И она приехала первой. Укоризненно качая головой, врач, начальник отделения, разрешил Саше покинуть больницу под подписку о том, что это – личное решение больного, и за жизнь его врачи теперь не отвечают. Саше выдали его перепачканные джинсы и замшевую куртку, непоправимо залитую кровью, и он снял больничную пижаму, пошатываясь от слабости и головокружения. Потом переоделся. Зазвонил мобильник, и Вита сказала, что машина здесь и она идет к нему, чтобы помочь спуститься вниз по лестнице.
– Зачем, я сам, – неуверенно возразил Саша, понимая тем не менее, что без поддержки он и шагу не сделает. Вита и тут была права.
Внизу стояла «Тойота», предоставленная, как видно, папой для перевозки младшей сестры на лоно природы. Сашу осторожно погрузили на заднее сиденье, на переднем сидела девочка лет 11–12 с куклой на руках и в шапочке с помпоном. Шапочки своей детской девочка при появлении Саши застеснялась и вскоре сняла ее, обнаружив при этом красивые волосы, почти такие же, как у старшей сестры. После этого обернулась к Саше и, протянув ему ладошку, очень серьезно, по-взрослому, представилась:
– Надежда.
– Александр, – в том же тоне ответил Саша, потом улыбнулся и спросил: – А можно просто Надя?
– Можно, – великодушно согласилась девочка. – Только в таком случае я буду звать вас Сашей, можно?
– Можно, – в свою очередь разрешил Саша.
Во время обмена, так сказать, верительными грамотами Саша успел заметить, что девочка Надя наверняка вскоре составит сестре достойную пару, что не пройдет и пяти лет, как она сама запросто победит в конкурсе «Ижевской красоты», ничего особого не предпринимая для достижения успеха. Надя скорее всего догадывалась об этом, поэтому старалась изо всех сил казаться взрослой и побыстрее покинуть детство. Но от куклы, однако, пока отказаться не могла.
– Можно, я на вас еще посмотрю? – неожиданно спросила Наденька, пристально разглядывая Сашино лицо.
– Да чего на меня сейчас смотреть-то, – отчего-то смутился Шурец, – видите же, что половины лица нет. – Саша с удивлением для самого себя отметил, что называет девочку на «вы». Значит, она сумела так себя поставить. С уважением к ней надо; если как к ребенку относиться – обидится наверняка.
– Чего на это лицо смотреть? – повторил он и мрачно пошутил: – Плюнуть туда надо.
– Не скажите, – серьезно ответила девочка и упрямо встряхнула волосами, совсем как сестра. – Пол-лица мне достаточно, чтобы понять… – она замолчала.
– Что понять-то тебе надо, что? – вступила в разговор Виктория, шутливо толкнув сестру в лоб.
А Надя, так же серьезно отведя в сторону ее руку и продолжая сверлить взглядом Сашин левый глаз, сказала:
– Понять, за что Вита вас так любит.
Своей простодушной и честной репликой Надя вогнала сестру в краску, а Вита, как мы уже знаем, краснела внезапно и ярко. Она не умела и даже не пыталась скрыть замешательство, или же, по отношению к ней уместнее будет сказать по-старинному – сконфуженность. Словом, Вита сконфузилась, тем самым невольно подтвердив правомерность последней Надиной фразы.
– Надь, ну ты что, совсем обалдела? Ты зачем это говоришь? – накинулась она на младшую сестру.
– А что такого? – рассудительно сказала Надя. – Я честно говорю. Почему честно – это плохо?
Виктория пока не нашла, чем ответить, а Надя, опять посмотрев внимательно на Сашу, вынесла свой окончательный вердикт в отношении сестринского избранника:
– Вообще-то вас любить можно, – разрешила она. – Глаз у вас добрый и умный. Если второй такой же, то все в порядке, – без тени юмора резюмировало подрастающее с адской скоростью поколение. – Вы похожи на свои стихи, – добавила она удовлетворенно.
– А ты откуда знаешь? – почти возмущенно вскричала загнанная сестрой в угол Вита.
– У-ой, у-ой! – с сарказмом опытного сыскаря по отношению к дилетанту, который надеется от него что-то спрятать, поморщилась Надя. – Все, что ты прячешь от меня по углам, я могу перечислить. А уж его стихи-то… Переплела и под подушку. Так трудно найти! Прямо невозможно, да?
– Надя! – сделала Вита последнюю попытку приструнить девочку, но Надя, уже не обращая внимания на воспитательный вскрик, вновь обратилась к Саше.
– Вот я вам правду сказала, и вы теперь знаете, если сами раньше не узнали. Она, – Надя показала на Виту куклой, – такая же честная, как и я. И вы ее, пожалуйста, не обижайте. И если вы ее не любите, то тоже честно скажите сразу. Скажите сейчас, нам обеим.
– Надя, мы без тебя на эту тему поговорим, ладно? – совсем смешавшись, сказала Вита. – После поговорим, сейчас не до этого.
– Почему, я отвечу, – сказал Саша, – и попробую честно. Я пока не знаю… У меня была не так давно девушка, и в нее, как мне кажется, я был влюблен.
– Виолетта? – переспросила Вита, слишком хорошо помнившая их первую и, кто знает, может, и последнюю ночь.
– Да, она. А сейчас к твоей сестре, – обратился он к Наде, – у меня что-то совсем новое, в чем я еще не разобрался. Но совсем другое, чем было к той девушке. И что из двух настоящая любовь, та, о которой мечтают всю жизнь, мне еще предстоит понять. А когда пойму, я напишу. Или позвоню… Вот. Я сказал честно. Никогда не говорил так честно, – признался он. – Мне проще всего было бы сказать, что да, конечно люблю, а как же. Но я тоже, как и ты, понимаю, что с ней, – он бережно взял Виту за руку, – надо только серьезно, по-настоящему, потому что она сама тоже настоящая.
– Спасибо, – сказала младшая сестра, – за правду. Если бы вы соврали, я бы все равно увидела.
– Спасибо, – в свою очередь тоже сказала старшая. – Это гораздо больше того, что я предполагала. Хотя и была, если уж до конца быть откровенной, призрачная надежда на взаимность, – и она, будучи лишенной всякого кокетства, ухитрилась тем не менее кокетливо скосить глаза на Сашу, – но такая призрачная, что и говорить не стоит.
– Она не призрачная! – горячо возразил Саша.
– Значит, надежда остается?..
– Ну конечно, я же сказал! Я просто еще не готов…
– Да шучу я, шучу, успокойся, – прервала его Вита. – Ты, Саша, прямо как тургеневская барышня. «Дайте мне время, я еще не готова вас полюбить, но я привыкну, я еще полюблю вас, подождите», – пародировала она всем известные отговорки барышень, которые сами не любят, но на всякий случай влюбленного в них хотят придержать до лучших времен. Она была при этом так красива, что Саша не мог отвести от нее взгляда.
– Да как же ты не поймешь, ты, ковбой на Пегасе, что мне взаимность и не нужна! То есть нужна, наверное, но не так, как другим. Если я и полюблю, то это только моя проблема и грузить ею никого я не собираюсь.
– Так любишь или нет? – настаивал Саша. – Ты сказала «полюблю», значит, сейчас – еще нет?
– А вот это уже не твое дело! – поставила точку Вита в этом, совершенно неуместном в их обстоятельствах выяснении отношений.
И действительно, выяснять отношения во время бегства из больницы было глупо, и нервы у Виты были настолько на пределе, что она даже нагрубила Саше, и через минуту извинилась. Она так нервничала еще и потому, что никто, кроме нее – ни сестра, ни Саша, – так и не заметили, что буквально через несколько секунд после того как они отъехали, к воротам больницы подкатил традиционный для братвы джип, а из него быстро вышли и направились ко входу трое крепких молодых людей в спортивных костюмах. Их лица были слишком знакомы Виктории, чтобы она не осознала со страхом: опоздай она хотя бы на минуту – весь ее план полетел бы в тартарары. Она тогда ничего не сказала Саше и даже виду не подала, не желая волновать его лишний раз, только незаметно шепнула шоферу: «Побыстрей, пожалуйста».
Когда подъезжали к деревне, Саша задал Виктории запоздалый вопрос об экспертизе.
– Да не было ничего, ты что, не понимаешь, – ответила Вита. – Это все был блеф и шантаж. Экспертиза ведь что должна установить в первую очередь? – Следы насилия – синяки и прочее. А у меня нет ничего. Они могли бы и сами устроить мне синяки и побои, чтобы списать их потом на тебя, но побоялись меня трогать, папа бы их за это наказал, не поручал им этого мой добрый папа. Нет, главным для них было мое заявление, а его из-за порезанных пальцев отложили на потом. Заявление мое – вот единственное, чем они собирались и еще собираются держать тебя за горло. Но только теперь уже без ведома папы. А папе их самодеятельность сильно не понравится. Кстати, пора ему позвонить, моему предприимчивому родителю.
Вита достала мобильный телефон и по одному ей известному номеру, минуя секретарш и автоответчик, сразу связалась со своим папой. По разговору Саша догадался: отец Виктории делал вид, что ничего не знает обо всех предыдущих событиях. А Вита довольно жестко давала ему понять, чтобы он не утруждал себя бесполезной ложью. Он делал вид, что в первый раз слышит о трех рэкетирах, об их визите в гостиницу, ну да, он послал одного парня в театр передать дочери, чтобы она познакомилась с режиссером, ну и что? Но дальше? Какие 15 тысяч?
– Я что, доченька, похож на человека, которому эти деньги позарез нужны?
– А почему, в таком случае, именно с режиссером, а не, скажем, с председателем жюри?
– Ну не знаю, я же объяснял, что он может помочь индивидуально, ну и… вообще порядочный парень.
– Папа, не надо. Ты ведь даже про его стихи знал.
– Какие еще стихи? – пытался удивиться папа.
– Те самые, которые я прятала у себя в спальне, ты узнал про них, тебе сестра проболталась, ведь так?
Надя в этом месте разговора виновато взглянула на Сашу и удрученно развела руками.
– Ну хорошо, а если и знал, – вынужден был признаться любящий отец, – так ведь я же тебе лучше хотел сделать, ты ведь хотела бы с ним познакомиться? Хотела. Я только подтолкнул события.
– Спасибо, – язвительно сказала Вита, – только я бы уж как-нибудь сама познакомилась. А сейчас ты и сам можешь с ним познакомиться, по телефону. Да, он здесь, я его везу к нам в деревню. Почему? Сейчас я тебе объясню.