — уже заговорческим голосом поддержал Володя.
С впервой встречи они понравились друг другу, как приятные, культурные и уважающие друг друга собеседники.
— «Успеха тебе!» — Пожелал Платон у дверей слесарного участка.
— «Взаимно!» — пожелал и Володя, добро улыбаясь.
Но Платон не стал больше ездить на работу от отца. Да и ночёвки у него были крайне не подходящие по удобству, гигиене и времени, и вызывали у отца удивление. Так что Платон от этого варианта отказался.
А когда он опаздывал с выходом с работы, и Татьяна уже шла где-то впереди, Платон, которого ещё в восьмилетней школе прозвали скороходом, включал максимальную скорость и лихо маневрирую между прохожими, что делать ему помогала сноровка футболиста, догонял её с подругами, резко сбавляя скорость и опять идя за ними на некотором расстоянии, старясь пока быть незаметным, но по возможности пытаясь услышать их разговоры.
Однажды, обгоняя слева двух мужчин и опасно срезая свой путь перед ними вправо, чтобы потом справа же обойти следующее препятствие, Платон поставил свою правую ногу перед ближним к себе мужчиной чуть вправо. И тот, не заметив этого, упёрся округлым выступом своей левой голени в аналогичный выступ правой голени Кочета, невольно затормозив и пропуская Платона вперёд. А внешне это выглядело, как сбой шага.
— «Во, парень даёт?! Ты видел? Лихо! И не придерёшься — я, будто сам налетел!» — обратился тот к товарищу.
— «Да! Здорово! Наверно футболист?!» — вслед себе услышал Платон, уходящий от них дальше на скорости.
В другой раз в такой попытке он приблизился к девушкам, но Наталья Буянова обернулась и увидела Кочета, и, улыбаясь, пропустила его вперёд.
Платону оставалось только попрощаться с коллегами по работе и прибавить ходу. Ибо участвовать четвёртым в разговоре трёх старших по возрасту девушек ему было неудобно и стеснительно.