«Как она сказала? – вспомнил Шурец, – я тебя найду. Да ведь у нее ни телефона, ни адреса. Типа: “У тебя мой телефон есть? Нет? Ну, тогда звони… обязательно”».
Саша поправил перед тем же треснутым зеркалом сбившийся набок галстук и пригладил торчащие во все стороны волосы, вздыбленные смерчем Ветиного темперамента.
– Пора идти, – сказал себе Саша вслух в опустевшем помещении.
Когда он вышел в зал, Виолетты в нем уже не было. Провожавшего ее горца с другом тоже не было. Его девчонки бросились к нему с упреками – куда это, мол, он девался, когда уже идет посадка? Девушки оставались чуть ли не последними на паспортный контроль. Он проводил их. Самому-то ему нужно было возвращаться в Москву и вечером отправлять другую группу модельных девушек, уже в Польшу, но поездом. И он должен был с ними ехать вместе, как корреспондент, освещающий их предполагаемые первые успехи на зарубежном подиуме.
«Поездом лучше», – некстати подумал Саша и направился к бару. Он был опустошен и ошарашен и никак не мог осознать, что же сейчас произошло так быстро и феерически.
– Надо выпить, – опять сказал он почему-то вслух и направился к бару. У стойки он понял, что выпить надо много. Серьезную дозу надо принять, чтобы чердак не поехал. Решил взять вискаря, сколько бы денег это ни стоило. – Двести «Блэк Джэк», – сказал он бармену, – без воды и безо льда. Воду отдельно.
– С газом? Без? – уточнил бармен.
– Без, – сказал Шурец, – газированная на вискарь неаккуратно ляжет.
Бармен улыбнулся в большие пшеничные усы.
– У тебя помада на пиджаке, – сказал он, – водкой протри на всякий случай. Или в туалет зайди, мылом замой.
– Спасибо, в туалете я уже побывал, – усмехнулся в ответ Саша.
– Смотри, а то ведь от жены влетит, – сказал опытный бармен, читая на Сашином растерянном лице и в его блуждающем взгляде следы тяжелого адюльтера, который состоялся сейчас в аэропорту. – Ты женат? Не жену ведь провожал, а? – бармен подмигнул и по-гусарски крутанул правый ус.
– Женат, но формально, – ответил Шурец и сделал два полноценных глотка из своего бокала.
– Формально – не формально, а улики налицо, – продолжал гусар за стойкой. – Духи опять же. Я вон в метре от тебя стою, а женские духи ощущаю.
– А с чего ты взял, что женские?
– Ты меня тут за кого держишь? Я же все-таки не на Курском вокзале работаю, а в «Шереметьево». Что я женский парфюм от мужского отличить не могу по-твоему?
– Ты прав, – сказал Шурец и внимательно принюхался к своему белому пиджаку.
Тонкий, острый и свежий аромат духов Виолетты, снова исчезнувшей из его жизни, заставил Сашу сделать еще два крупных глотка, а потом заказать новую порцию.
«Надо же, – инертно, пусто, без эмоций подумал Саша. – Какой приятный запах. А главное – стойкий какой… Прилипчивый… Его, как помаду, не ототрешь. Долго будет».
Он даже не подозревал, насколько окажется прав, вяло размышляя всего лишь о качестве французской парфюмерии.
Он посмотрел на летное поле. По взлетной полосе разбегался самолет. Вот он оторвался и круто пошел вверх, как это и делают всегда «Боинги».
– Наверное, ее самолет, – сказал он бармену, показав бокалом в ту сторону.
– Все, улетела, – отозвался тот, протирая бокалы. – Скучать будешь?
– Не знаю, – не сразу ответил Саша. – Пока не знаю…
Часть третья
Две дороги
Всем, терпеливо пронесшим свое бесценное внимание аж до 3-й части, еще раз напоминаем, что нельзя ни в коем случае забывать об одном из наиболее опасных качеств всякой молодой Бабы-Яги, а именно – свойстве отбирать жизненную энергию мужчины, которого она имеет. И пусть он хоть триста лет думает, что имеет ее, на самом деле – имеет его она. В полном объеме, не ограниченном одним только половым актом, а вообще. Он, дурачок, думает, что только совокупляется и больше ничего, а на самом деле идет страшный грабеж его жизненных сил и творческой энергии. И пусть она делает это даже бессознательно, не желая причинить зла своему партнеру, вот как Виолетта, например, – все равно дальше по жизни мужчине не везет ни в чем, и он не понимает – почему: уж слишком инфернальна, неправдоподобна причина, она и в голову не может прийти обыкновенному современному человеку, обладающему средним прожиточным минимумом интеллекта, скептицизма и юмора. Сразу после такого вот инцидента в Шереметьево он ей больше не нужен, она его выбрасывает из жизни, из памяти, в то время, как он, наоборот, уже привязан, зависим, безволен и невезуч. Об этом не один раз здесь уже говорилось, но позвольте все-таки опять заострить ваше драгоценное внимание на таком опаснейшем свойстве нечистой силы в момент соединения тел. Не в смысле предупреждающей надписи на опорах линий электропередач «Не влезай – убьет!» (ибо каждый волен сам выбирать, куда ему влезать, а куда нет), а чтобы вам было совершенно понятно, отчего в дальнейшем жизнь Саши Велихова пошла прахом… Правда, до определенного поворотного момента, который… впрочем, не будем снова забегать вперед, а пройдем постепенно по двум различным линиям двух различных судеб, оставив пока хорошую девушку Викторию жить и ждать неизвестно чего в своем родном городе Ижевске. Станем, не нарушая логики событий и биографий, двигаться к финалу этой истории, вполне, как нам кажется, – закономерному для всех ее основных фигурантов. Вот так и будем, на паритетных началах, по справедливости строить эту часть романа: глава для Виолетты, глава – для Саши Велихова.
Виолетта
Бельгия оказалась страной, приятной во всех отношениях. Гамлет позаботился о том, чтобы девушек встретили и поселили в приличной гостинице. Встретивший их немец, неблизкий знакомый Гамлета, но заинтересованный в их совместном будущем бизнесе, должен был только встретить, проводить до гостиницы и, убедившись, что все в порядке, исчезнуть навсегда. Гамлет и на расстоянии ревновал. Через неделю он сам приедет, и лишние опекуны девушкам не нужны. «Генрих», – представился рыжий немец скупо, но с достоинством. Затем он с неподдельным интересом стал рассматривать русских красоток, шаря по их лицам и фигурам глазами цвета застиранной джинсы из-под белесых ресниц, и радостно лучась всеми своими веснушками. Что и говорить, такие девушки в Бельгии были редкостью. Одна – вообще с ума сойти, другая попроще, но тоже даст фору всем его местным знакомым. Немец находил девушек аппетитными, но его, однако, сдерживали некоторые обязательства перед Гамлетом и элементарная трусость: он подозревал, что если Гамлет узнает о его чрезмерном аппетите, то весь гнев русского полукриминального (а местами и просто уголовного) бизнеса он рискует почувствовать на своей собственной шкуре; общее пренебрежение русских к законам цивилизованного мира может привести к фатальному для него исходу. А жить хотелось.
Поэтому он все сделал, как было велено: встретил, отвез, разместил и ограничился только своими визитками, врученными Вете и Лене на прощанье – просто так, на всякий случай, – затем улыбнулся, всем лицом и всем собою давая понять, что, в случае чего он в полном их распоряжении; тщательно выговорил «до свыданя», сел в свой «мерседес» цвета кофе с молоком и укатил.
Генрих немного говорил по-русски, работа с русскими к этому обязывала, но общались с ним на французском языке, который Вета знала хорошо.
В школе она особенно налегала на французский, и репетитор, нанятый Гамлетом, у нее был. Видно, перспектива именно Бельгии, а не Англии или Америки, давно уже расположилась в ее предприимчивом подсознании. Спасибо еще, репетитор уцелел, не вступила она с ним в роковую для маленького, худенького, очкастого студента – связь. Повезло ему, не нравился он ей, как мужчина. А он и дышал неровно, и краснел всякий раз, когда она прикасалась к его руке с очередным вопросом. Вета все замечала и лишь забавлялась, не выходя за рамки обучения. Ее правильное поведение принесло результаты: по-французски она разговаривала, и даже бегло.
Подруга же Лена и русским-то владела, мягко говоря, – не в совершенстве, но ей самой все эти лингвистические утехи были, что называется – по барабану. «Язык тела – вот главное в жизни», – так полагала сметливая девчушка и, надо сказать, не без оснований – ведь свои первые 30 штук она именно телом и заработала. Лена была убеждена, что первые, дальше будут десятки и даже сотни тысяч долларов и все телом. А язык что? Язык она выучит быстро на уровне объяснения – чего она хочет, и понимания – чего от нее хотят. И вообще, языком она уже владеет в известном (французском, кстати) смысле.
В машине она щебетала, не умолкая.
– Вета, смотри… А это что, глянь, спроси у этого, – она кивала на немца.
Вета переводила, и тот снисходительно объяснял.
Даже не распаковав свой багаж и не переодевшись, они сразу пошли гулять. Взяли с собой все свои деньги, оставшиеся после оплаты гостиницы, и пошли. Девчонки, едва закончившие школу, мгновенно проснулись в них на улицах Антверпена. Кафе, пирожные, мороженое и бельгийские конфеты, которые казались такими необычными и вкусными, обошлись сразу почти в сто долларов, что, как выяснилось позже, сильно подорвало их бюджет. Если бы знали они, что деньги, взятые с собой, – это все, что у них есть, они бы так не тратились в первый же день. Хорошо еще, что Гамлет дал Вете денег на первое время, на всякий пожарный случай. Пожарный случай не замедлил представиться.
Когда подруги вернулись в отель, возбужденные, счастливые, купив по дороге дорогое французское вино, чтобы отметить приезд, их, а особенно Лену, ждал неприятный сюрприз. Денег, спрятанных в недрах ее чемодана, тех самых тысяч, которые Гамлет советовал с собой не таскать, а перевести в банк, да Лена не послушалась, – там не оказалось. Все было аккуратно сложено, не было заметно, что в чемодане рылись, но конвертов с деньгами, вложенных по частям в три еще не прочитанные книги о Гарри Поттере, – там не оказалось. Опытный, ушлый народ работал в международном терминале «Шереметьево». И что теперь? Предъявлять иск аэропорту за недекларированные, можно сказать – контрабандные деньги, которые она нелегально собиралась вывезти за рубеж? Нереально. Деньги пропали, и о них следовало забыть. Поплакать и забыть. И попробовать жить в новых условиях сообразно новым открывшимся обстоятельствам и новому бюджету. В первую очередь следовало переехать в более дешевую гостиницу. И тут визитка немецкого посредника оказалась как нельзя кстати.