Он уехал домой, и личная жизнь понемногу стала налаживаться. Пусть до следующего любовно-поэтического приступа, но когда он еще будет – неизвестно, может, Саша теперь уже окончательно успокоится… хотя, зная его, рискнем предположить, что вряд ли. Во всяком случае, после такого гаденького деловитого коварства девушки из Красноярска, которой он доверился, и почти полюбил всей, твою мать, душой, – Саша решил с любовью пока завязать. Конечно, Катя временно избавила Сашу от свинцовой тоски по Виолетте – бабочке, бесцеремонно впорхнувшей в его душевный мир и так же легко покинувшей его. Бабочка-то улетела, но легкая пыльца от ее крыльев навсегда, по-видимому, осела на стенках Сашиных сердечных сосудов. Катя, может, и могла бы интенсивным врачеванием в постельном режиме залечить память о Сашиной фатальной встрече в Севастополе, но… оказалась недостойна. Словом, Саша дал себе слово – сдерживаться, не влюбляться больше, не подпускать близко… ну, хотя бы год-два, а там, может, и встретится человек настоящий – красивый, неглупый и верный, и уж конечно не подлый, друг, любовница, жена, мать его детей.
Дело в том, что нынешняя жена Саши была уже давно, собственно, и не женой вовсе. Она жила в Венгрии, работала там, там у нее был соответствующий спутник или, как теперь принято говорить – бойфренд. Но время от времени она посещала Москву, без тени неловкости или сомнения поселялась в Сашиной квартире и тратила его деньги, а когда они у Саши кончались – уезжала обратно. Она говорила, и так действительно думала, что имеет на это полное право: они ведь не в разводе, он пока что является ее мужем, поэтому половина имущества принадлежит ей, в том числе и квартира, Сашино, между прочим, родовое гнездо, дом его родителей, в котором он вырос. Когда она злилась на Сашу (а злилась она перманентно, к тому же – свирепо и беспричинно), она намекала ему хотя бы раз в неделю, что в случае чего квартирку-то придется разменять. Такое странное семейное положение Саша терпел до поры. Он ведь не встретил еще ту, ради которой стоило бы затевать обмен, он пока находился в поиске.
С приехавшей венгерской женой, без нее ли, неважно – Саша вел себя независимо и бесшабашно. Он считал, что перед нею он морально чист, что он не должен ей ничего. Деньги? Пожалуйста, на, а во все остальное – не лезь. Вот это ее и злило, наверное, больше всего. Они ссорились, мирились, когда мирились, старались держаться нейтрально. Но все равно – это была агония брака, и рано или поздно она должна была кончиться. Он вообще никому ничего не должен, – так хотелось думать Саше. Дышу, как дышится, пишу, как пишется, а пишется, как хочется, а хочется – весело. Поэтому он никогда не корпел над серьезными стихами, перегруженными мыслью или философией. Также он терпеть не мог любую режимную работу, а деньги зарабатывал – где подвернется. Внутренняя свобода и независимость были главнее всего.
Поэтому, когда ему предложили быть главным редактором новой ТВ-передачи про закулисную жизнь звезд, Саша купился, но ненадолго, недели на две. Его купили очень солидной цифрой месячного оклада, и хотя само словосочетание «месячный оклад» вызывало в Саше приступ тоски, он согласился: безденежье и совсем случайные заработки измучили, к тому же было как раз то время, когда приехавшая жена вытянула из него все, что он заработал за последний год. Да и передача обещала быть не противной; грязные сплетни и генитальные сенсации там не планировались. У Саши появился свой кабинет, и он даже всем друзьям дал свой личный рабочий телефон. Напрасно друзья занесли этот номер в свои телефонные книжки и память мобильников: удовлетворение жизненной стабильностью длилось ровно 14 дней.
Имея намеренья благие, передача начала все-таки стремительно желтеть. Трудно, согласитесь, рассказывать о некоторых аспектах жизни звезд и совсем обойтись без того, что вызывает зрительский интерес и безусловно повышает рейтинг. Кому там интересно, какую музыку сочиняет сейчас Элтон Джон. А вот с кем из мужчин он теперь живет и почему – вот что нестерпимо хочется узнать, вот ведь что заставляет прильнуть к голубым (кстати) – экранам! Или вот еще такое: сколько получает, например, Балканский за свое шоу? Сколько тут и сколько в Америке? Интересно ведь, правда? Или, например, как полезно для своего развития, для своего духовного роста узнать, что мегазвезда нашей эстрады за выступление на празднике крупного концерна по личному приглашению олигарха, возглавляющего концерн, – запросила 160 тыс. долл., а потом, когда узнала, что самого олигарха на празднике не будет, – потребовала еще 40, иначе на сцену не выйдет, и ей эти 40 незамедлительно нашли и принесли. Ну как? Правда интересно стало даже читать, а уж по телевизору. Да что вы! А как вам такое? Что мужу этой мегазвезды непременно надо, чтобы в гостиничном номере, когда он только войдет, должно уже стоять блюдо с розовым круглым виноградом без косточек. То есть, если будет розовый, но не круглый, или круглый и розовый, но хоть с одной косточкой – все! Истерика с угрозой немедленно уехать. Ну как? Завлекательно? То-то!
Апофеоз завлекашки и страшилки в одном флаконе Саша один раз увидел на газетном стенде в метро. Продавалась какая-то новая, видно недавно созданная, газета под интригующим названием «Мир криминала». На лицевой стороне (или 1-й странице) была фотография в цвете – полуобнаженной женщины, для описания которой годились бы только заскорузлые штампы типа «порочно очерченный рот», «пышная, высокая грудь» или еще гаже, совсем гастрономически, «аппетитная грудь» (не только, стало быть, для грудных детей), затем «соблазнительная поза» и т. д. и т. д. Крупными белыми буквами напечатанный заголовок главного материала номера – каждым своим словом кричал: «Купите, не пожалеете!» Завлекашка гласила: «Кровавый стриптиз лесбиянки». Добавить бы еще «после скотоложества» и «перед некрофилией при содействии вибратора», и картина была бы еще полнее, а возможный читательский интерес – еще более жгучим.
Но заниматься такого рода фигней повелителю ямбов, хореев и анапестов было как-то мерзопакостно, словно гусиным пером чистить зубы дохлого крокодила. Да что там, даже автор, описав всего парочку сюжетов этой передачи, почувствовал себя каким-то беспринципным журнаглюгой, неуютно себя почувствовал. Так что Сашу, в принципе, понять можно. Деньги тут опять-таки пахли. И пахли тленом.
Кроме того, каждый день приходить на свою пошлую службу к 11-ти утра, уходить поздним вечером, а бoльшую часть дня делать вид, что не покладая рук работаешь, в то время, как главный редактор для сплетен вовсе не нужен, и «фильтровать базар» ему все равно не позволят, ибо командуют парадом совсем другие люди, для которых пресловутый рейтинг и количество рекламы к нему – наиглавнейшие задачи. А еще кроме того: каждый день образованному литератору общаться с такими людьми, для которых Блок – не что иное, как защита левой от прямого правой, а слово Бальмонт их просто оскорбляет, да еще с генеральной продюсершей, которая все время говорит: «Я пoняла», и никто не смеет ей подсказать, что ударение надо делать на последнем слоге – все это трудно вытерпеть, понимаете? А если ко всем перечисленным прелестям добавить еще и то, что съемочная группа уже 2 месяца с момента запуска в эфир, и несмотря на то, что стоит в сетке еще на 4 месяца вперед, – не получает никаких денег, никакой зарплаты, и непонятно, куда деваются рекламные и спонсорские инвестиции (то есть, конечно, понятно, но обидно!), – то что тут еще можно сделать, кроме как уйти.
И вот, когда уже совсем накипело, а готовность уйти ждала только повода, шла однажды традиционная утренняя летучка. Она шла в присутствии всех заинтересованных лиц, включая руководство каналом, потому что надо было решать, как будет развиваться программа дальше, рейтинг ее повышался, и ей надо было давать лучшее время, звучавшее в их кругах только по-английски «Прайм-тайм». И вот, как только зашла речь об этом самом рейтинге, Саша, кипя негодованием на всю телевизионную помойку, встал и неожиданно для всех произнес:
– Да что вы все про рейтинг, господа хорошие! Если он повышается только при помощи сплетен и грязного звездного белья, которое мы даже не споласкиваем, а в таком виде и демонстрируем, то чего мы сами-то стоим?
– Постой, Саша, – улыбнулся коммерческий директор канала. – Что за пафос? Может мы тебе мало платим? Так мы прибавим. Ты талантливый парень, мы это ценим.
– У-у-х, – с безнадежной тоской выдохнул Шурец. – Ничего вы не поняли и, боюсь, не поймете. Одно только уточнение: «мало платим», даже в форме вопроса – мягко говоря, неточно. Вы мне не заплатили пока ни копейки…
– А-а, так в этом все дело… – понимающе и даже разочарованно всматривалось начальство в корни Сашиного возмущения. Ведь никакой другой реальной причины, кроме денег, они и представить себе не могли. Деньги – это ясно, остальное – лирика, мусор. Человека можно купить, а если он не продается, тогда купить дорого, – эта непреложная для них истина ревизии не подлежала.
– Саша, работай, – с мягким призывом прийти в себя, пока не поздно, сказал коммерческий директор. – Зайдешь ко мне после летучки и оформим другой договор. 2 тыс. в месяц тебя устроят? Аванс – сейчас же! Вы согласны? – обернулся он к коллегам. Те кивнули, глядя на бунтаря с явной насмешкой – что, мол, парень, и теперь будешь плевать против ветра?
Но Сашу уже понесло, он уже решил и не вчера, что лучше потерять деньги и стабильность, нежели лицо вместе с остатками принципов, поэтому далее удивил и озадачил высокое телевизионное собрание.
– Деньги я не возьму, – сказал Саша, – даже те, что уже заработал. Мне уже не нужно, я ухожу. Одного не пойму, неужели же вам, никому из вас, совсем-совсем не стыдно? Вот сын тебя спросит, – обратился он к художественному руководителю канала, – чем ты, папа, занимаешься на ТВ? Ты называешься-то как? Художественный руководитель! А чего художественного в том, что ты покажешь простыню из спальни какой-нибудь Алены Лапиной? Или она расписана Сальвадором Дали? А вы, кстати, знаете, кто это такой? – повернулся он к генеральной продюсерше. Та, с лицом охотящегося питон