Юность — страница 79 из 90

Но в Каракасе их пути разминулись, так как доктору Гранадо предложили выгодную работу, и там же он нашёл себе жену. Дальше Эрнесто пришлось путешествовать и возвращаться домой одному.

В марте 1953 года он получил диплом доктора-хирурга в области дерматологии, а как астматик был признан непригодным к военной службе.

Теперь он решил направиться во второе путешествие по странам Латинской Америки, и на финише его прибыть к доктору Гранадо в его лепрозорий в Каракасе. Из Аргентины он прибыл в Боливию, где его уговорили потом поехать в Гватемалу.

Но сначала он переехал в Перу, задержавшись там надолго, а потом перебрался в Эквадор.

Однако в Колумбию его не пустили из-за начавшегося там военного переворота, и он на пароходе оказался сначала в Панаме, а потом через Коста-Рику и Сальвадор — в Гватемале. Там он встретил свою будущую жену Ильду Гадеа.

Там же он встретился и сошёлся с кубинскими эмигрантами — сторонниками Фиделя Кастро. Но в июне — сентябре 1954 года во время вооружённого свержения правительства Арбенса в Гватемале Эрнесто Гевара был вынужден бежать в Мексику.

В первое время ему приходилось зарабатывать на жизнь фотографированием в парках, безуспешно посылать статьи в газеты, потом торговать книгами и работать ночным сторожем на книжной ярмарке, читая там книги.

Наконец, его приняли по конкурсу в аллергическое отделение одной из городских больниц Мехико. Гевара читал лекции по медицине в Национальном университете, занимался научной работой в Институте кардиологии и лаборатории французской больницы.

И однажды в конце июня 1955 года к нему, как к дежурному врачу, на приём пришёл его знакомый ещё по Гватемале кубинец Ньико Лопес, рассказавший Эрнесто, что нападавшие на казармы Монкада, кубинские революционеры были по амнистии выпущены из каторжной тюрьмы на острове Пинос, и теперь съезжаются в Мехико для подготовки вооружённой высадки на Кубу. И через несколько дней Эрнесто Гевару познакомили с Раулем Кастро, в котором он нашёл своего единомышленника.

А 9 июля на конспиративной квартире произошла первая встреча Эрнесто Гевары с Фиделем Кастро, где обсуждались подробности предстоящих боевых действий.

— «Он имел более зрелые по сравнению со мной революционные идеи. В идеологическом, теоретическом плане он был более развитым. По сравнению со мной он был более передовым революционером» — позже вспоминал Фидель Кастро, на которого Гевара произвёл впечатление исключительного человека.

А утром Эрнесто Гевару зачислили врачом в отряд будущей экспедиции на Кубу. А чтобы его отличать от всех, как аргентинца, к его фамилии добавили приставку Че.

А 18 августа 1955 года в мексиканском городе Тепоцотлан Эрнесто женился на своей подруге Ильде Гадеа, 15 февраля следующего года родившей дочь Ильдиту.

Но 22 июня 1956 года по наводке провокатора полиция арестовала Фиделя Кастро и его единомышленников, причём Эрнесто Гевара Серна был охарактеризован в местной печати, как международный коммунистический агитатор, проявивший себя ещё в Гватемале ещё при потом свергнутом президенте Арбенсе.

Но за заключённых вступились бывший президент Мексики Ласаро Карденас, бывший морской министр Эриберто Хара, рабочий лидер Ломбарде Толедано, известные в мире художники Альфаро Сикейрос и Диего Ривера, и многие другие деятели культуры и учёные.

И через месяц мексиканские власти освободили Фиделя Кастро и остальных заключённых, за исключением нелегально въехавших в страну аргентинца Эрнесто Гевары и кубинца Каликсто Гарсии. Вскоре в тюрьму посадили и жену Эрнесто — кормящую мать Ильду Гадеа, но ещё через месяц выпустили их обоих.

Тем временем Фидель Кастро и его товарищи продолжали подготовку к экспедиции на Кубу.

И в два часа ночи 25 ноября в порту города Туспан его отряд совершил посадку на легендарную яхту «Гранма». Так началась решающая часть кубинской революции.

— «Ну, вы дальше про Че Гевару всё хорошо сами знаете!» — закончил Кочет свой интересный рассказ.

— «А почему он так популярен в мире, причём в разных слоях общества?» — задал естественный вопрос Жак.

— «Да, Платон! И почему его так ненавидят империалисты?!» — спросил и Василий Иванович.

И Платон продолжил повествование, вспомнив многое из того, что знал и читал на эту тему.

— «Че Гевара был интеллектуалом! И его боялись все! И правые и левые! Он отмёл все догмы, отмёл национальную принадлежность, необходимость объективных условий для революции, даже классовый подход и принципы коммунистической революции! Он выдвинул новую теорию революции в отличие от ленинской! Главное значение он придавал небольшим группам революционеров, способным жертвой своими жизнями на радикальный политический переворот! То есть, он считал, что не надо ждать пока общество созреет для революции, а достаточно готовности самих революционеров — универсальных солдат революции, коим был он сам! И всё это давало безграничные возможности экспорта революций! Поэтому он и пользовался особой любовью у самых простых, но свободолюбивых и не вдающихся в понимание высоких материй, людей!».

— «Ну, ты, Платон, и даёшь! Такой нам анализ сделал! Тебе надо самому политикой заниматься!» — восхищённо заметил Василий Иванович, к своему ужасу увидевший стихийную толпу слушателей у своего станка.

— «И нам политинформацию проводить!» — заметил, и подошедший к ним Яков Родин.

— «А я бы его в партию принял!» — заметил, работающий на соседнем фрезерном станке всеми уважаемый Виктор Фёдорович Ганушевич, давно невольно являвшийся слушателем бесед Кочета с Кашириным.

И лишь, как всегда брюзжащий, Виктор Животов по-хамски заметил:

— «Да, ну, его! …издит, как Троцкий!».

Платон Кочет давно считался в их цехе, не только великолепным математиком и легко разбирающимся в самых сложных чертежах добросовестным рабочим, но и политически очень грамотным и вообще начитанным молодым человеком, к тому же, хорошим рассказчиком. Хотя конечно в ораторском искусстве ему было до Троцкого ещё очень далеко.

Но как на возможного в будущем, политического и общественного деятеля, на него уже обратила внимание партийная общественность цеха.

Особенно усердствовал в восхвалении Кочета новый сотрудник — приземистый мужчина средних лет с красноватым лицом и походкой моряка — Сергей Александрович Тараканов, который в качестве партийной нагрузки вёл в цехе «Комсомольский урок». На нём Платон Кочет присутствовал хоть и редко, но зато очень метко, дополняя его материал своими фактами из международной жизни, тем доставляя Тараканову удовольствие и гордость за им «воспитываемы» кадры. Но Сергей Александрович хоть и стал уважать Платона, но одновременно и стал его побаиваться, боясь за свой авторитет. Но Кочет понимал это, и не слишком усердствовал.

Вскоре подошло время и отчётно-выборного комсомольского собрания.

— «Платон! Не забудь, что у нас завтра после работы будет отчётно-выборное комсомольское собрание! Будем выбирать нового комсорга! Явка всех обязательна!» — подошёл к нему член бюро и всегда правильный Витя Самохин.

— «Да знаю уже! А почему нового? Меня и Яша вполне устраивал!».

— «Так он уже по возрасту выбыл! К тому же он член партии!».

— «А кого нового выбирать будем?».

— «Собрание решит! Хочешь, тебя выберем?!».

— «Нет! Лучше тебя! Если бы я не учился, то можно было бы ещё и подумать! А так — нет! Кстати! Я завтра не смогу! У меня семинар и я записан отвечать!».

— «Ничего, пропустишь!».

— «Вить! Я уже в Плехановском напропускался, и меня выгнали! Так что уволь!».

— «Так это же твой долг, как комсомольца!?».

— «Мой главный долг, как человека и гражданина — это, прежде всего, хорошо учиться в институте!».

— «Ну, как знаешь!? Собрание решит, что с тобой делать!?».

— «А ты на собрании объяви, что я выдвинул твою кандидатуру, как самого стойкого и принципиального! Хочешь, письменно напишу?».

— «Да не надо! Хорошо! Объявлю!» — отвернулся Самохин, скрывая удовольствие и радостную улыбку.

— Жалко всё же, что я на собрании не буду!? Ведь можно было как бы, между прочим, сесть рядом с Таней или поблизости от неё?! Ведь как хорошо было, когда я поделился с Жаком по поводу моего отношения к ней, попросив его подыгрывать при случайных встречах своими комплиментами, восхвалениями и восхищениями в мой адрес?! — чуть сожалея, вспомнил он.

И через день Платон уже поздравлял голубоглазого блондина Виктора Самохина с избранием секретарём цеховой комсомольской организации.

— «Платон! А ведь большинство хотело тебя избрать! Даже не смотря на твоё отсутствие! Но поскольку ты сам отсутствовал, то по уставу так не положено! И я всем объявил, что ты предложил мою кандидатуру! И тогда избрали меня! Так что спасибо тебе!» — чуть ли не подобострастно пожал Виктор руку Платону, поправляя очки на переносице.

Тут же подошёл и Яша Родин, отводя Кочета в сторону.

— «Платон! По-моему тебе пора вступать в партию!? Ты у нас в цехе самый достойный! И это мнение всех партийцев!» — улыбаясь, вкрадчивым голосом предложил тот.

— «Яш! Мне конечно это слышать приятно! Политически я готов к этому! А вот по работе, я считаю, что ещё не достоин этого высокого звания! Так что давай пока немного подождём, когда я подтянусь в передовики производства!» — в ответ предложил ему раскрасневшийся Кочет.

— Во, здорово! Меня уже в партию зовут!? Надо теперь и по работе подтянуться! Скажу об этом родителям! — про себя радовался Платон.

А дома мнения родителей разошлись. Если мать полностью поддерживала сына, то отец настаивал на немедленном согласии с вступлением в партию.

— «Сын! Куй железо, пока горячо! А то в другой раз тебе это никто не предложит! Или какие-нибудь разнарядки будут! Это ты сейчас рабочий, а их принимают преимущественно! А потом ты станешь инженером и надолго