– Твоя Лена как? – спросил он у Виолетты после трехминутного раздумья, во время которого Вета держала голову у него на коленях, а он все продолжал гладить ее волосы.
– В каком смысле, как? – подняла Вета с его колен свое благодарное лицо.
– Ну как? Она ничего? Хорошенькая хотя бы? – почти смущенно спросил Гамлет.
– Постой, ты что же, хочешь?.. – ревнивым и гневным шепотом спросила Виолетта.
– Да ты что? – засмеялся Гамлет. – Мне одной тебя хватит на всю жизнь, что мне осталась, – вырвалось у него такое приятное и обнадеживающее признание. – Я лично не хочу. А вот кто-то из моих хороших знакомых может захотеть, а захотев, хорошо заплатить.
Ветина интуиция подсказала ей, что просить Гамлета дать денег и на Ленину поездку не следует. В иные моменты он проявлял такую жесткость, что было ясно: Гамлет просто так никогда деньги не тратит, а его меценатство и человеколюбие имеют строго определенные (им же) границы. Тем более что Лена все равно собиралась таким путем добывать деньги. А тут верняк и сразу. Один, ну два, ну три раза, но с одним! – и все, поехали! Она ведь собиралась потратить на торговлю своим телом целых полгода, а тут можно за неделю даже больше заработать, чем если бы сама, без протекции. Вета сразу уловила в рассуждениях Гамлета практический смысл. Действительно, если Ленка так уж хочет, надо отработать. Почему она сама с Гамлетом может, хоть и ничего, кроме благодарности, к нему не испытывает, а Ленка должна так, за ее счет? С какой стати? Так или иначе, план действий был продуман еще в машине, и они поехали на квартиру забрать вещи и оставить записку хозяйке с информацией о том, что Вета съезжает, а возвращать деньги, уплаченные за три месяца вперед, не надо.
Гамлет оказался весьма успешным дилером Лениных прелестей. Среди его знакомых оказалось немало желающих стать первым мужчиной у симпатичной девушки. Вероятно, потому, что они в принципе по жизни во всем старались быть именно первыми; вторые и третьи места на пьедестале успеха их не устраивали, они и в самом деле были лидерами.
Этих-то людей Гамлету удалось в один прекрасный вечер собрать в VIP-зале казино «Голден Палас». В VIP-зал кого попало не пускали. В основной, большой зал ходили все, кто способен был без ущерба для своей нервной системы проиграть за ночь полторы-три тысячи долларов. Главное – без оружия, наличие его особенно тщательно, тщательнее даже чем в израильском аэропорту Бен-Гурион, проверяли крупные стриженые ребята в строгих черных костюмах, белых рубашках и галстуках. Подчеркнутая академичность костюмов никак не могла скрыть устрашающего атлетизма их фигур. Их борцовско-боксерские торсы любому посетителю казино, склонному к скандалу и дебоширству, мягко намекали на то, что в случае чего они могут без особого напряжения нарушить равновесие его тела и даже нанести телу соответствующие воспитательные повреждения, а попросту говоря – вздуть и выкинуть хулигана, нарушающего солидное, респектабельное продвижение больших денег. А на втором этаже, над игровым залом располагался ресторан и небольшая эстрада, на которой ежевечерне выступали либо для игроков, которым уже нечего было терять, либо для обычных гостей крупные звезды нашего шоу-бизнеса и мелкие – зарубежного. Казалось бы, запредельную роскошь, масштаб и солидность основного зала не может превзойти ничто. Есть места, разумеется, но они далеко, за пределами Российской Федерации, в каком-нибудь Монте-Карло или там в Лас-Вегасе, но, оказывается, можно превзойти и здесь.
Рядом, за углом, в том же здании располагался VIP-зал «Аурум», что в переводе с латинского или с таблицы Менделеева, как известно, означает золото. Вот там уже никого не проверяли, туда ходили постоянные VIP-персоны, которых тут знали, которые хотели провести время примерно так же, как за углом, но тихо, можно даже сказать, по-домашнему. Всего 3–4 игровых стола и рядом небольшая гостиная, в которой тоже выступали артисты, заказанные VIP-персонами. Артисты выступали для десятка человек, да и те постоянно фланировали от мягких кресел гостиной до игровых столов, затем к бару и обратно, неважно в какой последовательности. При всем этом они тихо переговаривались, делали какие-то свои дела, и артист таким образом был чем-то вроде радио: работает себе, не мешает, а если что-то в его выступлении заинтересует, можно привстать на пару минут с пузатым бокалом, на дне которого плещется что-нибудь изысканное, и немного послушать. Все это могло быть унизительно для хорошего артиста, но, с одной стороны, там все же сидели несколько человек, пришедших специально из-за него, и потому слушающих внимательно и с пониманием, а с другой – артисту делали такое финансовое предложение, отказаться от которого значило иметь какую-то уж совсем особенную гордость. Действительно, трудно отказаться, если тебе предлагают за час гонорар, примерно равный твоей трехмесячной зарплате в театре.
Вот в этом тихом месте и собрались Гамлет с другими серьезными мужчинами, чтобы провести своеобразный аукцион по поводу девушки Лены. Аукцион, который тем не менее должен был проходить под эгидой юмора. Как бы шутка, как бы все не по-настоящему, однако результат в перспективе мог оказаться вполне реальным. Из женского полу в зале не было никого. Виолетту, которая хотела морально поддержать подругу, на эти оригинальные торги тоже не взяли. По двум причинам. Первое – Гамлет, как уже было сказано, свой персональный бриллиант не показывал никому, так как его зубастые партнеры могли позавидовать, а кое-кто мог бы попытаться и отнять, и тогда деловые и дружеские связи могли быть из-за Веты сильно нарушены. А второе – все, как известно, познается в сравнении, и может так оказаться, что если Вета будет сидеть рядом, то Ленины прелести никто и не купит.
Аукцион проводил профессиональный конферансье Андрей Кусков. В собравшейся компании он был привычно своим, можно даже сказать – штатным шутом, он часто за приличные деньги вел их свадьбы, дни рождения, годовщины образования фирм, концернов, а также дружественных холдинг-центров. Новых людей в их круг допускали с трудом, и Андрей знал всех, был в курсе многих дел и личных проблем всех собравшихся миллионеров. К тому же он был человеком верным: у других, не из этого круга, сколько бы ни звали, Андрей не работал. Он дорожил и своими гонорарами, и расположением к нему олигархов и остальных, помельче. Андрею для внутреннего спокойствия (чтобы статус постоянного штатного паяца не ущемлял гордость артиста) такое расположение хотелось квалифицировать как дружбу. Он и приучил себя думать только так, а не иначе, ну а конверты с долларами в конце каждого вечера – это так, между прочим. На такую мелочь можно внимания не обращать, дружба – вот главное. И, что еще немаловажно, Андрей умел не болтать, инстинкт подсказывал ему не ходить по минному полю, и, зная многое и даже совсем интимное про многих из них, он никогда не рассказывал одному про другого и другому про третьего. Бизнесмены об этом знали, поэтому иногда доверяли Андрею в нетрезвом состоянии такие секреты, которые в других, нечистых руках могли бы послужить убийственным компроматом или поводом для шантажа. Так что Андрей был своим парнем для каждого участника сегодняшнего веселья. Что же до так называемой гордости артиста, то куда артисту эстрады, бывшему когда-то одним из лучших конферансье Советского Союза, было деваться после того, как этот «Союз нерушимый» таки обрушился с треском и смрадом начала перестройки. Куда? Профессия оказалась невостребованной. Вести крупные концерты стали приглашать известных телеведущих и киноартистов, а ехать от Москонцерта в замшелый подмосковный дом отдыха для ветеранов труда и выступать там весь вечер за 300 рублей – это Андрею совершенно не светило. Поэтому, когда ему позвонило некое частное лицо, представилось референтом другого частного лица и преложило за 500 баксов провести в частном ресторане день рождения частного лица, от лица которого и звонили, Андрей после недолгих колебаний согласился. С тех пор и покатило.
Он ведь был в своем деле действительно хорош. Одним из его любимых номеров было буриме: то есть из зала ему предлагались любые рифмы, два слова, например, «машина – резина», совсем идиотские, типа «пришел – отошел» – Андрей отвергал сразу. Эти слова он записывал в блокнотик и уже через минуту выдавал вполне сносные стишки с использованием всех предложенных рифм, ухитряясь впаять туда еще и поздравления молодоженам или имениннику. Причем в манере выбираемого клиентами известного поэта. Для виновников торжеств это было всегда удивительно и лестно. Временами, когда количество принятого гостями алкоголя делало их поведение свободным от церемоний, Андрей начинал шутить рискованно и скабрезно. Например, он звонко выкрикивал респектабельной публике в смокингах и их женам, гарантирующим хороший товарооборот ювелирным салонам: «Быстро рифму на слово «Европа»! Быстро! Ну!» И обязательно находился кто-то, кто вдохновенно выкрикивал с места: «Жопа!» Поэтическое озарение такого добровольца Андрей комментировал с мягким сарказмом.
– Хорошая рифма, свежая, – говорил он под общий хохот расслабляющихся налогоплательщиков, весьма успешно скрывающих от налоговой службы свои реальные доходы.
Дальше он уже чувствовал себя еще увереннее и так же энергично бросал в зал: «А теперь рифму на слово «звезда»! Быстро, быстро! Ну! Ну!!!» Пустившийся галопом Пегас шутника Кускова с голой и пьяной девкой по кличке Муза в седле – выглядел непристойно, но все продолжали одобрительно ржать с видом: «Знаю, но не скажу». Или так же требовал немедленно рифму на слово «где?». И у всех в башке вертелся только один ответ, который, впрочем, никто не озвучивал, ибо никто из них до совсем уж скотского состояния не доходил никогда.
Андрей умел на эстраде делать все, но понемножку: немножко пел, недурно играл на фортепьяно, гитаре и губной гармошке, чуть-чуть жонглировал, мог показать 3–4 простых фокуса, показывал пародии, но ничто не доходило у него до настоящего мастерства, да оно, собственно, конферансье и ни к чему. А главное, он знал бессчетное количество анекдотов на все случаи жизни и на любые темы, а вовремя поданный анекдот мог спасти любую, даже провальную ситуацию. К тому же он был внешне очень колоритным и смешным. Если кто помнит «Необыкновенный концерт» в кукольном театре Образцова, а кто не видел, поверит мне на слово, – Андрей один в один напоминал куклу-конферансье из того самого концерта, такой же лысый череп и – основная составляющая лица – огромные губищи, обрамляющие такой же здоровенный рот.